Посещения азнауров деканозы ждали, но притворились удивленными и обрадованными оказанным почетом. Даутбек преподнес старшему деканозу перстень с яхонтом, а пяти младшим – по кольцу с бирюзой. Жрецы не пытались скрыть удовольствие – улыбались, прицокивали, убеждали, что из поколения в поколение, вместе с именами отважных азнауров, будут переходить эти красивые знаки внимания.

Когда улеглось восхищение, азнауры в самых вежливых выражениях поблагодарили священнослужителей за чудо с градом, за оказанное гостеприимство и просили любимых ангелами жрецов принять на счастье по кисету.

Сразу почувствовал Даутбек: деканозы во всем поддержат просьбу гостей. Деканозы полюбовались тонкой бисерной вышивкой, как будто содержимое не представляло для них значения, – дорог подарок. Старший из них, в виде особой милости, начал показывать священную утварь, хранившуюся в капище.

С благоговением рассматривали Даутбек и Димитрий серебряные азарпеши, кулы, кувшины. Притворно восхищались, ибо видели на своем веку немало драгоценных изделий. Но одна чаша приковала их удивленный взгляд: покрытая серебром и позолотою, она была испещрена затейливыми арабесками.

Димитрий заинтересовался – из чистого ли серебра эта прекрасная чаша? Деканозы переглянулись, старший важно заговорил:

– Не серебром славится эта чаша, а силой. Много столетий тому назад один из царей леков никак не хотел успокоиться – надоел тушинам набегами. Нашлет орду – и пастбище, как после саранчи, пустеет. Ворвутся то в один, то в другой аул… и каждый раз отлетал чей-нибудь ангел от плеча витязя, все меньше становилось тушин в аулах, все чаще зажигали восковую свечу и трижды обносили черную курицу вокруг вдовы. Сокрушался хевисбери, тоже Анта звали… Пришел к деканозам ночью и сказал: «Есть у меня шашка, еще мой прадед сражался ею, множество славных побед одерживал. Но я прячу шашку в сундуке, ибо меняет она цвет свой: днем красным отливает – может, от крови? – ночью чернее смолы – может, от гнева? Благослови, деканоз, оружие, им покорю царя леков…» Не поверили тушины. Все же деканоз благословил и трижды взмахнул шашкой над горнилом духа огня – попросил укрепить сталь.

Вскочил на коня Анта и исчез… Прошло много лет, пока он вернулся… Только в ауле никто не узнал Анта. Белая борода у пояса кончалась, одежда от крови в красный камень превратилась, глаза как ночь почернели – может, от гнева?

Ничего не привез с собою Анта, кроме одного черепа. Удивились тушины: «На что тебе череп, старик, и чей он?» «Это череп врага, – ответил Анта, – долго я охотился за царем леков, долго требовал открытого боя. Разве враг понимает честь? Скрылся от меня в Табесаранских горах, – я за ним. Он на Алванском поле в траву зарылся, – я нашел. Тогда он за ледяные пороги скрылся, – я там его отыскал. Тогда он в Черное море бросился, – я тоже туда спустился. Он в пустыню перебежал, – я там его догнал. Видит: плохо, – снова в свое царство ускакал. Тут я его схватил. Взмахнул я шашкой – огнем вспыхнула, взмахнул в другой раз – молитвой застонала, взмахнул в третий раз – голова царя леков на землю покатилась… А чтобы другая не отросла, разрубил я тело на четыре части. Одну часть в море бросил, другую на Табесаранские горы закинул, третью в пропасть швырнул, а четвертую на его земле оставил: пусть всегда помнит о тушинах… Вот, витязи, если завелся враг, куда бы от вас ни скрылся, – найдите и уничтожьте, иначе всегда будет надоедать…»

Долго гадали, что с черепом делать? Ходили черта подслушивать, золу между пальцами сыпали. Тогда старый пришелец Анта взял череп и заперся с ним в храме, а когда вышел, в руках у него сверкала эта чаша… Наполнил Анта ее вином и поднял над своей головой: «Я осушу эту чашу за храбрецов, и тот, кто вторую осушит, не будет знать поражения». Выпил Анта и сразу помолодел. Снова черные кудри играли из-под лихо надвинутой шапочки, а голос звенел закаленной сталью:

«За мной, витязи! Тушин вечен, ибо месть и отвага – лучший щит от смерти!»

Вот азнауры, что случилось когда-то. С того доброго времени при выборе нового хевисбери мы, деканозы, даем выпить вина из черепа-чаши. В этом клятва – продолжать жизнь старого хевисбери Анта.

Даутбек пристально вглядывался в чашу, точно хотел прочесть в ней свою судьбу. А Димитрий думал о поверженном царе леков и завидовал первому Анта.

Три дня совещался хевисбери со старейшими у родника на скале, охраняемой ангелом камней.

В воскресенье под скалой, на площади, шумели тушины. Журчала голубая вода, спадая в расселину. Стало тихо, когда заговорил Анта.

Он напомнил, как здесь, под сенью этой скалы, Великий Моурави обратился к ним за воинской помощью и как ангел меча не допустил отказать в этом витязю. Сейчас Георгий Саакадзе вновь призывает на благородное дело – помочь снять пепел с лица Кахети. И попросил Даутбека повторить просьбу.

В мрачных красках описал Даутбек состояние Кахети: ведь и тушинам невыгодно такое, – разве они не считают Кахети своим царством? Или им не нужны шорные товары? Медная утварь, гвозди и подковы? Или у них на десять лет всего запасено? Или они не рискуют потерять свои дороги на север и восток? А как можно жить, не обменивая домашний излишек продуктов? На что обменивать, если нет базара? А базара нет, потому что не едут купцы. А купцы не едут из-за опасностей на дорогах. Да и продавать некому. А народ не возвращается, ибо шамхальцы хуже волков обнаглели. Рубежи обнажены, нет охраны, нет воинов, а если можно собрать многочисленную дружину, – нет коней, оружия, хлеба… Церкви тоже опустошены, разграблены замки царя. Если витязи-тушины не помогут, долго продлится помрачение солнца над некогда цветущей страной… Царю тоже опасно возвратиться: кто защитит? Кто послужит опорой в ниспосланных богом испытаниях?

– Мы никогда не отказываем другу в помощи. Мы признаем одного бога, а царем – только Теймураза.

– Прав Гулиа! – выкрикнул хелхой. – Мы в наших укрепленных городах никого не боимся… Сколько времени Грузия воюет с мусульманами, а никто из войска шаха или султана к нам не посмел подняться.

– Но шах Аббас разорил царя Теймураза, и если вы признаете только Теймураза, как же можете спокойно хоть полтора часа сносить позор изгнания его из собственных земель?

– Азнаур Димитрий прав, мы должны помочь царю, пошлем в Гонио гонцов. Пусть скажут так: «Царь наш Теймураз, твою счастливую руку ты положил на нас. Много милостей было тобою оказано нам, на все сражения ты звал нас. Не забывал нас и в радостях. Мы, жители страны Тушети, уповаем на тебя, склоняем перед тобой головы и обращаемся к тебе, целуя землю, на которой ты стоишь. Великий царь, к тебе посылаем послов и единодушно доказываем, что мы признаем одного бога, а царем Кахети – царя Теймураза».

Гул одобрения пронесся по площади:

– Пошлем! Пошлем к царю Теймуразу!

Снова заговорил Даутбек:

– Нет слов выразить восхищение благородством Анта Девдрис. Но куда вы, витязи, приглашаете царя? Разве не описал я вам Кахети? Или мыслимо снова подвергать его опасности? Или шамхальцы поклялись больше не совершать набегов? Или шах Аббас перестал подкупать царя леков и всякими посулами не подстрекает их к вторжению? Нет, витязи, пока не поможете оборонить рубежи, нельзя тревожить царя.

– В чем Моурави ждет от нас помощи? – проговорил до сих пор молчавший старейший.

Даутбек ответил:

– Тушины должны снарядить войско и растянуть его от Алванского поля до теснин Упадари. Узнав о крепости границ, возвратятся жители и тоже начнут собирать дружины. Купцы примутся за базары. Для поднятия торговли тушины должны не случайно, а беспрерывно гнать на продажу скот, коней, возить продукты для жителей городов и поселении, пока кахетинцы не осядут на свои земли и сами не начнут разводить скот, сеять зерно и возделывать виноградники. Но и тушинам незачем терпеть убыток. С тбилисского майдана доставлено будет все нужное тушинам для обмена, даже могут заранее заказывать амкарам, – их тоже поддержит Картли. А когда немного воспрянет Кахети, можно послать к царю послов. Теймураз, конечно, вернется.