Секретарь поклонился так низко, что не увидел возмущение в ее глазах.

— У короля всегда много дел, — ответил он.

Ну да, ему же надо копить деньги и вести записи, пока его больные глаза совсем не ослепнут! Его женой овладел демон ненависти и непрощения. Она все помнила и ничего не собиралась ему прощать! Но в то же время она понимала, что была не совсем права, потому что Генрих много работает, чтобы в их королевстве воцарились порядок и процветание.

— Тогда вы ему, наверное, очень нужны, поспешите, — сказала она. Елизавета видела, что он был счастлив поскорее оставить ее.

Елизавета поднесла письмо мужа к окну, и ее сестры и придворные дамы затихли в ожидании новостей.

— Ну, Бесс, что на сей раз? — спросила Энн. Прошло некоторое время, прежде чем Елизавета

ответила. Прочитав письмо, она снова сложила его и жадно смотрела на любимый сад, сверкающий яркими красками.

— Тауэр, — наконец сказала она едва слышно.

— Тауэр! — повторили все.

— Да, именно Тауэр! У уэльсца Генриха такая бедная фантазия…

Елизавета в первый раз вслух выразила перед своими дамами неодобрение действий короля. Казалось, что слова вырвались у нее помимо воли.

— Но почему? — в ужасе спросила Джейн.

— Я не знаю, — устало ответила Елизавета и села в кресло у окна.

Энн подошла к ней и села рядом, ласково обнимая сестру.

— Может, все не так плохо, Бесс, дорогая! — сказала лона.

— Королевские апартаменты расположены вдали от камер. И, наверное, король уже приказал привести их в порядок.

— Если только ему не станет жаль денег! — сердито заявила Диттон.

— Там есть небольшой садик, — заметила Джейн, внося свою лепту в утешение королевы. Именно Стеффорд могла понять, что королеве хотелось бы слышать.

— Но комнаты такие сырые, а Ее Величество страдает от лихорадки. И скоро настанет зима, — напомнила всем Диттон.

Все, что они говорили, было правильно. И королева не переставала думать обо всем сразу. В комнате на несколько минут воцарилась тяжелая тишина. Все взвешивали «за» и «против». Конечно, Тауэр был королевской резиденцией и там тоже рождались дети, но все сразу почувствовали, что утреннее солнце закрыли облака. И дамы потихоньку вышли, оставив сестер Плантагенет одних.

— Может, стоит попросить Генриха… — спросила Энн, как только они остались одни.

Но они понимали, что от этого не будет никакого толка. Елизавета даже не стала отвечать. Она сидела спиной к окну, и в руках у нее было смятое письмо. Когда Тюдор что-то приказывал, все остальные повиновались ему.

— Значит, у него есть на это определенные причины, Энн, — медленно проговорила Елизавета после долгого молчания. — Генрих никогда ничего не делает просто так.

— Мне тоже так кажется, — взволнованно подтвердила Энн. — Но сырость и грусть могут убить тебя!

— Возможно, это и было настоящей причиной, — сказала Елизавета, глядя прямо перед собой.

— Бесс, ты сошла с ума?

Они находились вдвоем в тихой прохладной комнате. Елизавета могла сказать такое только одной из своих сестер и надеялась, что та поймет ее правильно. Новая догадка, забрезжившая у нее, была ужасной. Она, конечно, могла ошибаться, и ей нужно проверить ее, сказав об этом вслух.

Энн всегда понимала сестру с полуслова, и сейчас она упала на колени, крепко обняла сестру, как бы стараясь защитить от неясной угрозы.

— Ты хочешь сказать, что это все из-за девушки из Арагона?

— Из-за ее приданого. И важен также союз с Испанией. Генрих, помоги ему Бог, не обладает достаточным мужеством, чтобы убить кого-то и получить девушку. Но его любовь к деньгам побеждает его лучшие побуждения. И еще он так жаждет союза с Испанией…

Они тесно прижались друг к другу и разговаривали испуганным шепотом, каждую секунду замолкая от страха.

— И если ты умрешь естественной смертью во время родов, он станет свободным, — подытожила Энн. Она все прочитала в глазах любимой сестры. Энн повторяла эти слова, как будто усваивала какой-то ужасный, но необходимый урок.

— И он, вероятно, получит разрешение на брак от Папы, потому что Екатерина сказала, что ее брачные отношения с Артуром не были доведены до конца. Тогда он сам сможет жениться на ней. Союз состоится, и у него останутся все деньги!

— Двадцать тысяч эскудо! — вспомнила Энн. Неожиданно Елизавета взяла себя в руки и быстро поднялась на ноги.

— Нет, это невозможно! — решила она. — У него не может быть таких злых побуждений. Как я могла подумать о нем такие ужасные вещи… Все потому, что я плохо себя чувствую и очень расстроена.

Она наклонилась и взяла лицо своей сестры в холодные ладони.

— Дорогая Энн, — умоляла она. — Забудь, что я говорила тебе.

Услышав голоса, Энн начала торопливо поправлять букет анютиных глазок.

— Ты не тот человек, который что-то станет придумывать, не имея на то достаточных оснований, — твердо сказала она. — Но все равно, дорогая Бесс, тебе придется выбросить свои подозрения из головы. Ты знаешь, что мне всегда не нравился Генрих, но каким бы плохим мужем он ни был, он не убийца!

— Н-нет! — согласилась с ней Елизавета. Она сказала это так неуверенно, что Энн быстро и с удивлением взглянула на нее. А Елизавета вспомнила отодвинутые затворы в Тауэре…

В комнате появились люди, и она не смогла ничего больше сказать. Все сразу пришло в движение. Кудрявая Мэри удрала от своей няньки и подбежала к Елизавете, умоляя, чтобы та разрешила ей послушать, как кричит попугай. Маргарита желала рассказать матери о том, как великолепно ее вышитое свадебное платье. Конечно, ей придется подождать, когда при дворе кончится траур и у матери родится дитя, и тогда она сможет поехать в Шотландию и по-настоящему стать женой красивого Джеймса.

Было столько забот — а Елизавета по своей натуре не была пессимисткой, — поэтому она снова начала интересоваться тем, что происходит вокруг, снова стала принимать участие в шумной и наполненной многочисленными событиями жизни Тюдоров. Она почувствовала себя гораздо лучше и начала смеяться. Ей стало стыдно, что она могла так плохо думать о муже.

Как-то ее муж приехал к ней, держа в руках внушительное письмо, на котором была печать Испании. Она подумала, что он выглядит весьма довольным: мудрый, уверенный в себе король.

— Прочитай это, Елизавета. Это касается тебя, — сказал король почти с нежностью. — Письмо от наших добрых друзей Фердинанда и Изабеллы. Они согласны, чтобы их дочь осталась в Англии. Чтобы мы заботились о ней, а она учила наш язык и наши обычаи, пока подрастет Хэри и сможет на ней жениться. Я разговаривал с ним прошлым вечером об этом, убеждая, чтобы он стал серьезнее, — таким, каким был наш Артур, — и он обещал мне это.

Елизавета держала письмо в руках, но не вчитывалась в него. Она прекрасно понимала мужа. На душе стало легко…

— Вы верите, что Его Святейшество…

— К нашему счастью, первый брак по-настоящему не состоялся. А сейчас меня больше беспокоит разница в возрасте Екатерины и Хэри.

— Вы пытались убедить ее родителей…

— Я боялся, что они станут возражать, — Екатерина намного старше нашего Хэри. Но в этом письме сама королева Изабелла сделала предложение насчет Хэри. Они столько слышали о его хорошем здоровье и способностях…

Генрих от удовольствия потирал руки, а Елизавета внимательно смотрела на него. Непрочитанное письмо лежало у нее на коленях. Было ясно, что король испытывает огромное облегчение. Но если бы родители Екатерины начали возражать, не стал бы он искать иного способа не отпускать Екатерину из Англии? Он ждал их возражений, но, к счастью, их не было. Генрих никогда, ничему и никому, кроме смерти, не позволял становиться на пути своих планов. Наверное, ее подозрения были просто плодом больного воображения. Но все же почему он хотел, чтобы ее дитя родилось в Тауэре? Этого она никогда не узнает. И никогда не разгадает тайну характера этого человека.

«Мне стоило бы именно сейчас спросить, нужно ли мне ехать в Тауэр? — подумала она. — Если он ответит отрицательно, я буду уверена, что была неправа в своих подозрениях. Но если и дальше придется жить с ним, лучше удовлетвориться обычными полуправдами. Бог тому свидетель, я уже должна привыкнуть к этому».