Изменить стиль страницы

— Вы не из простой семьи, раз чтите древние обычаи, — попробовала Адель смягчить непреклонный нрав хозяйки. — Женщина из деревни вряд ли знакома с такими тонкостями.

Адель покинула кухню и заставила себя пройти в гостиную. Почему она должна ощущать неловкость перед Кеном? С какой стати она допускает подобные чувства по отношению к японцу? Равнодушно взглянув на него, Адель села на колени, готовая к любому нападению с его стороны.

— Ясе очень нравится степ, — Кен погасил сигарету. — Все знали, что он слушает пластинки, ты одна посмотрела дальше.

Милостиво усмехнувшись, Адель перевела дыхание и расслабила напряженные плечи. И тут же поняла свою ошибку, ведь для Кена ничего не значило безразличие, умело нарисованное на ее лице — он слушал ее, легко определяя душевное состояние собеседника по ритму работы легких.

— Но в следующий раз спрашивай дозволения Томико. Она мать, ей хочется принимать участие в судьбе сына.

Ну вот, Кен снова этого добился — Адель превращалась в ребенка, воспитанницу, которую отчитывают на плацу перед строем товарищей. И ее белокурая голова опущена, и щеки пунцовые от стыда. «Маршируй, Розенберг! Час марша!» — объявляют наказание, и она, одинокий маленький солдат, шагает, задирая натренированные прямые ноги в коричневых шортах, описывая квадрат за квадратом и отдавая честь красному флагу с черной свастикой.

В гостиную заглянул Яса, бросил на Адель сочувствующий взгляд — он вернул ее на землю.

— Легко забыть об этике, когда влечет любопытство, — будто и не ей проговорил Кен. — Таков удел бесталанных людей, потомков Сальери. Они заняты постижением чужих тайн, а не собственно творчеством.

Неужели снова завязался Очень Умный Разговор? Да, она забыла об этике, когда пробралась в мастерскую хари. Но она не выкрала ни одного рисунка! И потом она просилась в ученицы, старый мастер отказал ей. А Кен? А ворованные материалы в тайнике? А его автомобили, минирадиоприемник — работа Эда? Она слышала об изобретенных Шокли и Браттейном транзисторах. Как все элементарно! Кто-то говорил, прогресс — дитя войны. Оказывается, порождение шпионажа и воровства. Через пять лет полупроводники станут достоянием человечества, навсегда заменят электронные лампы, принесут создателям Нобелевскую премию. За пять лет многое можно успеть.

Возникла Томико, расставила подносы с кушаньями.

— Этика?! — вскричала Адель. — Я видела документы в твоем тайнике. Ты занимаешься промышленным шпионажем! Почему бы тебе не выкрасть секрет ядерной бомбы, как русские?

Ужаснувшаяся Томико поспешила убраться. Кен промолчал, потом тихо произнес:

— Чертежи в тайнике ни для кого в мире не тайна. Эти автомобили год как выпустили. Виденная тобой подборка — мое учебное пособие, если хочешь. Я не преступал закон, чтобы добыть их. Я слишком хорошо знаю, что такое шпионаж. Слишком хорошо. И не собираюсь обращаться к подобным методам в любимом деле. Это испортило бы мне удовольствие.

Вошедшие Яса и Эд уселись за стол и тем самым легко прекратили спор. У Адель аппетита не наблюдалась, и она обрадовалась, когда Томико подозвала ее к телефону. Звонил Эрик.

— Кто это взял трубку? — изумился он. — Такой странный акцент! С кем ты живешь, с китаёзой?

Словно заподозренная в сожительстве с дикарями, Адель попыталась оправдаться. «Это домохозяйка, — чуть не слетело с ее губ. — Я не имею к ним ни малейшего отношения». И тут же почувствовала себя пристыженной.

— Хочу напомнить про приглашение к Макартуру, — беспечно трепался Эрик.

Соглашаясь, Адель побледнела — Кен все слышал.

10

Поцелуй Валькирии i_010.png

Hagalaz — разрушающие силы, стихия, град.

Внешнее разрушение — всего лишь попытка вашей измученной души создать для сознания ситуацию, требующую личностного роста, изменения. «Удар судьбы» помогает определить истинный путь.

Утра пришлось дожидаться с книжкой о щедро татуированных разбойниках. Когда рассвело, Адель ненадолго забылась. Ее разбудил шорох. Котенок пробрался в ее комнату, вытащил из кармашка сумки кулон на цепочке и играл с ним, цепляя коготками и откидывая в сторону. Сквозь дрему Адель заметила, как он кусает серебряную крышечку, и тут же вскочила.

— Блонди, нельзя! — она ринулась к испуганному ее криком зверьку и вырвала украшение. Неужели котенок почувствовал запах? Адель проверила плотность крышки. — Глупенький! Надо спрятать подальше, налижешься ненароком…

Адель открыла двери шкафа — ее никогда не беспокоило, произведет ли ее костюм впечатление на других людей. Она одевалась неброско, удобно, со вкусом. Одежды в шкафу было ровно столько, сколько могло поместиться в ее дорожной сумке. Единственное, что она не захватит с собой, если понадобиться уйти — это белоснежное платье да кимоно. Но сейчас, повинуясь порыву, Адель облачилась в бледно-розовый шелк, укуталась в его прохладу и посмотрелась в зеркало. В утреннем свете она сияла! Тысячи тонких лучиков исходили от ее одеяния, кожи, волос…

— Я красива, — пробормотала Адель, но застыдившись, сняла расшитый хризантемами наряд. Они все были красивы — отборная немецкая молодежь, ничем особенным Адель не отличалась.

Надев серые блузку и брюки, она прошла мимо кухни и постирочной, где в корзине для грязного белья лежала школьная форма Ясы: кое-где отошли швы, еле-еле держались пуговицы. Адель поняла, что уже не предложит Томико помощь, не осмелится.

В гостиной Адель увидела ее творение — из крошечного блюдечка, словно стрелы, вырывались голые стебли с розовыми наконечниками. Появился Кен, и она отрешенно наблюдала за неровной спиралью табачного дыма от его сигареты.

— Как спина? — спросил он безразлично.

— Бальзам помог, — в тон ответила Адель.

Интересно, если вынуть из пачки сигарету и закурить, она привлечет его внимание? Как он поступит? Вырвет из пальцев? Будет равнодушно созерцать? Скажет гадость? Легкий способ узнать, с кем предстоит иметь дело, передразнила она Кена про себя. Женщина закурила — у человека масса вариантов, как поступить. И Адель наклонилась, чтобы взять пачку.

Треск — Адель видела дырочку в стекле окна и, прежде чем Кен повалил ее на пол, подумала, что бессонница губительно влияет на реакцию. Ползком Кен бросился к двери и скрылся на лестнице. Адель перекатилась к окну, прижалась к занавескам, всматриваясь в соседний дом-близнец — лучи, отражаясь от стекол, слепили глаза. Она услышала перестрелку внизу, рев автомобиля и выбежала на балкон — машина исчезала за поворотом.

Только теперь ее сердце тревожно забилось — Яса и Томико могли оказаться в гостиной. Еще пара минут, и начались бы сборы в школу. Почему она не съехала, как только узнала о слежке? Как говорил англичанин Вини Пух, никогда не знаешь, что придет в голову пчелам.

Не слушающимися пальцами она набрала номер Ника. Услышав в трубке его сонный голос, она долго подбирала английские слова, чтобы выразить простейшую мысль — попросить найти ей новое жилье. Договорившись, Адель скрылась в своей комнате, будто сквозь пелену слушала упреки Томико, пробуждающей сына. Яса медленно одевался, пока мать упаковывала обэнто. В гостиную они на счастье не заглянули, покинули квартиру вместе, и Адель вздохнула спокойнее.

Кен так и не вернулся, когда в двенадцать у дома показалось такси. Адель поспешно вышла к лифту, на площадке уже стояла дородная дама, и когда двери кабинки открылись, она не вошла вместе с Адель, а только презрительно фыркнула. Адель равнодушно нажала на кнопку первого этажа.

— Потаскуха! — процедила соседка. — Японцы, как их сюда только пустили! Так они еще бордель устраивают в порядочном доме. Водят к себе разных….

За сомкнувшимися дверьми исчезли трясущиеся от возмущения щеки женщины, и Адель пришлось признать, что не она одна стыдится своей связи с японцами — тем часто доводится краснеть из-за своей связи с ней. Можно было представить, как достается Томико при встрече с жильцами.