Или, выражаясь языком Эллы, «человек ее круга».

Итак, на второй день после моего возвращения из беспамятства я выяснила, что нахожусь в поселке Старое Бочарово, расположенным в шестидесяти километрах от Москвы. Поселок был относительно новым, но застраивался не слишком быстро. Цены на землю здесь были ого-го, а вот условия настораживали. Скажем, канализация. До ближайшей трубы следовало тянуть два километра, и цивилизованный комфорт влетал в копеечку. Опять же, природные условия подкачали: лес в наличии имелся, а речки поблизости не было. Так что поселок застраивался по принципу «знакомые рядом».

Первым новоселом стал некто Саша. Тот самый мужчина с неприятными двухцветными глазами, который делал мне уколы.

Как мне удалось выяснить, по основной своей специальности Саша был врачом. Точнее говоря, военным хирургом.

Закончил он военную медицинскую академию довольно давно, еще в конце семидесятых, и тут же отбыл исполнять интернациональный долг в Афганистан. Там и прослужив вплоть до вывода войск. Вернувшись назад, купил небольшой участок подальше от Москвы, благо цены тогда были еще не ломовые, и построил симпатичный домик.

Отсутствие соседей Сашу ничуть не смущало. Человек он, судя по всему, был нелюдимый, к общению не стремился и разрастание поселка отнюдь не приветствовал.

С личной жизнью у отставного военного хирурга дело обстояло глухо. Элла могла предъявить мне только смутные слухи. Говорили, что в Афгане Саша женился на какой-то местной освобожденной женщине востока. Вроде бы имелся и ребенок, только непонятно, сын или дочь. Но произошла очередная смена власти, и его семью вырезали «непримиримые».

Опять-таки, за достоверность этих данных Элла не ручалась. Ясно было только одно: жил Саша один и менять статус-кво явно не собирался.

Пять лет назад Максим познакомился с бывшим военным хирургом на съемках какого-то фильма. Сашу пригласили выступить консультантом, на что тот неожиданно согласился.

Странно, но с Максимом они подружились очень быстро, и настолько крепко, что Волохов решил построить дом поближе к новому другу. И как Элла ни заламывала руки, указывая на отсутствие общества в радиусе шестидесяти километров, муж остался непреклонным.

Дом построили, семейство переехало.

Сама Элла к Саше относилась сдержанно. «Темный тип» ─ вот определение, которое она дала мне, не задумываясь.

Я вспомнила переливчатые глаза непонятного цвета и согласилась с хозяйкой дома.

Третьим камикадзе, примкнувшим к их закрытому обществу, стал некто Стефан Викторович Богданович.

О нем Элла говорила трепетным голосом, пряча глаза, и я предположила, что это и есть тот самый самец из категории красивых павлинов, который способен разрушить благополучную женскую судьбу.

Стефан был значительно младше Эллы. Блистательные мужские тридцать пять против осенних женских сорока трех наводила на грустные мысли о переменчивости и непостоянстве. И, в общем, оказались правильными.

Стефан перетащил следом за собой некую Викторию Грачеву, даму деловую, успешную, издательницу нескольких популярных женских журналов.

О ней Элла говорила с нескрываемой злобой, и я поняла, что это и есть та самая удачливая соперница, которую ненавидит любая женщина, даже заочно.

И, наконец, пятым обитателем поселка был загадочный тип, про которого ходили разные слухи. Одни говорили, что это доверенное лицо президента одной бывшей республики Советского Союза. Лицо, которое готовило своему шефу плацдарм для отступления после выборов и последующей новомодной революции.

Другие считали, что это удачно обанкротившийся владелец крупного алюминиевого завода.

Третьи предполагали…

Впрочем, неважно.

Версий было множество, ни одна не подкреплялась доказательствами, следовательно, все они имели право на существование.

Еще три коттеджа строились для людей, незнакомых старожилам. Строились они медленно и никакой роли в этой истории не играли.

Вот вкратце вся диспозиция.

Максим Леонидович в мою комнату не заходил ни разу, исключая тот день, когда я пришла в себя. Его отношение к своей персоне я прекрасно ощущала: он мне не доверял.

Впрочем, имел право. Не говоря о том, что он меня совсем не знал, я сама себя не знала и могла оказаться кем угодно. В том числе агентом, засланным конкурирующим продюсером.

Поэтому на отсутствие его визитов я нисколько не обижалась, и даже радовалась им.

На третий день я решила встать с постели и пройтись по дому. Чувствовала я себя прекрасно, конец февраля подарил нам чудесные морозные дни, и мне хотелось вдохнуть в себя уходящий зимний воздух.

Поэтому я попросила принести мою одежду. Молодая приветливая горничная притащила отстиранные и отглаженные тряпки, которые почему-то казались мне чужими.

Серый свитерок без всяких узоров и финтифлюшек.

Элла говорила, что это хорошая шерсть и что такой свитерок не продается на барахолках столицы.

Черная шерстяная юбка.

Лейбл отсутствовал, что указывало на то, что юбка была сшита, а не приобретена в готовом виде. Но опять-таки по утверждению Эллы, крой был отличный, швы тщательно обработаны, а фасон с «запахом», несмотря на свою скромность, не был стандартным.

Дальше. Белье.

Элла говорит, что белье дорогое, и не верить ей у меня оснований нет. В чем-чем, а в хороших шмотках она разбирается превосходно. Не один год потратила на получение достойной квалификации.

Дальше. Чулки.

В этом вопросе Элла меня слегка осудила. Не за качество, боже упаси! Чулки были достаточно дорогими, чтобы снискать ее одобрение. Она по-матерински отругала меня за то, что я расхаживаю зимой в тонких трусиках и чулочках, не обременяясь теплыми подштанниками.

─ А если начнутся осложнения по женской части? Если родить не сможешь? – негодующе спрашивала Элла, и даже сплюнула через плечо от ужаса.

Впрочем, через минуту она нашла объяснение моей нерадивости. В тонких чулочках без всякого прикрытия я расхаживала, разумеется, только потому, что ездила в машине. Вопрос, куда подевалась эта машина, и почему я притащилась в поселок пешком, остался за кадром.

Итак, я поднялась с кровати, аккуратно сложила отстиранные и отглаженные вещи на стул и побрела в ванную.

Вошла, включила свет и внимательно осмотрела крупногабаритный санузел, оформленный в стиле античной мозаики. Красиво, что и говорить.

К моим услугам были душевая кабинка и огромная ванна-джакузи. Немного поколебавшись, я выбрала ванну.

Заткнула водосток, плеснула щедрую порцию душистой пенной жидкости и направила на нее теплую струю из-под крана. Откинула голову на резиновую подушечку, разложила руки по краям ванны и замерла.

Ванна наполнялась быстро. В воздухе запахло цветочным лугом и свежескошенными травами. Запах был легким, ненавязчивым, но довольно устойчивым. Во всяком случае, даже через час после принятия ванны я чувствовала, как пахнет моя кожа.

Я, не торопясь, намылила губку и принялась драить свое тело. Удовольствие от процесса я получала огромное, из чего сделала вывод: в сознательной прошлой жизни я привыкла регулярно мыться.

Что ж, хоть один позитивный вывод.

Содрав с себя неприятный запах болезни, я нашла шампунь с бальзамом и тщательно вымыла голову. Волосы у меня оказались длинными и густыми. Цвет я не разобрала: то ли каштановые, то ли медные. Посмотрю, когда высохнут.

Вылезла из ванной, выдернула пробку и принялась изучать баночки с кремами, стоявшие на полочке перед затуманенным зеркалом. Нашла разные варианты для сухой, жирной и нормальной кожи. Немного поколебалась и выбрала последний. Намазала лицо желтоватым нежирным кремом, кожа благодарно вздохнула и моментально впитала его в себя.

Удивительное комфортное состояние.

Все так же неторопливо я выбрала крем для рук и тела, осмотрела свои ногти.

Маникюра у меня нет, хотя руки довольно ухоженные. Интересно, почему я не отпускаю ногти?

Не помню.

Я открыла шкафчик с матовым стеклом, встроенный в стену. Там лежала куча ненужных после ванной предметов, которыми запасается любая рачительная хозяйка.