30 июня 1924
«Не суждено, чтобы сильный с сильным…»
Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сем.
Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,
Брачное дело решив мечом.
В братственной ненависти союзной
— Буйволами! — на скалу — скала.
С брачного ложа ушел, неузнан,
И неопознанною — спала.
Порознь! — даже на ложе брачном —
Порознь! — даже сцепясь в кулак —
Порознь! — на языке двузначном —
Поздно и порознь — вот наш брак!
Но и постарше еще обида
Есть: амазонку подмяв как лев —
Так разминулися: сын Фетиды
С дщерью Аресовой: Ахиллес
С Пенфезилеей.
О вспомни — снизу
Взгляд ее! сбитого седока
Взгляд! не с Олимпа уже, — из жижи
Взгляд ее — все ж еще свысока!
Что ж из того, что отсель одна в нем
Ревность: женою урвать у тьмы.
Не суждено, чтобы равный — с равным…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так разминовываемся — мы.
3 июля 1924
«В мире, где всяк…»
В мире, где всяк
Сгорблен и взмылен,
Знаю — один
Мне равносилен.
В мире, где столь
Многого хощем,
Знаю — один
Мне равномощен.
В мире, где всё —
Плесень и плющ,
Знаю: один
Ты — равносущ
Мне.
3 июля 1924
Остров
Остров есть. Толчком подземным
Выхвачен у Нереид.
Девственник. Еще никем не
Выслежен и не открыт.
Папоротником бьет и в пене
Прячется. — Маршрут? Тариф?
Знаю лишь: еще нигде не
Числится, кроме твоих
Глаз Колумбовых. Две пальмы:
Явственно! — Пропали. — Взмах
Кондора…
(В вагоне спальном
— Полноте! — об островах!)
Час, а может быть — неделя
Плаванья (упрусь — так год!)
Знаю лишь: еще нигде не
Числится, кроме широт
Будущего…
5 июля 1924
Под шалью
«Над колыбелью твоею — где ты…»
Над колыбелью твоею — где ты? —
Много, ох много же, будет пето.
Где за работой швея и мать —
Басен и песен не занимать!
Над колыбелью твоею нищей
Многое, многое с Бога взыщем:
Сроков и соков и лет и зим —
Много! а больше еще — простим.
Над колыбелью твоей бесправной
Многое, многое станет явным,
Гласным: прошедшая сквозь тела
. . . . . .— чем стала и чем была!
Над колыбелью твоею скромной
Многое, многое Богу вспомним!
— Повести, спящие под замком, —
Много! а больше еще — сглотнем.
Лишь бы дождаться тебя, да лишь бы…
Многое, многое станет лишним,
Выветрившимся — чумацкий дым!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Всё недававшееся — моим!
5 августа 1924
«Запечатленный, как рот оракула…»
Запечатленный, как рот оракула —
Рот твой, гадавший многим.
Женщина, чтó от дозору спрятала
Меж языком и нёбом?
Уж не глазами, а в вечность дырами
Очи, котлом ведёрным!
Женщина, яму какую вырыла
И заложила дёрном?
Располагающий ста кумирнями
Идол — не столь заносчив.
Женщина, чтó у пожара вырвала
Нег и страстей двунощных?
Женщина, в тайнах, как в шалях, ширишься,
В шалях, как в тайнах, длишься.
Отъединенная — как счастливица —
Ель на вершине мглистой.
Точно усопшую вопрошаю,
Душу, к корням пригубившую…
Женщина, чтó у тебя под шалью?
— Будущее!
8 ноября 1924
«Так — только Елена глядит над кровлями…»
Тáк — только Елена глядит над кровлями
Троянскими! В столбняке зрачков
Четыре провинции обескровлено
И обезнадежено сто веков.
Тáк — только Елена над брачной бойнею,
В сознании: наготой моей
Четыре Аравии обеззноено
И обезжемчужено пять морей.
Táк только Елена — не жди заломленных
Рук! — диву дается на этот рой
Престолонаследников обездомленных
И родоначальников, мчащих в бой.
Тáк только Елена — не жди взывания
Уст! — диву дается на этот ров
Престолонаследниками заваленный:
На обессыновленность ста родов.
Но нет, не Елена! Не та двубрачная
Грабительница, моровой сквозняк.
Какая сокровищница растрачена
Тобою, что в очи нам смотришь — тáк,
Как даже Елене за красным ужином
В глаза не дерзалось своим рабам:
Богам. — «Чужеземкою обезмуженный
Край! Всё еще гусеницей — к ногам!»