О том, какой вред нанес я этим безрассудством лично Некрасову, нечего и толковать: известно, что целые четыре года цензура оставалась лишена возможности дозволить второе издание его «Стихотворений»; оставалась бы лишена и дольше, если бы по счастью не принял на себя заботу о разрешении цензуре этого дозволения граф Адлерберг, граф А. В. А., о котором говорится на стран. LXXII «Биограф. сведений».

Когда я написал Некрасову (бывшему за границею) о буре, постигшей «Современник», в ответ я получил только выражение, что это очень жаль, но — никакого упрека мне.

Как назвать это, если не великодушием?

Когда он возвратился из-за границы, я при первой встрече стал говорить о том, что моя ошибка очень много повредила «Современнику»; он сказал добродушно, без малейшей досады: «Да, конечно, это была ошибка; вы не догадались подумать, что если я не поместил «Поэта и гражданина» в «Современнике», то значит находил это неудобным» — и, сказав это, он стал говорить о другом, а после того ни разу не напоминал мне ошибку, сделанную мною тогда; ни разу.

Случалось мне и после делать ошибки, наносившие тяжелый вред «Современнику»; никогда не слышал я от Некрасова никакого упрека ни за одну из них. — Наконец, издание «Современника» было приостановлено. Из-за кого? — Исключительно из-за меня. Я не услышал от Некрасова ничего подобного упреку и после этого удара, полученного журналом из-за меня.

Он был великодушный человек сильного характера.

Прибавлю к прежним заметкам еще две.

1) Для всех очевидно, что в пьесе «На Волге (Детство Валежникова)» есть личные воспоминания Некрасова о его детстве. — Однажды, рассказывая мне о своем детстве, Некрасов припомнил разговор бурлаков, слышанный им, ребенком, и передал; пересказав, прибавил, что он думает воспользоваться этим воспоминанием в одном из стихотворений, которые хочет написать. — Прочитав через несколько времени пьесу «На Волге», я увидел, что рассказанный мне разговор бурлаков передан в ней с совершенною точностью, без всяких прибавлений или убавлений; перемены в словах сделаны лишь такие, которые были необходимы для подведения их под размер стиха; они нимало не изменяют смысла речи и даже часто с грамматической и лексикальной стороны немногочисленны и не важны. Вместо

«а кабы умереть к утру, так было б еще лучше», — в пьесе сказано —

А кабы к утру умереть.

Так лучше было бы еще;

только такими пятью, шестью переменами отличается передача разговора в пьесе от воспоминания об этом разговоре, рассказанного Некрасовым мне. Когда я читал пьесу в первый раз, у меня в памяти еще были совершенно тверды слова, слышанные мною.

2) О пьесе

«Размышления у парадного подъезда»

могут сказать, что картина

«Созерцая, как солнце пурпурное

Погружается в море лазурное» и т. д.

— живое воспоминание о том, как дряхлый русский грелся в коляске на солнце «под пленительным небом» Южной Италии (не Сицилии). Фамилия этого старика — граф Чернышев.

Вторая заметка: в конце пьесы есть стих, напечатанный Некрасовым в таком виде:

«Иль, судеб повинуясь закону», —

этот напечатанный стих лишь замена другому, который когда-нибудь услышишь от меня, мой милый друг, если он не попал до сих пор в печать.

«Предисловие» издательницы должно быть перепечатываемо при всех будущих изданиях стихотворений Некрасова. Оно достойно того. И оно незаменимо никаким другим.

На заглавном листе не выставлено имя издательницы. И под предисловием нет ее имени. В предисловии неизбежно было ей упомянуть о себе, кто же она. И она сказала о себе, что она «сестра покойного»; только.

Ясно, каков был характер Анны Алексеевны Буткевич. Действительно, она была женщина чрезвычайно скромная. Можно было десятки раз вести при ней разговоры о литературных делах с Николаем Алексеевичем и не услышать от нее ни одного слова, относящегося к содержанию этих разговоров; до такой степени была она чужда желанию выказывать свой ум и свою начитанность.

Предисловие свое начинает она тем, что приводит слова, которыми Некрасов мотивировал и высказывал желание, чтобы по его смерти не были вносимы в собрания его стихотворений те пьесы или части пьес, которые, по его желанию, не должны быть вносимы.

Желание было разумно. И Анна Алексеевна заслуживает безусловно похвалы за то, что «сочла своею обязанностью свято исполнить» эту «волю» своего брата.

«Незадолго до своей смерти он, по-видимому, был занят мыслью приготовить текст нового издания», — продолжает она: — «После него сохранился экземпляр, который [он] перечитывал, исправлял». Действительно, нельзя сомневаться: то было приготовление нового издания.

Комментарии

Сочинения Пушкина

Впервые опубликовано в «Современнике», 1855, No№ 2, 3, 7, 8.

В связи с выходом второго посмертного издания сочинений Пушкина под редакцией П. В. Анненкова (СПб, 1855), значительно пополненного по сравнению с предыдущим собранием сочинений поэта, Н. Г. Чернышевский написал цикл статей, положивших начало широкой дискуссии о так называемых «пушкинском» и «гоголевском» направлениях в русской литературе. Помимо этих статей и биографического очерка для юношества, критик касается творчества Пушкина и в ряде других своих сочинений («Очерки гоголевского периода русской литературы», рецензия на «Поэтику» Аристотеля). Ставя большие теоретические вопросы, критик отстаивает материалистические представления о смысле и природе художественного творчества, революционно-просветительские взгляды на искусство и литературу.

Отношение Чернышевского к Пушкину было противоречиво, сложно, что объясняется конкретной ситуацией, которая сложилась в русской литературной критике середины 50 — начала 60-х годов. Противники революционно-демократической идеологии, теоретики «чистого искусства» из лагеря либералов, по существу фальсифицируя наследие поэта, основоположника реализма в новой русской литературе, пытались воспользоваться именем Пушкина, его авторитетом для утверждения своих классово корыстных целей.

Выступая против демократической литературы 50-60-х годов, которая развивала традиции Гоголя, такие критики, как Дружинин, Дудышкин, Боткин, объявляли Пушкина «чистым художником», отрешенным от общественных интересов.

В ходе ожесточенной полемики Чернышевский и его соратники не всегда были достаточно историчными. Иные их оценки отличались односторонностью. Надо принимать в учет и то обстоятельство, что в те времена еще не были известны многие факты биографии великого поэта-гражданина, в том числе подлинные обстоятельства трагической гибели Пушкина. Исходя из своего понимания задач искусства, Чернышевский вслед за Белинским отдавал предпочтение Гоголю, чье творчество, обнажающее социальные противоречия, более удовлетворяло идейно-эстетическим потребностям эпохи революционного подъема. Что касается Пушкина, то он, по мысли критика, великое свое дело — ввести в русскую литературу поэзию, как прекрасную художественную форму, — совершил вполне. Узнав поэзию, как форму, русское общество могло идти уже далее и искать в этой форме содержания. Тогда началась для русской литературы новая эпоха, первыми представителями которой были Лермонтов и Гоголь.

Марксистская критика внесла серьезные коррективы в эту отличающуюся известной однолинейностью концепцию историко-литературного процесса. Об односторонности характеристики поэзии Пушкина писал Плеханов в работах о Чернышевском (см. Г. В. Плеханов. Искусство и литература, М., 1948). Вместе с тем очевидно, что, несмотря на односторонность, усугубленную полемическим заданием, Чернышевскому и Добролюбову удалось во многом трезво и проникновенно разобраться в наследии великого поэта, в его национальном и мировом значении.

Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения

Впервые напечатано отдельным изданием без имени автора в Петербурге в 1856 году.