Солнце — долу,

Месяц — в гору,

Челнок с горы нá гору.

Оставался б, мальчик, дома,

Обирал бы ягоды…

В сапожке казанском ногу

На борток поставил он.

Окиянскую дорогу

Мерит взором сабельным.

То не меч с мечом,

Не клинок с клинком —

То пресветлый взор

С заревым лучом —

Взор державный с лучом державным

В поединке схватились славном.

Под ногою хлябь-трясина

Дурь ведет опасную.

Мерься, мерься, взор пресиний,

С тою саблей красною!

Докажи: не трус ты скверный,

Не сопля в халатике!

С самим воинством вечерним,

Мол, играл в солдатики.

То не ладан-пар

От воды встает,

То войскам — гусляр

Производит смотр.

Не крестьянским полкам голодным —

Золотым облакам Господним.

— Выходи — сам хан татарский —

Поравняюсь силою!

Возводи меня на царство,

Рать ширококрылая!

Надоело промеж нянек

Брать цветник атакою!

Никакой я вам не пряник,

Не миндаль, не патока! —

То не два крыла —

В золотой костер,

То Царевич наш

Две руки простер,

Две руки свои разом поднял

В золотую зарю Господню!

(Не кичись своим обхватом,

Грудь Первопрестольная!

Семихолмие — Москва-то,

Хлябь — тысячехолмие!

Величай нас, люд сермяжный,

По имени-отчеству!

На морском холму на кажном —

Вóт наше Высочество!)

То не просто — конь

В боевой огонь,

Без стремян-подков

Острогрудый конь —

По морским заповедным чащам,

С белым всадником, ввысь глядящим.

А навстречу — из чертога —

Кто — в броню закованный?

Не ему ли дать дорогу

Войска — на две стороны?

К гусляру простерты длани,

За плечьми-просторами

Разошлась двумя крылами

Рать золотоперая…

То не меч честной

Мечу держит речь,

То булавка-сон

Промеж хилых плеч,

То острожник двух рук ревнивых

Женской местью сражен в загривок.

Над орленком своим — орлица,

Над Царевичем — Царь-Девица.

— Бог на небе — и тот в аду,

Ворон в поле, мертвец в гробу,

Шептуны, летуны, ветрогоны,

Вихрь осенний и ветр полудённый,

Всé разбойнички по кустам,

Хан татарский, турецкий султан,

Силы — власти — престолы — славы —

Стан пернатый и стан шершавый,

Ветер — вóды — огонь — земля,

Эта спящая кровь — моя!

Царю не дам,

Огню не дам,

Воде не дам,

Земле не дам.

Ребенок, здесь спящий,

Мой — в море и в чаще,

В шелках — под рогожей —

Мой — стоя и лежа,

И в волчьей берлоге,

И в поздней дороге,

Мой — пеший и конный,

Мой — певчий и сонный.

Ребенок, здесь спящий,

Мой — в горе и в счастье,

Мой — в мощи и в хвори,

Мой — в пляске и в ссоре,

И в царском чертоге,

И в царском остроге,

В шелках — на соломе —

Мой — в гробе и в громе!

В огне и в заразе,

В чуме и в проказе,

Мой — в сглазе и в порче,

Мой — в пене и в корчах,

В грехе и в погоне,

Мой — в ханском полоне,

Мой — есть он дотоле

И будет — доколе:

Есть страж — в раю,

Не-наш — в аду,

Земля — внизу,

Судьба — вверху.

Чтó это вдруг стальным лучом

Рассекло луч вечерний?

То Дева-Царь своим мечом

Клянется, саблей верной.

Припав к головочке льняной,

Ресницы-нежит-стрелы:

«Сама виной, сама виной, —

Гордыня одолела!

Видали вы такую стать,

Чтоб вдруг ребеночку не спать?

Да мне твой взор и спящий,

Всех царств небесных — слаще!

Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт.

Да, цветик благовонный!

Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь,

Ты Царь мой будешь — Сонный!

Чуть что не так — и двор сквозной,

И дом дружку заказан…

Хоть и хорош, как заказной, —

У Бога не заказан!»

С великой нежностью ему

Разглаживает шнур-тесьму,

Лик-наклоняет-солнце

На белое суконце.

И вдруг — будь счастлив, паренек,

Что сон твой непритворный! —

Белого поля поперек

— Пропала! — волос черный!