— Расскажите мне о Сурлё.

— Их двое, — сказал комиссар, — Эмиль и Гастон. Это — Эмиль, старший.

— Чем он занимался?

— Торговал недвижимостью, а под этим здесь подразумевается многое. Конечно, он покупает и продает, но он также собирает арендную плату, получает комиссионные — короче, целая кухня…

— Богат?

— Говорят, да. Но никаких внешних признаков. Так обычно и бывает у людей его профессии из-за налоговой полиции.

— А его брат?

— Гастон владеет мукомольней чуть подальше. Тот тоже вполне обеспечен.

— Они ладили?

— Не то слово, неразлучны.

— Эмиль женат?

— Нет. Он жил как старый секач. Гастон женат. У него взрослый сын, сейчас служит.

— Вы предупредили его?

— Это как раз он обнаружил своего брата. У них общие дела: здесь полная мешанина в этой семье. Он вам объяснит лучше, чем я. К концу каждого месяца он приходил к Эмилю, когда тот возвращался из своих поездок. Они занимались своими подсчетами вдвоем.

— Но все-таки не среди леса!

— Нет, конечно. Мы находимся в двух шагах от усадьбы Эмиля.

Комиссар взял меня за руку и повлек к дорожке, которая виднелась чуть поодаль, между соснами. В глубине я обнаружил ограду и двускатную крышу здания, напоминавшего старинный замок.

— Это здесь, — сказал комиссар. — Эмиля застрелили, когда он сбавил скорость, чтобы повернуть.

— Если я правильно понимаю, его обокрали?

— Очевидно! Я не вижу его портфельчика. По словам Гастона, Эмиль складывал деньги своих клиентов в старенький портфельчик. Всего около четырех тысяч франков.

— А где он, Гастон?

— Поехал предупредить жену. Он вскоре вернется.

Рокот мотора вернул нас на поляну. Прибыл врач. Рукопожатия, привычные банальные фразы. Покуда он обследовал тело, я попытался не то чтобы определить, но приноровиться к задействованным лицам, обстоятельствам, месту происшествия. Городские преступления, да позволено мне будет сказать, подходят мне больше, чем эти преступления «на природе», их виновники располагают полной свободой, чтобы скрыться. Ружье, дробь, патрон!.. В местности, где все охотятся, я найду их повсюду — эти ружья, дробь и патроны даже того же самого калибра! Комиссар угадал мою растерянность и шепнул:

— Без сомнения, это Жюль стрелял.

— Жюль?

— Да, Марасэн. Из-за него одни неприятности. Он был егерем у графа Сен-Андре, а потом, после смерти своей жены, принялся пить. Графу пришлось его уволить, и Марасэн стал чем-то вроде дикаря. И это он, когда-то такой исполнительный и добросовестный, теперь промышляет браконьерством; при случае и стянет что по мелочи, а когда «под мухой», то способен на все. У него уже две судимости: одна за побои с увечьями, другая — за кражу. Я действительно не вижу никого другого, кто…

— Он далеко отсюда живет?

— Нет. Минут десять на вашей машине.

— Тогда поехали!

Марасэн потрошил кролика на маленьком дворике возле лачуги, где он жил. Впрочем, местечко очаровательное: много цветов, серебрящиеся на солнце тополя и в конце тропинки — темные воды Сарты, в которых отражаются коровы, пасущиеся вдоль берегов. Марасэн был одет в замшевую куртку, в глазах просвечивало безумие. Увидев нас, он осклабился.

— Покажи свое ружье, — сказал комиссар.

По его тыканью я определил степень падения этого человека. Марасэн движением подбородка указал нам на хижину. Я вошел за комиссаром. Ружье висело у очага.

Комиссар переломил стволы, вытащил два патрона из красного картона и понюхал оружие.

— Так и есть, — пробурчал он. — Мерзавец!

Не выпуская ружья, он ринулся во двор.

— Где ты спрятал деньги?

Тот преспокойно отделял шкуру кролика кончиком ножа.

— Хотел бы я иметь деньги, которые можно прятать, — сказал он.

— Вы знаете, что Эмиль Сурлё умер? — сказал я.

— А! Вот так новость!

— Он был убит выстрелом из ружья с час назад… Ружье, как ваше, и патроны, как ваши…

Я показал ему стреляную гильзу из красного картона, которую я подобрал за деревом.

— И твоим ружьем недавно пользовались! — крикнул комиссар.

— А чем я, как вы думаете, убил этого кролика? — спросил Марасэн по-прежнему невозмутимо-наглым тоном.

— Не надо горячиться, — сказал я. — Расскажите мне, что вы делали во второй половине дня.

— Так вот, я ушел часа в три. Переправился через реку, поднялся до Круа-де-Берже; там я застрелил кролика и вернулся через Катр-Шмэн.

— Признаешься! — воскликнул комиссар. — Именно там-то Сурлё и убили.

— Хотелось бы взглянуть на него, — не смущаясь, сказал Марасэн.

— Во что вы были обуты? — спросил я.

— Вы не охотник, — сказал он презрительно. — В сапоги, конечно.

— Где они?

— На кухне.

Они там и стояли. Старые резиновые сапоги с подошвой в клеточку.

— Да он издевается над нами, — негодовал комиссар. — Я забираю его.

— Подождите!

Я быстро обыскал кухню и комнату, служившую спальней.

— Время только теряете, — вновь заговорил комиссар. — Он мог спрятать деньги где угодно. Может, не у себя, а под каким-нибудь деревом.

Он рассуждал резонно. Марасэн — хитер и осторожен. Если он и виновен в преступлении, то принял меры предосторожности.

Я позволил комиссару действовать по его усмотрению. Марасэн не оказал никакого сопротивления. Он демонстрировал пренебрежительное равнодушие. А мне вспоминались некоторые выражения комиссара Мерлина, моего учителя. «Нажива, — частенько повторял он, — что это значит — нажива? Все может стать наживой. Но не только деньги надо принимать в расчет. Существуют и любовь, и ненависть, и ревность. Преступление затрагивает многие стороны!»

На поляне нас ожидал сюрприз. За время нашего отсутствия врач переместил тело и обнаружил портфельчик, который соскользнул под сиденье. В нем находилось три тысячи шестьсот пятьдесят франков.

— Это как раз та сумма, — сказал нам брат убитого, которой уже успел вернуться обратно.

Гастон Сурлё был низким, широкоплечим, в куртке на меху, но, несмотря на свой спортивный вид, морщинистым, усохшим, со слезящимися глазами, лицом походил на старика. Он смотрел на Марасэна с удивленным любопытством. Я обернулся к комиссару.

— Я полагаю, мы немного поторопились!..

Марасэн ухмыльнулся.

— Бросьте вы, господин инспектор. Я привыкший. В этом районе я в любом деле виноват!

Я обратился к Гастону Сурлё:

— В котором часу вы обнаружили труп брата?

— Чуть позже шести. Я услышал, как звонили к заутрене, в тот момент, когда входил в лес.

— Вскоре после совершения преступления, — вмешался врач.

Марасэн слушал; его сжатые губы, казалось, сдерживали улыбку. Он, наверное, радовался нашему полному провалу. Я отвел комиссара в сторону.

— Если хотите, считайте его подозреваемым, но отпустите. В любом случае далеко он не уйдет.

— Коли это не он, так, значит, Бурса, — сказал комиссар, казавшийся ужасно расстроенным.

— А это кто такой?

— Клеман Бурса? Это двоюродный брат Сурлё.

Забавный он был, этот комиссар. Он изучил район как свои пять пальцев, знал все семейные секреты, все сплетни. В целом он являл собой общественное мнение кантона, замкнувшегося на своих пересудах и обидах. Мне оставалось лишь слушать.

— Любой вам скажет, что Бурса и Сурлё были на ножах. О, это давняя история. Их дед был очень богат. Именно Эмиль Сурлё ухаживал за ним. Он взял его к себе, потому что жена Бурса не хотела держать старика у себя. Похоже, что тот не всегда вел себя подобающим образом. Ну а потом, когда дед умер, обнаружилось, что наследство не такое уж богатое. Бурса остался при своем мнении, что два братца наложили руку на большую часть состояния.

— Удивительно мне это! Земли, ценности!..

Комиссар улыбнулся.

— Вы их не знаете, этих местных! Старик слыл недоверчивым. Конечно, как и все, он имел недвижимость. Но всю наличность держал в золоте. У всех у них в углу припрятаны денежки в чулке. Вы же понимаете, политическая ситуация может измениться. А золото, оно не обесценивается. И спрятать легко! А еще легче скрыть от наследников. Бурса подал в суд и проиграл как раз накануне войны. Во время оккупации он попытался добиться ареста Сурлё. Ими обоими заинтересовались. Но доказательств никаких. Потом у Эмиля произошел какой-то таинственный пожар… Он возбудил дело. Расследование ничего не дало. Я опускаю все остальное: высказывания, угрозы. Бурса, у которого голова горячая и который любит заложить за воротник, поносит своих кузенов на чем свет стоит. О Сурлё говорят, что он представляет угрозу для общества.