Катя (вздрогнула). Монахов и доктор похожи на лягушек…
Степан. Что вам делать здесь? Ну, выйдете вы замуж за какого-нибудь купчика, вроде вашего брата…
(Видит Богаевскую, немного смущен, поправляет фуражку.)
Богаевская (улыбаясь). Что, милый? Чего конфузитесь?.. Он хорошо говорит, Катюша… честно говорит! Ничего не обещает — это хорошо… А когда обещать начнет — не верь…
Степан (грубовато, очень искренно). Знаете… славная вы… честное слово!
Богаевская. Ну, ну… идите! Идите… живите!
(Степан и Катя уходят.) Эх… милые вы мои человеки… (Идет Лидия, читает какую-то записку, нервно двигает бровями.) Лидуша!
Лидия. А, вы здесь? Надоели вам эти люди, да?
Богаевская. В мои годы люди скоро надоедают… Послушай-ка, хочу я тебе сказать… присядь-ка! Видишь ли, я тринадцать лет безвыездно прожила здесь… одичала я и многого теперь не понимаю… так ты уж извини мне… ежели я что-нибудь не так скажу…
Лидия (кладет ей руку на плечо). Не нужно говорить об этом… Ведь вы… по поводу моих отношений к Черкуну?
Богаевская. Да, да… Болтают они тут… перемигиваются…
Лидия. Что нам они?
Богаевская. Ну… не о чем и говорить.
Лидия (задумчиво). Вот… если хотите… Его жена прислала мне записку, в которой сообщает, что у нее нет вражды ко мне… что-то в этом роде. Как жалки люди, не правда ли?
Богаевская. Люди-то? Да-а… Ее мне жалко…
Лидия (улыбаясь). Надеюсь, вы не считаете меня способной отнять у нищего его единственный кусок?
Богаевская. Ну что ты, Лидочка! Ты — Богаевская, а этого достаточно, чтобы знать себе цену… Ну, отдохнула, пойду к ним снова… Скажи — он нравится тебе?..
Лидия. Не очень… Но среди других…
Богаевская. Груб он… резок… Ну, дай бог счастья тебе…
Лидия. О, тетя… если я захочу, я сама возьму…
Богаевская (тихо). Вот они идут…
Лидия (пожимая плечами). Зачем же шептать?
(Идут Анна, Надежда, Черкун.)
Богаевская. Здравствуйте, Анна Федоровна… Вот как приятно для меня: день моего рождения, и вы приехали…
Анна (нервно оживлена). Поздравляю вас… Здравствуйте, Лидия Павловна. (Лидия подает руку, молча улыбаясь.) Так странно мне — я жила это время почти одна, в глухом деревенском углу, в тишине… и вот теперь попала прямо в этот шум… даже голова кружится!..
Черкун (хмуро). Ты бы отдохнула…
Анна. Потом… А где же Катя?
Надежда (Лидии). Какая Анна Федоровна миленькая стала, — смотрите-ка!
Лидия. Она всегда была такой красивой… мне кажется…
Катя (бежит). Приехала! Ай, как хорошо… как я рада, милая… приехала! Как похудела… а глаза какие…
(Они обнимаются. Черкун хмурит брови. Надежда следит за ним и Лидией. В кустах Веселкина, Монахов.)
Анна. Какие?
Катя. Серьезные… беспокойные.
Анна. Как ты живешь, скажи?
Катя. Мне хорошо… интересно! Я все гуляю с Лукиным… отец меня грызет за это — ух как! А Лукин — он очень умный… только говорит со мной, как с девочкой… Он гораздо лучше говорит с мужиками… Пройдемся, а?
Анна (идет). Он ведь сам из простых…
(Цыганов идет. Черкун смотрит вслед жене, из-за деревьев ему улыбается рожа Монахова. Вдали стоит доктор. Лидия, напевая, чистит грушу.)
Черкун. Ты что же бросил гостей?
Цыганов. Надежда Поликарповна ушла, а вдали от нее — я чувствую себя не на своем месте…
Надежда. Как хорошо вы говорите комплименты: сразу и не поймешь даже…
Цыганов. Благодарю за комплимент:
Надежда. А вот Егор Петрович… никогда не говорит любезностей…
(Лидия идет к дому.)
Цыганов. Это мужчина дикий, невоспитанный…
Надежда. Маврикий! Что ты там нашел?
Монахов. Паука…
Надежда. Какие гадости!
Монахов. Я люблю наблюдать… занятие поучительное…
Цыганов. Чему же учит вас паук, а?
Монахов. А вот он поймал букашку и — сам-то маленький — не может сладить с ней… Посуетился около нее, к соседу побежал — помоги, дескать, съесть…
Доктор (издали, грубо и глухо). Он действует, как вы, Монахов… совсем как вы… (Идет прочь.)
Цыганов. Что такое?
Надежда. О господи… вот испугал.
Монахов. Выпил! В пьяном виде многие философствуют. (Идет туда, где скрылся доктор.)
Черкун. Удивительно грубое животное этот доктор!
Цыганов. Вы слышите, как говорит этот рыжий господин, а?
Надежда. Правду говорит… и это очень хорошо… И всегда Егор Петрович говорит прекрасно…
Цыганов. Нам придется стрелять друг в друга, Жорж, я это чувствую!.. Богиня моя, уйдемте прочь от него… он скверно действует мне на нервы… Давайте гулять по саду и говорить о любви…
Надежда (идет). А вот Егор Петрович никогда не говорит о ней…
Цыганов. Он — личность бесстрастная…
Надежда. Уж это извините… Как вы хорошо зовете его — Жорж.
(Уходят. Черкун озабоченно колотит пальцами по столу и резко насвистывает что-то. Идут Анна, Катя, Степан. Со стороны дома слышен торжествующий голос Притыкина. Ко времени, когда Анна начинает говорить о детях, у стола являются исправник, Притыкин. Гриша, шевеля губами, внимательно читает этикетки на бутылках.)
Притыкин. А я-таки наговорил словечек старому черту Редозубову, будет он меня помнить. Он боится задеть меня здесь, а я тут — свой человек! (Хохочет.)
Анна. Прошло два месяца, но, право, точно годы я прожила! Так все это страшно…
Степан. Да-с… жизнь серьезная…
Анна. Ты знаешь, Катя, — есть люди, которые с наслаждением бьют женщин… кулаками по глазам… по лицу, до крови… ногами бьют… ты понимаешь?
Катя (негромко, не сразу). Я знаю. Отец бил маму… Гришу бьет…
Анна (тоскливо). О боже… милая моя, дитя мое!
Черкун. Ты сядь… не волнуйся…
Степан. Забавно мне смотреть на вас… вы точно вчера прозрели…
Анна. Какие страшные дети есть там! Они заражены… болезнью… глаза у них тревожные, унылые, точно погребальные свечи… А матери бьют и проклинают своих детей за то, что дети родились больными… Ах, если б все люди знали, на чем построена их жизнь!
Притыкин. Мы знаем! Это вам в диковинку, а мы очень даже хорошо знаем! Народ — зверье… и становится все хуже… Еще бабы — смирнее, а мужики сплошь арестанты!
Монахов. Ну и бабы тоже. Кто тайно водкой торгует?
Исправник. О да! А вам известно, как они мужей травят? Испечет, знаете, пирожок с капустой и мышьяком и — угостит, да-с.
Катя (горячо). А как же иначе, если они дерутся? Так и нужно.
Притыкина (пугливо). Ах, милая! Ведь что говорит!
Исправник (шутя). А вот за такие речи я вас, сударыня…
Катя. Не дышите на меня… ф-фу!
Анна (растерянно). Но, господа, если вы знаете все это…
Черкун. Не будь наивной, Анна…
Степан (усмехаясь). Кого вы здесь думаете удивить?
Катя. Как не люблю я вашу улыбку… Чему вы смеетесь всегда?
Степан. Жизнь полна преступлений, которым имени нет… и преступники не наказаны, они всё командуют жизнью… а вы — всё только ахаете…
(Исправник берет под руку Притыкина и уходит с ним.)
Катя. Ну, что же делать?
Анна. Что нужно делать?
(Гриша оглянулся, взял со стола бутылку и уходит с ней.)
Степан. Открывайте глаза слепорожденным — больше вы ничего не можете сделать… ничего!