И сейчас мествире раздул гуда, и дружинники подхватили:

Папуна вновь наполнил кожаную чашу, навощенную внутри. Вино блестело красноватой пеной. Мествире выпил, крякнул и стал настраивать гуда.

«Барсы» развеселились. Гиви раскраснелся от спора, клялся, он только мечтает уничтожить персов, потом вернется в родное Носте и займется стрижкой овец. Прибыльное и спокойное дело.

Папуна поддерживал Гиви – и он, Папуна, о стрижке всю жизнь думал:

– Ненавижу врагов, но по живому человеку не могу ударить шашкой. Поэтому никогда не воюю. А раз шашка не затупела, можно ею брить овец.

Квливидзе, подтрунивая над шашкой Папуна, советовал лучше давить виноград, тоже спокойное дело, а главное, веселое.

Веселый спор разгорался. Димитрий предложил выпить уже раздавленный виноград. Он хотел переубедить Папуна: разве живой враг не лучшее угощение для шашки азнаура?

Вдруг глаза Димитрия расширились, чаша выпала из рук, он вскочил.

Мерно покачиваясь на верблюде, приближался дед Димитрия. Деда сопровождали три вооруженных ностевца.

На встревоженный вопрос Димитрия, как деду удалось добраться живым, если сарбазы змеями расползлись по всем тропам, дед вздохнул: кому нужна старая борода, даже шакалы отбегают. Он, дед, совсем был бы спокоен, если бы ехал один. Но Русудан приказала взять с собой парней, и вот из-за них он всю дорогу не сомкнул глаз. Дед важно вынул послание Русудан и передал Георгию. Но содержание, очевидно, деду было хорошо известно.

Пока Георгий, отойдя, читал, дед рассказывал:

– В Носте старая Кето гадала на воде, собранной из семи источников. Косточки, изображающие сарбазов, пошли на дно, и на поверхность всплыла черная слива. Старая Кето обрадовала Носте: Георгий одержит полную победу. Русудан вынула лучшие одежды и спешно готовится в дорогу. Хорешани тоже едет. За ними родные «барсов» вывернули сундуки. Большой караван движется на Алазани. Пока доедете, убеждала Кето, война кончится.

– Старая Кето молодец! – смеялся Даутбек. – Хотя и ребенку сейчас видно, кто победит.

Ростом встревожился. Но, узнав, что и Миранда едет, повеселел.

– И детей везут, – продолжал ликовать дед, – твоя Дареджан с Бежаном тоже собирается, – покосился он на волнующегося Эрасти. – Все едут на верблюдах и арбах, только наша Русудан и Хорешани белых жеребцов седлают. Носте радуется хорошим приметам: накануне Марткобской битвы Фиалка, кобыла прадеда Матарса, ожеребилась. Золотистый жеребенок сразу стал сосать молоко. Потом на ветке панты, у изгиба Ностури, сели две птицы. Кузнец видел. А у бабо Саломэ белая курица двойное яйцо снесла, – говорил дед, развязывая хурджини.

Вокруг столпились «барсы» и азнауры. Дед, скрывая удовольствие, бурчал: он не привык в тесноте раздавать подарки. Георгию дед протянул от Русудан войлочную шапочку под мессир, предохраняющую голову от трения стали. Димитрию – щит, обитый желтой кожей. Автандилу надел на шею талисман: засушенную лапку удода в серебряной оправе. Все «барсы» получили от близких маленькие подарки.

– Большие сами привезут, – успокаивал дед.

Сладости, приготовленные Русудан и ностевскими девушками, Георгий приказал раздать дружинникам.

Деда усадили и предались веселой трапезе, точно не было позади кровавой сечи и впереди не ожидалась еще большая.

Вдруг Зураб вспомнил о подозрительных пленниках. Он бросил кожаную чашу на персидский барабан и выругался: несмотря на палки и раскаленное железо, черти упорствуют, – они, мол, только бедные пастухи.

Георгий велел привести «чертей». Пристально оглядев их, Георгий опустился на камень и, опершись на золотую саблю, спросил, уверены ли они, что когда-нибудь пасли скот. Упав на колени, они клялись: Христос свидетель – их уста изрекают истину, пусть милостивый эмир-низам отпустит бедных пастухов в Картли к стадам.

– А что пасете вы? – спросил Георгий.

– Коров, – проговорил первый.

– А какой породы у тебя коровы?

– Разные, батоно. Есть с молоком, есть пустые, бык тоже есть…

– А какая особенность у картлийской породы? Молчишь? Тогда я тебе скажу: крепкие ноги, – Георгий прищурился, – а голова какая у твоих коров?

«Пастух», побледнев, молчал. Георгий добродушно проговорил:

– Корова в Картли низкорослая, имеет небольшую голову, шею средней длины, малые копыта. Цвет шерсти чаще беловатый или красноватый. На гору взбирается легко.

Зураб засмеялся, дружинники подхватили, и хохот повис над долиной.

– А ты что пасешь? – спросил Георгий другого.

– Овец, батоно.

– Овец? Очень хорошо! А какие в твоем стаде овцы?

– Разные, батоно. Есть беловатые, есть красноватые. Есть с большой головой, есть с маленькой. Шеи средней длины. На гору взбираются…

– Я тебя не про коров спрашиваю, а про овец, – под хохот проговорил Георгий.

– Есть с курдюками, батоно, есть жирные… Есть молодые, есть старые.

– А какая шерсть бывает у жирных?

– Батоно, разная… Есть красноватая, есть беловатая…

– Ты, наверно, на князя смотрел, когда овец пас. Большие овцы с курдюками имеют шерсть мягкую. Овцы малой породы шерсть имеют гладкую, но не совсем тонкую. Согласен?

Димитрий вдруг побагровел.

– Дай мне их, Георгий, на полтора часа, я из их лиц красноватые курдюки сделаю.

– Успеешь, Димитрий… Кто вас сюда подослал? – грозно крикнул Георгий, стукнув саблей.

– Подожди, Димитрий, пусть Георгий сам им головы поправит, – успокаивал внука дед.

«Пастухи» с ужасом смотрели на Саакадзе и снова повалились в ноги. Они подневольные мсахури, всегда с князем в замке жили. Скот только сверху видели и на подносах. Что князь Андукапар прикажет, то должны делать.

– А вы что здесь делали? – повысил голос Георгий. – Можете не говорить, я знаю: передавали сведения Пеикар-хану о войске своего народа. Вы под нагайкой Андукапара сами превратились в скот.

Мсахури валялись в ногах, умоляя о пощаде.

– Идите, таких я не боюсь. Скажите князю Андукапару, что Саакадзе скоро с ним увидится.

Мсахури, потрясенные, стояли не двигаясь. Внезапно первый разрыдался:

– Прими, великодушный батоно, в азнаурское войско, в бою докажем благодарность.

– Прими, батоно, к князю больше не вернемся.

– Не вернетесь? Ваше дело. Мне вы тоже не нужны. Разве честный дружинник захочет сражаться рядом с вами?

– Батоно! Батоно! – стонали мсахури.

Георгий задумался.

– Хорошо, сегодня каждый грузин может принести пользу своей земле. Если честно хотите искупить свою вину, отправляйтесь в Телави, передайте Пеикар-хану от князя Андукапара, что Георгий Саакадзе повернул на север. А ночью, когда мы подойдем, проберитесь к погребу у западной башки и подожгите персидский порох. Тогда прощу.