Черное, почти невидимое в полумраке кареты лицо сотника осветила улыбка:

— Никто.

Цайт закашлялся. Он не очень хорошо знал эстский язык, но помнил, как по эстски будет «никто».

Немо.

Два газовых светильника на стене были завернуты почти до самого конца, поэтому голубоватые язычки пламени почти не освещали комнату. Они дрожали на легком сквозняке, еле слышно гудя. Временами в их звуке слышался неразборчивый звук, похожий на шепот.

Приведший четырех курсантов Симон стоял в углу, прислонившись к стене. Полумрак превращал его в силуэт, вырезанный из темной бумаги.

Карета долго петляла по улицам, то ли запутывая след, то ли пробираясь узкими переулками. Точно понять это было нельзя, из-за завешенных шторами окон. Когда же она наконец остановилась и ребята выбрались наружу, перед их глазами находилась высокая стена, окружавшая двор. Судя по всему, задний двор какой-то захудалой гостиницы. Темно-бурые кирпичи стен, несколько осклизших бочек в углу, от которых воняло протухшей капустой, груда деревянных обломков, припорошенных снегом…

— Рабочие кварталы, — буркнул Цайт под нос.

Ксавье бросил на него быстрый взгляд, но промолчал.

— Запах, — ответил на незаданный вопрос Цайт, — Запах угля, сгоревшего в фабричных печах. Здесь все им пропитано.

Симон, не говоря ничего, кроме «давай-давай, ребята», завел их в низкую дверь. В здании было пусто, возможно, гостиница была заброшена, а может быть, хозяев выгнали на время, необходимое Немо для… Для того, что он собирался сделать.

Четверо юношей прошли под конвоем сотника через темную, холодную кухню и поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, в один из номеров. Где их ждали.

Парни сели на лавку, установленную посреди комнаты похоже специально для них. Поперек комнаты была установлена раскладная ширма: две крайние стенки ее были из плотного картона, с рисунками танцующих над соснами сорок, средняя же — из черной полупрозрачной кисеи.

За ширмой никого не было.

Ребята сидели в ряд и молчали. Никому не хотелось узнавать, когда же, холера его возьми, здесь появится начальник тайной полиции. Не тот это человек, встречу с которым хочется торопить. Если бы он и вовсе не появился, никто бы не расстроился.

Вольф молчал, стискивая сцепленные пальцы рук. Цайт крутил головой, похоже, пытаясь угадать, куда же их привезли. Ксавье сидел спокойный и внешне расслабленный, его напряжение выдавали разве что вспухшие желваки на скулах. Только Йохан по своему обыкновению был на самом деле спокоен, как валун на дороге. Именно он и увидел появление Немо.

По комнате пробежал легкий, еле заметный сквознячок, тихо стукнула невидимая за ширмой дверь и за кисеей появились очертания человека, опустившегося в кресло. Йохан дотронулся до Ксавье, тот указал на незнакомца Вольфу, Цайт получил тычок в бок и замолчал.

Все четверо уставились на человека за ширмой.

— Добрый вечер, — прозвучал голос Немо. Звонкий, молодой, почти мальчишеский. Неужели страшный начальник — их ровесник?

— Добрый… — нестройно ответили юноши.

Тень за ширмой чуть наклонилась в их сторону.

— Так вот вы какие… — наконец произнес Немо, — Молодые. Совсем молодые люди, чуть было не начавшие войну…

Цайт почувствовал, как по его спине сбегает струйка пота.

— Я знаю вас, — продолжал Немо негромким голосом, — Я знаю вас всех. Ваши настоящие имена…

Ксавье чуть дернулся.

— …вашу настоящую родину…

Слегка побледнел обычно загорелый Цайт.

— …ваших родных…

Скрипнул зубами Вольф.

— …причины, по которым вы оказались в Черной сотне…

Йохан не шелохнулся, окаменев.

— Единственное, чего я не знаю — ваши мысли… Расскажите мне, что произошло в ночь на двадцать первое.

Несколько секунд молчания. Несколько взглядов, брошенных в сторону Симона.

— Расскажите, — прозвучал голос Немо, — Я знаю о том, что случилось больше, чем вы все впятером. Расскажите. Я хочу услышать эту историю из первых уст.

Ксавье глубоко вздохнул. Кому-то надо начинать…

— В ту ночь, — заговорил он, — мы решили выйти из школы Черной Сотни, что на улице Серых Крыс…

Рассказ затянулся. Немо не удовлетворился одним только Ксавье, он требовал повторения истории от каждого участника событий. Разве что чернокожий сотник молча стоял в своем углу.

Курсанты увлеклись. Произошедшее той ночью трое суток назад всплывало перед глазами, на мгновение становясь вновь живым…

Узкий карниз второго этажа… Холодный ветер, бросающий снег… Песня двух девочек «Четыре поросенка»… Низкая дверь «Танненбаумбир»… Девушка, дочка хозяина…

— Как-как? — переспросил Немо, — Вы видели дочку хозяина? После этого Йохан вышел из пивной?

Ребята кивнули вразнобой.

— А что? — не выдержал Цайт.

— Продолжайте, — не ответил на вопрос Немо.

Рассказ потек дальше. Темный силуэт за ширмой внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы. События той ночи мелькали как картинки в перелистываемой книге.

Одноглазый Северин Пильц… Следы Йохана на снегу… Двое, тащившие тело… Ошибка… Драка… Убийство… Карета… Выстрелы… Убийство… Кучер… Фюнмарк… Разговор… Вопрос… Решение… Кабинет сотника…

Наконец вопросы Немо закончились. Ребята молчали. Молчал и начальник тайной полиции.

— Вы знаете, сколько людей убивают в Бранде каждую ночь? — спросил неожиданно Немо, — Сколько их пропадает без всякого следа?

Ребята молчали. Поднятая тема им не очень понравилась.

— Я задал вопрос.

Курсанты переглянулись, медленно, как будто боялись отвести взгляд от темного силуэта.

— Нет, — Ксавье нельзя было назвать трусливым, но этот человек его пугал, — мы не знаем.

— Много. Поверьте мне, много.

Немо помолчал.

— Почему вы не бросили тела и не сбежали?

— Мы не трусы! — вспыхнул Вольф.

Немо помолчал.

— Никто не обвиняет вас в трусости, — сказал он, — В трусости вас никто не обвиняет… Почему вы не бросили тела и не сбежали?

— Брошенные тела, — начал Ксавье, — могли вызвать подозрение… Фюнмаркцы могли сказать, что их посольских убили специально…

— Почему, — перебил его Немо, — в таком случае вы не спрятали тела, курсант Ксавье?… Я не поверю, если ты скажешь, что тебе не пришло это в голову…

— Если бы это были обычные люди, — внезапно вступил Йохан, — то их тела можно было бы спрятать. Но фюнмаркцы стали бы искать своих людей и рано или поздно, но нашли бы. Даже если не нашли бы, то в таком случае все равно могли обвинить Шнееланд в убийстве…

— Шнееланд… — проговорил Немо, — Шнееланд… Но вы, все четверо, НЕ шнееландцы…

— Мы все — белоземельцы, — перебил всех Вольф, — И мы пришли в Бранд, чтобы служить королю Шнееланда, а значит…

— Помолчи, — силуэт поднял руку. Некоторое время он посидел молча, только светильники тихо шептали.

— Вы пришли в Шнееланд, чтобы служить… — повторил он слова Вольфа, — А если завтра король умрет? Кому тогда вы будете служить?

— Новому королю, — в таких вещах Вольф не сомневался.

— А если новый король окажется тираном? Кровавым безумцем, чьи войска будут жечь и насиловать? Будете ли вы по прежнему служить ему?

Вот в таких вещах Вольф сомневался.

— За что вы служите, юноши? За родину? Но Шнееланд — не ваша родина… За деньги? Но вы — не наемники… За звания? Но разве в Айнштайне нет армии?… Вас заставили? Нет… Вас вынудили обстоятельства? Нет… Так почему в истории с фюнмаркским посольством вы оказались на стороне Шнееланда?

Симон, тихой тенью застывший в углу, с интересом прислушивался к странному разговору.

Юноши смотрели друг на друга.

Это был легкий вопрос. Это был трудный вопрос.

Почему человек любит своих родителей? Почему не изменяет жене, даже если есть возможность и никто не узнает? Почему не ворует, если знает, что останется безнаказанным? Почему идет на верную смерть, спасая других? Почему не предает, если предали все? Почему не обманывает, если обманывают все?