Около него собралось несколько азнауров.

Выборные от деревень раздавали оружие. Старые и совсем мальчики жадно хватали шашки, щиты и самострелы.

Народ шумел.

Не слушая друг друга, одни требовали немедленно двигаться навстречу собаке-шаху, другие уговаривали ждать Саакадзе.

– Что ждать?! – кричал высокий ничбисец, и огненная борода его развевалась, как пламя. – Может, перс решил из наших шкур седла для сарбазов делать?!

– Почему не видим гонцов от Саакадзе?

– Может, его гонец еще не родился, а мы ждать здесь будем?!

– Зачем Саакадзе народ, Саакадзе сейчас золотые цаги носит!

– Кто такое сказал?! Разве эту шашку не Саакадзе прислал?! – кричал молодой дружинник из Хидистави.

Выборный от Дзегви сурово крикнул:

– Почему слова, как солому, крошите? Пусть скажет азнаур Квливидзе, как решит он, так и будем делать, – и добавил упрямо: – Медвежью пещеру кто обогатил?

Обрадованно подхватили:

– Говори, азнаур Квливидзе; как скажешь, батоно, так и поступим!

Квливидзе, пошептавшись с азнаурами, громко крикнул:

– В чем дело, люди?! Саакадзе оружие вам прислал? Очень хорошо! Саакадзе персов к вам привел? Очень хорошо! Берите его оружие и бейте его персов!

Одобрительный смех раскатился по Ничбисскому лесу.

Выполняя повеление шаха покорить ему юго-западные земли Картли, Саакадзе шел к верховьям Алгети.

На Саакадзе переливались синевой рыцарские доспехи: месир – стальная сетка, ниспадавшая с шишака, пластинчатое забрало, налокотники, наколенники и щит.

Так же были закованы в броню и «барсы». Они страшились быть пронзенными грузинской стрелой.

На всем пути Саакадзе разорял владения князей, еще не успевших добраться до шаха.

Точно огромные факелы, вонзенные исполином в скалистые расщелины, пылали на вершинах замки. Грохотал камень. Звенело стекло. Обуреваемый гневом, Георгий Саакадзе брал приступом замки, беспощадно истреблял дружинников, защищавших князей, и зачислял в личное войско перебегавших к нему или к «барсам».

К восторгу сарбазов и грузин-дружинников, Саакадзе разрешил им все отобранное у князей разделить между собой. И за войском потянулся длинный вьючный караван, табуны коней и рогатый скот.

Переправившись через Алгети, Саакадзе провел войско через Биртвиси на Манглиси. Перейдя перевал, он спустился к Кавтисхеви и двинулся через Ахалкалаки в Гори на соединение с шахом Аббасом.

На всем пути следования Саакадзе пылали замки.

Победоносно подходят к Гори сплоченные колонны шах-севани. Мерно рассыпается дробь думбеков. Тяжелый топот гулко отдается в лощине. Свинцовой синевой отсвечивают наконечники копий. На тюрбанах минбашей колышутся перья. Позади последних рядов сарбазов на верблюдах, в раззолоченных закрытых кибитках, передвигается гарем шаха, окруженный ханами, евнухами и телохранителями. Впереди на позолоченном шесте развевается иранское знамя. На спине золотого льва торжествующие лучи восходящего солнца.

Но небо над Гори сумрачно и непроницаемо.

Уже большая часть шах-севани сползла в широко раскрытые ворота Горийской крепости, оставленной картлийским войском.

Внезапно справа и слева, точно горный град, застучали копыта. Грузинская конница лавой навалилась на шах-севани.

Квливидзе с азнаурским отрядом, увлекая за собой народное ополчение, врезался в гущу сарбазов. Два азнаура со своими дружинами подскакали к крепостным воротам, стремительным ударом разрубили колонну и загородили проход. Неожиданность нападения внесла замешательство.

Направляя на грузин копье, пищали или лук, сарбазы получали удар сзади.

Завязался ожесточенный бой.

Народное ополчение прижало сарбазов к первой линии крепостных стен, засыпая их стрелами, камнями, ударами топоров, шашек, кос и кинжалов.

Шах Аббас, остановленный битвой, беспокойно оглядывался на свой гарем.

Караджугай с главными силами следовал по правому берегу Куры. А Эреб-хан сражался с войском католикоса, прикрывавшим отступление Луарсаба.

На лице Квливидзе сияла радость. Он, засучив рукава чохи, вертелся, точно ужаленный, на своем коне, и его шашка с визгом рассекала воздух. Он подбадривал шутками своих и бесил сарбазов презрительными кличками на персидском языке.

– Люблю веселую битву! – воскликнул ничбисец с огненной бородой, спуская тетиву.

Стрела со свистом пронеслась над головой шаха Аббаса. Шах не пошевельнулся.

Саакадзе еще издали услышал шум боя и, пришпорив Джамбаза, помчался по долине.

– Э-эх! Саакадзе пришел! Победа, дорогой! – насмешливо встретило Георгия народное ополчение.

С поднятыми шашками картлийцы бросились на Саакадзе. Георгий, привстав на стременах, высоко поднял меч. От него шарахнулись. Но азнауры, подбадриваемые Квливидзе, наседали на Георгия.

«Барсы» с обнаженными шашками вломились в середину.

– Георгий! – шепнул Дато. – Что делать?

– Что делаете всегда в бою!

И Саакадзе ударил в грудь налетевшего азнаура. Возмущенные азнауры осыпали «барсов» отборной бранью, ополченцы – насмешками.

– Эй, «барсы», почем продали шкуру персам?

– Смотрите, люди, как «барсы» окрепли на люля-кебабе!

– О-о, ностевцы, где потеряли грузинские шашки?!

Азнауры бросились на «барсов». Скрещиваясь, заскрежетали клинки. Кружились кони, залитые кровью.

Азнаур в белой чохе, вертя клинок, подскакал к Дато.

Глаза Даутбека потемнели. Он тяжело дышал. Еще миг – и смертельный клинок опустится на голову Дато.

Даутбек вскинул саблю, рука его дрогнула, он отвернулся и наотмашь ударил по белой чохе. Бледный, он смотрел на несущегося без всадника коня.

«Барсы» отчаянно отбивались.

Сарбазы, защищая своих минбашей, рубили ополченцев. Из-под копыт летела снежная пыль. Расползались красные пятна.

Азнауры, не обращая внимания на сарбазов, старались окружить «барсов».

– Ростом, рубись! На нас благосклонно смотрит шах-ин-шах! – крикнул Саакадзе.

Рослый азнаур, круто повернувшись на коне, ударил шашкой. Пануш схватился за плечо и припал к гриве. Элизбар подхватил Пануша и поскакал с ним в сторону шаха.

Боль и ярость охватили Димитрия. Этого силача азнаура он помнил по Сурамской битве. И Димитрий рассек плечо азнаура.

Квливидзе, выровняв коня, подскакал к Георгию, наискось замахнувшись обагренной кровью шашкой.

Саакадзе вздыбил Джамбаза и боковым ударом меча выбил из рук Квливидзе клинок. Перегнувшись, он сдавленно сказал:

– С кем деретесь? Всех перерубим! Спасайтесь в Уплисцихе!

Квливидзе свесился с седла и подхватил свою шашку, Дато наскочил на Квливидзе, клинком плашмя ударил по кольчуге и почти на ухо шепнул:

– Спасай народ, Караджугай подходит! Квливидзе, точно раненый, припал к седлу и вынесся на бугор. Подскакавшему к нему азнауру он крикнул:

– В Уплисцихе! Все за мной!

– В Уплисцихе! В Уплисцихе! – прокатилось по рядам грузин.

Шах Аббас, наблюдая битву, любовался «барсами» и Георгием Саакадзе. Он не видел, как Матарс рубанул уже убитого сарбаза, и с удовольствием заметил, как Матарс вытирал окровавленное лезвие о круп коня.

Элизбар скакал, придерживая Пануша. Охраняя их, сзади мчался Арчил, сверкая каской и панцирем.

Вдруг Арчил круто осадил коня. Он увидел, как притаившийся за камнем огнебородый целится в шаха.

Арчил резко повернул коня и загородил собой повелителя Ирана. Стрела врезалась в его поднятый щит.

Исполняя приказание Саакадзе, шах-севани расчищали путь к воротам Гори для въезда шаха.

«Барсы» и конные сарбазы бросились в погоню за азнаурами, отступающими к Уплисцихе.

Азнауры и ополченцы, отстреливаясь из луков, обогнули лощину. И когда первые сарбазы подскакали к трем холмам, они не увидели ни одного грузина. Только ветер взлохматил легкий снег и высоко взметнулся встревоженный коршун.

В эту неспокойную ночь в монастыре Горис-Джвари – «Крест Гори», высящемся на вершине утеса, в сводчатой келье при мерцании светильника седой монах записал: