Феофан. Нюхаю.

Маргарита. Что нюхаешь?

Феофан. Чем пахнет, нюхаю. Дура, это у меня от водки глаза выперло, а я все понимаю. Видала?

Делает неопределенный жест над головой.

Маргарита. Что?

Феофан (таинственно). Небо опускается. Голова болит?

Маргарита. Болит.

Феофан. Ну то-то! Каменное оно. Ты можешь морду вверх поднять?

Маргарита. Могу.

Феофан (таинственно). А я нет. Кто тут был сейчас?

Маргарита. Никого. Яков.

Феофан. Ну, Яков. А еще кто?

Маргарита. Никого.

Феофан (хитро). Никого? Хм, потеха. А отчего ж дышать нечем, если никого, ну-ка, скажи-ка? А отчего ж ты трясешься, если тут никого не было? Был — был и опять придет.

Маргарита. Кто? Не пугай ты меня. Ну, кто?

Феофан (таинственно). Называемый никто. Молчи! Яшку-каторжника позови, пусть он нам попляшет, а мы посмотрим. Ну зови, зови же, а то избу разворочу: силы у меня, как у Самсона. Как двину — так сей храм филистимлянский и набекрень.

Маргарита. Ну, и пляшите с ним.

Выходит. Феофан один. Пьет и поет.

Феофан. Во пиру ль я была, во беседушке… А Яшка-каторжник! Встань предо мной, как лист перед травой.

Вошли Маргарита и Яков. Маргарита, закутавшись платком, садится в угол.

Яков. Что тебе? Зачем зовешь?

Феофан. Пляши.

Яков. За этим?

Феофан. Пляши, Яшка-каторжник! Вот тебе мой сказ: и будешь ты отныне и до века плясать, как плясовица Иродова. Нет тебе, сквернавцу, моего прощения, — лучше и не проси (кривит рот). Усмехаешься?

Яков. Усмехаюсь.

Маргарита (из угла). Наплачешься, Яков.

Феофан. Яшка! И вот тебе мой сказ: и будешь ты усмехаться отныне и до скончания века. Кто убил, говори.

Яков. Я.

Маргарита. Яков! Зачем болтаешь?

Яков. А что ж он орет? Я убил. Слыхал? Чучело огородное.

Феофан (протяжно). Слыхал! Очень даже слыхал.

Яков. И еще убью, слыхал? Молчи, Маргаритка, — чего он разорался тут? Какую волю взял, подумаешь. А откуда ты ее взял? Ну и грешники, ну и ад, ну и смола кипящая, — ну а еще что?

Феофан. Не боишься?

Яков. Тебя не боюсь и никого не боюсь, а себя боюсь. Да и себя не боюсь! — и кто я такой, Яшка-дворник, чтоб мне себя бояться? Надоешь ты мне окончательно — видишь нож (берет нож) — вот возьму и распорю тебе брюхо, дух и выпущу. Что ты будешь без духа? Падаль!

Маргарита. Яша, я рассудка лишусь. Ножом грозишься! И что это, и где это я? Яшка, я головой биться начну.

Яков. Маргарита, не мешай — чего он тут орет, падаль! — Ты мне, Яшке-дворнику, не указ, падаль! — и никто мне не указ. Должен я тебе — так на — бери!

Выбрасывает из кармана поддевки смятые бумажки, мелочь. Любуется собою.

Вот он я какой — видал?

Феофан. Душегуб!

Яков. А где душа? А ты мне ее показал? Где душа? Ты мне ее покажи, ты мне ее обнаружь, ты мне ее на ладоночку положи — тогда, может быть, я тебя и помилую, всех помилую. Нашего Яшу хоть в пирог, хоть в кашу, — а у нашего Яши из-за вас ноги отнялись, плясавши! Маргаритка, не мешай! Маргаритка, сиди тихо, пока я тебя не заметил! Ох, кого замечу — да и плохо ж тому будет. Вот я какой!

Маргарита. Ох, голубчики, да где же свет? Темно мне. Яшенька, милый, остановись — я сейчас головой биться начну!

Феофан. Яшка, стой, не уходи!

Яков. Я и стою — ослеп? Вот он — я.

В дверь из сенец проскальзывает Нюша и в истоме любопытства нестерпимого замирает у порога. Вначале ее не замечают — только Яков мельком взглядывает на нее и отводит глаза. В избе все тот же непрерывный и зловещий топот пляшущих, дикие взвизги, отрывки песен.

Феофан. Яшка, стой, не уходи. Дай сказать, Яшка! О, Господи, смилуйся. Подаждь, Господи! Вразуми и наставь! Я слово-то знаю. Я его так знаю, я тебе его так скажу… ну?

Яков. Ну? Не ты запрягал, чего нукаешь?

Феофан. Убил?

Яков. Убил.

Нюша (быстро). Убил, говорит. Ну?

Маргарита. Ты опять, Яков?.. (Заметив Нюшу.) А ты зачем сюда? Кто тебя звал — опять прилезла. Пошла вон! Яша, прогони ее.

Яков (равнодушно). Пускай ее.

Маргарита. Еще мало нахвастал, еще мало наблаговестил? Ну хвастай, хвастун, не мне отвечать! Сам отвечать будешь.

Яков. Сам и отвечу, вы не беспокойтесь, Маргарита Ивановна.

Маргарита. Ступай вон, девчонка, слышишь?

Нюша. Сейчас. Деньги-то по полу рассыпаны, это Яков Иванович рассыпал. Он, кому же больше: так и сыпет денежки, так и сыпет.

Яков (Феофану). Что ж молчишь, долго мне ждать? Поживей, падаль, меня девки зовут.

Феофан. Я сейчас!.. Ты подожди!..

Яков. Потерял слово-то?

Феофан. Потерял, Яша.

Яков. Потерял, Яша! Ищи, падаль. Ты зачем меня тревожил? Ищи, а я папиросочку покурю.

Садится и закуривает папиросу, сплевывает, с небрежным видом закладывает нога за ногу, рассматривает отвернутую полу поддевки.

Дрянь сукнецо-то, Маргарита, настоящего цвету не имеет, надо другое взять. Нюшка, хорош я?

Нюша. Уж и так хорош, уж и так хорош! Спрашивает: Нюшка, хорош я?

Яков. Ну то-то.

Феофан. Ох, головушку мне всю раздавило — нет во мне воздыхания. О, Господи Владыко!.. Океаны — моря все тверди земные и небесные — ох, да и тяжело же мне… Яков, ты что мне сказал: и еще убью?

Яков. И еще убью. Н-ну?

Нюша (как эхо). Ну?

Феофан. Яшка! Не смей убивать!

Нюша (тихо и быстро). Яшка, не смей убивать.

Яков. А кто мне запретит? — Ты?

Феофан. Я.

Нюша. Я.

Яков. А ты кто?

Нюша. А ты кто?

Феофан. Да ведь нельзя же убивать — чудак! Не велено! Не велено! Яша, миленький, голубчик! Не велено!

Яков. А кто не велел? Ты?

Феофан. И я не велел. Яшка, подлец, душегуб — не смей убивать! Не смей, говорю! Смирись, Яшка!

Яков смеется. Встает, потягиваясь, бросает папироску и пригашает ее ногой.

Яков. А еще ничего не скажешь? А то мне поплясать захотелось. Нюшка!

Нюша. Что, Яков Иваныч? Нюшка — я.

Яков. Нюшка, поди скажи, чтобы веселее играли: Яков Иваныч идет.

Нюша. Сейчас. Яков Иваныч, скажи, идет. А деньги кто подберет, Яков Иваныч?

Яков. Подберут желающие, не бойся. Пошла!

Феофан. Яшка!

Нюша. Желающие, говорит, подберут, не бойся, Нюшка! (Уходит.)

Яков. Так я иду, Маргарита.

Маргарита. Иди.

Феофан. Яшка!

Яков. Борова этого постереги, как бы пожару не наделал с пьяных глаз. А ты не пойдешь?

Маргарита. Нет.

Яков делает шаг к двери, но останавливается и через плечо, презрительно смотрит на Феофана, страдательно выпучившего глаза на закутавшуюся Маргариту.

Яков. Как это говорится, вы не слыхали: за душу мою, навеки погибшую, дай ей, Господи, отпущение греха. И кто это сказал — вот уж не помню, дай Бог память? Так, человечек один. За душу, говорит, навеки погибшую, дай ей отпущение греха. — Молчите? — Ну и молчите, дьявол вас побери — тля вы разнесчастная! Тьфу.

Выходит, гневно распахнув не сразу поддавшуюся дверь.

Ты еще, проклятая!

Слышно в отворенную дверь, как он еще в сенях запевает: «Д-эх, погиб я, мальчишечка, да погиб я навсегда»… затем хаосом звуков врывается топот, смех, взвизги и гасит еще раз где-то высоко взметнувшуюся песню.

Маргарита встает, закрывает дверь, послушав минуту, и снова садится в угол; лица ее не видно.