— Ай, балам![1] — воскликнул парторг. — Удивительные ребята… Аккумуляторы, наверное, директор вам даст. Как не помогать изобретателям! Ну, а вот шар постараемся разыскать сами…
Мариам сурово взглянула на юных техников и вместе с ними вышла из кабинета.
Рустамов проводил их до двери. Директора только что вызвали к телефону. Он говорил необычно взволнованно и вместе с тем не мог скрыть от парторга радостного блеска глаз.
— Да-да, очень трудно, — говорил директор. — Но у нас есть одно коллективное предложение. Будем пробовать… Уверен ли в успехе? Я должен быть уверен! Времени осталось мало… Да, уже приступили… Ваша помощь? Очень благодарю. Вечером подробно доложу… — Директор заторопился, испугавшись, что разговор может окончиться, а он еще не сказал самого главного. — Одну минуту!.. Только сейчас мы получили известие о Васильеве. Он… Нет-нет, это неизвестно. Возможно, жив… Записка в цистерне… Мы решили… — Он прислушался и переспросил: Приехать немедленно? Прямо в ЦК?.. Есть!
Агаев быстро надел фуражку:
— Ты знаешь, кто мне звонил?
Парторг утвердительно кивнул головой.
— Значит…
— Значит, — перебил его Рустамов, — все будет сделано для спасения Васильева.
На плавучем острове Гасанова уже давно начались работы по подъему подводного дома. Катера, баржи, краны, мощные силовые установки сгрудились вокруг острова. Он стоял, не шелохнувшись, на волнах, так как его многометровая площадь намного превосходила длину самой большой каспийской волны. Он словно опирался на них.
В центре острова, на решетчатой ферме, находилась командная будка. Она со всех сторон была закрыта стеклом, сквозь которое виднелись аппараты, и рядом — человек в темном комбинезоне.
В будке, широко расставив ноги, уверенно и спокойно стоял конструктор плавучего острова Гасанов. Он подавал команды в микрофон.
В репродукторах все время гремел его голос. Гудели моторы, всхлипывали насосы, шипела дуга электросварки, звенели трубы, падая на железный пол.
— Начали! Опустить балласт! — приказал Гасанов и торопливо спустился по лестнице из командной будки.
Он подошел к Саиде и, обняв ее за плечи, наклонился над экраном ультразвукового локатора.
В мерцающем светлом поле ползла сверху вниз тень прямоугольника. От нее к верхнему краю экрана шла черная линия трубы.
Саида была молчалива и сосредоточенна. Она осторожно вращала микрометрический винт наклона объектива.
Все ниже и ниже скользил взгляд локатора. Уже можно было различить силуэт подводного танка. Балласт и труба опускались мимо.
— Левее, левее! — закричал Гасанов.
Голос его потонул в реве пронесшейся над головой эскадрильи гидросамолетов.
— Туман… Не найдут, — сказала Саида, провожая их глазами. Затем снова наклонилась к экрану: — Боюсь, что и мы не успеем…
— Должны! Чего бы это ни стоило… — стиснув зубы, проговорил Гасанов. — Понимаешь, Саида, должны!
Он побежал к командной будке.
…Наступил вечер.
По белой, блестящей поверхности острова скользили тени людей и машин.
В разных местах: у лебедки, у моторов, у насосов — везде и всюду появлялась фигура Гасанова. Он был весь в движении.
Словно подчеркивая напряженность обстановки, метались по воде яркие, будто раскаленные лучи прожекторов.
Наконец удалось опустить балласт на крышу подводного дома.
Включили электробур. Он вращался с бешеной скоростью. Мариам рассчитала, что в данном случае можно допустить десятикратную перегрузку.
Прижав руки к щекам, затаив дыхание, она смотрела на экран.
Алмазная коронка вгрызалась в сталь. Надо было просверлить почти мгновенно, иначе вся установка может соскользнуть с куполообразной крыши.
Труба надежно вошла в толстую броню. Мариам облегчением вытерла глаза: от напряжения или, скорее, от радости у нее показались слезы.
Зачавкали насосы: они выкачивали воду из буровой подводного дома. Толстая струя, похожая в свете прожектора на расплавленную сталь, хлестала за борт плавучего острова.
Дом освобождался от воды.
Сквозь трубу опустили вниз трос с прибором, определяющим уровень воды в буровой. Уже можно было готовить толовую шашку.
Заряд осторожно спустили в трубу. За ним тянулся провод. Вот он уже спустился до самого устья скважины в буровой.
Нури дрожащими руками взял подрывную машинку.
Гасанов взмахнул рукой. Ток побежал по проводу, и электрозапал взорвал шашку.
Из воды показалась длинная труба с гигантским шлангом, подвешенным к подъемному крану. Она медленно выползала из глубины, словно чудовищная, исполинская змея.
Саида застыла у экрана локатора: она следила за поднимающимся подводным домом. Вдруг он остановился и пошел вниз.
— Пустить снова насосы! — закричал Гасанов.
— Сколько осталось до поверхности? — спросил через репродуктор парторг. Сейчас он находился вместе с Гасановым в стеклянной будке командного мостика.
— Сто метров, — сообщил Нури, взбегая по лестниц к Рустамову.
Али Гусейнович удовлетворенно вздохнул:
— Ну как, Нури, поднимем? А?
Нури широко улыбнулся:
— Обязательно!.. Сами понимаете, ради хорошего человека чего не сделаешь. А он просто… замечательный!
— Так что ж, по-твоему, Синицкий годится в друзья?
— О! — Нури поднял палец над головой, выражая этим высшее восхищение. — Настоящий москвич!
— А помнишь, как ты его встретил на первых испытаниях?
Хитро прищурившись, Нури сокрушенно ответил:
— Позвольте и мне вспомнить нашу азербайджанскую поговорку: «Ишак может ли понять, что такое шафран?» Вот тогда я таким ишаком и оказался…
Парторг рассмеялся и ласково потрепал юношу по плечу:
— Ты это скажи своему другу Синицкому. Скоро ты с ним встретишься… будем, конечно, надеяться.
К локатору подошла Мариам и стала рядом с Саидой, внимательно смотря из-за ее плеча на экран.
— Саида-джан! — вдруг сказала Мариам. — Твой аппарат и на поверхности воды может видеть металлические предметы?
Подняв глаза. Саида пристально посмотрела на подругу:
— Я понимаю тебя, Мариам, но ты же знаешь, что цистерна не железная. Никакими локаторами пластмассу сверху не увидишь, вздохнув, сказала она.
Вероятно, скоро настанет утро. Гасанов боялся взглянуть на стрелки часов, которые отмечали, сколько осталось человеку жить, сколько осталось в подводном доме глотков воздуха. Если до утра его не поднимут, то…
Прожектор осветил трубу с изогнувшимся шлангом, похожим на вопросительный знак. Вдруг шланг оборвался, и труба исчезла под водой.
— Опять! — в отчаянии крикнул Гасанов и побежал вниз. Он прыгал через несколько ступенек по лестнице, ведущей из командной будки.
У борта плавучего острова стояли два мастера.
— Как и тогда, вниз пошел, — сокрушенно сказал Пахомов. — Не выдерживает труба, ломается…
— А может, ей поплавок дать? Легче будет, — заметил Керимов. Надо поговорить с Ибрагимом Аббасовичем.
— Конечно, попробовать можно.
И оба мастера заспешили к Гасанову.
Светало… Туман стал розовым — цвета вишневого киселя с молоком.
Летели самолеты над Каспием. Плыли сквозь густой туман теплоходы, катера, танкеры. В их радиорубках безумолку стучали ключи. На берегу работали радиомаяки и радиолокаторы. Радисты вслушивались в сигналы с кораблей. Другие ловили передачи с самолетов.
Агаев подошел к видеотелефону. На экране появилось изображение человека в очках, с седыми усами:
— Сколько квадратов уже обследовано? Докладывать мне каждый час!
Туман повис над морем, густой, плотный. В нем потонули и корабли и самолеты. Рев торпедных катеров стал глухим.
Самолеты один за другим возвращались на аэродромы. Подплывали к берегу торпедные катера.
— Ничего не обнаружено. Туман, — слышал Агаев неизменный ответ начальника аэроклуба.
— Туман. Ничего не заметили, — докладывал ему человек в морской форме.
1
Балам — по-азербайджански «дитя».