Я растворяюсь в толпе и спешу к дому пастора.
У преподобного отца жизнь идет своим чередом. Здесь пока тихий час, если не считать бодрствующих Феликса и жену святого отца, которая старательно обрабатывает интимную рану профессора, полученную им ночью. Я не успеваю расспросить, при каких обстоятельствах пострадал Феликс, как в комнату влетает малыш Руаи.
— Мартьен, я забежал спросить, нужен ли я вам еще?
Конечно, нужен! Именно такого ответа ждал и он.
Я говорю, что он пришел вовремя, так как мне срочно надо встретиться со швейцарским ковбоем.
Действительно, должен же я продолжить нашу беседу, которую он прервал таким некорректным образом.
Толпа становилась плотнее, — несколько трезвенников разбудили всех спившихся, которые сразу очень правильно оценили ситуацию: если нет скамейки, значит, не будет и праздника. Такое открытие породило панику.
На месте происшествия шериф со своим помощником что-то измеряют рулеткой, демонстрируя свою значимость в такое трагическое для жителей города время.
С трудом пробившись сквозь толпу, мы выезжаем за пределы города и оказываемся наконец в пустыне, слепящей глаза своей белизной.
— Горит! — восклицает малыш.
— Двигатель? — волнуюсь я.
— Ранчо старика!
Действительно, везувийские клубы дыма поднимаются в небо. Конечно, горит ранчо швейцарского ковбоя.
По мере приближения к дому старика становится понятно, что огонь не пощадил ничего. Остались только дымящиеся руины, черные и зловещие.
Около палисадника стоит «джип» швейцарца.
— Он там? — показывает на пожарище Руаи.
— Боюсь, что там, малыш.
Я представляю себе, как это могло произойти. Вернувшись в ранчо, ковбой решил сварить кофе, зажег огонь, поставил воду, а сам прилег и... уснул. Несчастный старик!..
Выходит, что тропа, ведущая меня к тайне Мартини Фузиту, оборвалась окончательно.
Я крайне огорчен. Нераскрытая тайна! Я буду нести ее по жизни, как Иисус нес свой крест!
— Мартьен, здесь следы колес! — сообщает маленький непоседа. — Идите сюда!
Я медленно подхожу.
— Смотри, — показывает мне американский Шерлок, ползая на коленях по земле. — Здесь отпечатки колес двух автомобилей, а вот там есть следы еще одной машины.
Меня начинает колотить.
Малыш оказался прав. За кустарником я вижу свежие следы третьего автомобиля. Теперь я начинаю понимать, что есть и другие парни, кроме тех, что в земле, которым тоже надо было убрать швейцарского ковбоя. Они подстерегли его, когда тот возвращался в ранчо.
— Поехали, малыш, — вздыхаю я.
— Надо ведь сообщить шерифу, правда? — спрашивает он меня.
— А он сообщит в полицию! — поддерживаю я его и сокрушаюсь: — Ну и события, скажу я тебе, в вашей стране!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Шерифа мы находим все на том же месте. Прищурив глаза, он смотрит на меня, как смотрят на солнце.
— Шериф, мы с малышом хотим сообщить вам печальную новость.
— Что вы говорите?
— Сгорело ранчо швейцарского ковбоя.
— Я надеюсь, что вместе с ним сгорел и сам ковбой, гнилой альтруист!
— Очень вероятно.
— Ну, и черт с ним! — подводит шериф итог жизни человека.
— По-моему, вам надо осмотреть место трагедии, так как за этим может скрываться криминальное преступление.
Взгляд его превращается в два плевка туберкулезника, наполненных кровью.
— Судя по вашему акценту, вы должно быть иностранец. И откуда вы прибыли, друг мой?
— Из Франции.
— Меня это не удивляет! И вы серьезно полагаете, что я стану прислушиваться к советам какого-то недоумка-француза?
Есть вещи, мимо которых я не могу пройти спокойно. Родина для меня всегда свята. Вспоминаю, что когда принц Шарль как-то заявил в мой адрес нечто подобное, то он тут же проглотил несколько своих длинных зубов. Но я держу себя в руках, так как момент очень ответственный.
— Шериф, — я с трудом сдерживаю гнев, — вы не имеете права так оскорблять меня и мою страну.
— Перестаньте нагружать меня, иначе вы рискуете оказаться за решеткой!
Он замолкает, подавившись моим кулаком. От града моих ударов лицо его взрывается в две минуты. И в довершение я валю его с ног!
Поверь, толпа аплодировала мне!
— Что вы наделали? — испугался малыш. — Он оторвет вам уши, нос и все, что торчит у вас! Это же настоящий садист! Вам надо смываться, пока он не очухался. Не надейтесь на людей. Да, они довольны, что вы расправились с шерифом, но свидетельствовать в вашу пользу никогда не станут. Уходите отсюда и немедленно уезжайте из Морбак Сити!
Глядя на отбивную, в которую превратилась физиономия полицейского, я потираю онемевшие фаланги пальцев.
— В вашем веселом городе есть почта? — спрашиваю я.
— В двух шагах отсюда.
— Подожди меня здесь. Когда он придет в себя, то скажи этому мешку, набитому дерьмом, что я сейчас вернусь.
Везет же мне!
Ровно через восемьдесят секунд я уже разговаривал с послом Франции в США. Я рассказываю ему о поведении гнусного шерифа, которое спровоцировало мой дерзкий и вместе с тем достойный поступок.
— Конечно, случай довольно досадный, — соглашается он.
Эти провинциальные шерифы распоясались вовсю и всласть издеваются над людьми. Я сейчас же свяжусь по данному вопросу с высшими инстанциями.
Немного ободренный, я возвращаюсь к своей жертве, которая по-прежнему находится в нокауте.
Тогда я решаю обратиться к жителям города.
— Дорогие жители города Морбак Сити! Я вместе с вашим очаровательным малышом Руаи обратился к шерифу, чтобы поставить его в известность о том, что сгорело ранчо швейцарского ковбоя, и что останки старика, очевидно, находятся под руинами. Вместо того, чтобы принять надлежащие меры, он осыпал меня гнусными оскорблениями. Вы слышали. Вот почему я. вынужден был защитить свою честь и честь моей родины. Разве этот пузырь достоин быть вашим шерифом, если его можно уложить одним ударом? Я только что позвонил в высшие инстанции, где у меня есть своя рука, — потому что у меня длинные руки! И сейчас расчитываю на порядочность американского народа, которым восхищается вся Франция. Вы должны теперь понимать, что из себя представляет этот блюститель порядка вашей прекрасной страны!
Публика аплодирует мне.
А в это время шериф достает свой кольт, но он еще не знает моей реакции! Кольт летит в сторону, а я добиваю шерифа словами:
— Успокойся, старая туша! Если ты хочешь драться как настоящий мужчина, то дерись голыми руками! Это было бы лучшим доказательством жителям города, что ты все- таки чего-то стоишь!
— Ларри! Ларри! Сукин сын! — орет шериф.
Я подумал, что он зовет своего помощника, но того и след простыл.
— Ну, — обращаюсь я к чудовищу Salt Lake1, — деремся или ты линяешь отсюда, жирный слизень?
Он не знает, что такое слизень.
— Именем закона, — бормочет он.
— Именем закона, подонок, иди и залепи свою рожу пластырем! Если понадоблюсь, запомни, я остановился в доме преподобного Марти. Чао, пузырь!
* * *
Люди, надо согласиться с этим, склонны к оптимизму. Получив по роже, они некоторое время пребывают в прострации, но очень скоро находят в этом причину для ликования!
Событие в Морбак Сити тому подтверждение. Немота, наступившая в городе после исчезновения скамейки, к вечеру перешла в стадию неуправляемой эйфории. Пропала скамейка? Ну и что! Муниципальные власти вместо нее установят мраморный обелиск, дескать, почитайте, чествуйте сумасшедших Сюзи и Макса, счастливых самоубийц, как назвал их местный журналист!
Иви снова отрезвила своего супруга кофе с нашатырем и холодным душем. Отец праведный произнес несколько наставлений и отбыл на всенощную службу вместе с Цезарем Пино.
Мои же членогоподобные калеки сегодня остаются дома залечивать свои раны. Как же они неосторожны и расточительны со своим природой данным богатством! Я советую им скоротать время в глубоком сне.