Следующей кандидатурой стала балерина из Национального театра. Ей очень понравился его план, но и тут основную роль сыграла романтика. Она видела себя будущей королевой пальмового острова, и это положило конец сказке. Туру пришлось обреченно признать, что вряд ли найдется такая, как Лив, — но где же, где же она?

И вот однажды, весенним вечером, они случайно столкнулись в ресторане «Красная мельница» в Тиволихавен^{6}. Вряд ли Лив рассказывала родителям о знакомстве с Туром, потому что после этой встречи она написала матери: «Можешь себе представить, мама, я встретила замечательного молодого человека. Тихо, не волнуйся! Мне кажется, я вижу тебя, полную дурных предчувствий. Это Тур Хейердал из Ларвика, с которым я познакомилась, когда была там на вечеринке выпускников с Гуннаром. <…> Но теперь мне нужно на коллоквиум, остальное расскажу тебе в следующий раз».

Они долго сидели в «Красной мельнице» тем вечером. Лив не забыла разговор в Ставерне. Она по-прежнему хотела ехать с ним, если, конечно, он все еще всерьез об этом думает. Тур же никогда в жизни не был столь серьезен, как сейчас.

Лив Кушерон Торп. Девушка из Бревика, избалованная вниманием кавалеров, сказавшая «да» Туру Хейердалу, когда тот захотел взять ее с собой на поиски рая

Мать Лив не испытывала особого восторга по поводу знакомств дочери и призывала ее к осторожности. Лив раздраженно отвечала, что ни разу не совершила чего-либо предосудительного: «Я не сделала ничего такого, от чего приходилось бы прятать глаза, думаю, буду и дальше так же поступать в самостоятельной жизни. Мне, конечно, всего восемнадцать лет, но, тем не менее, позвольте мне начать становиться взрослой».

Лив чувствовала себя избранницей судьбы, потому что получила возможность учиться дальше; не всем ее одноклассникам по гимназии так повезло. У нее был отец, дававший ей деньги, и мать, готовая ради нее на все. Брак родителей Лив не был образцовым, они, по слухам, были вынуждены пожениться; самоуверенная мать считала, что сделала Андреасу Торпу большое одолжение, выйдя за его замуж. Близкие называли ее Хенни, ее полное имя было Хеннингине, а девичья фамилия Кушерон ей досталась от французского инженера, который в XV веке приехал в Норвегию строить крепости. Выйдя замуж, Хенни оставила себе фамилию Кушерон, которая, как она говорила во всеуслышание, была благороднее, чем Торп, — столь серьезное падение на социальной лестнице следовало хоть как-то смягчить. Надменность Хенни не способствовала доверительности в отношениях с супругом, и Лив, единственный их ребенок, считала своим особым долгом внести в семью немного тепла. Непонятно, как при этом она решилась покинуть родителей?

Как бы то ни было, они с Туром начали готовиться к отъезду. У матери Тура был домик в местечке Хорншё к северу от Лиллехаммера, и там они в течение лета пытались «жить на природе» — пробовали питаться исключительно рыбой и ягодами, разве что добавляли в свое меню картошку, купленную в деревне. Все лето они ходили в далекие походы, готовясь к предстоящим испытаниям. Тур хотел преодолеть зависимость от обуви, и, чтобы подошвы загрубели, они ходили босиком, сбивая ноги в кровь.

Лив подчинилась жесткому режиму без возражений. Она понимала, что жизнь на тихоокеанском острове не будет легкой, и не мечтала стать полинезийской королевой. Тур радовался своей удаче: все шло, как надо. У него был четкий план, твердый настрой — и женщина. После отдыха в горах, Тур продолжил теоретическую подготовку к большому путешествию в университете. Он избрал зоологию не без оснований — ему хотелось, чтобы изучение животных стало частью его проекта.

Рождество Тур и Лив встречали отдельно друг от друга. Тур запланировал отдых с ночевкой в горах, попросив Лив, если что-нибудь случится, писать «до востребования». Вместе с двоюродным братом Гуннаром Ниссеном и верным Казаном он отправился на плоскогорье Тролльхеймен; там они построили иглу в качестве базы для своих вылазок. Он любил горы, и хотя на этот раз было холодно, поход проходил наилучшим образом. Мысль о большом городе кидала его в дрожь.

В поселке он сходил на почту, которая находилась на железнодорожной станции, и, конечно же, там его ждало письмо от Лив. Почерк у Лив был крупный, круглый, разборчивый. Тур распечатал письмо.

Буквально с первых строк он понял, что ничего хорошего от письма ждать не приходится. Лив, как обычно, сразу перешла к делу. Она писала, что «эксперимент обречен на неудачу». Отец сделал все возможное для ее учебы в университете, и разве может она вот так просто уехать и огорчить его? Пусть уж лучше путешествие в неизведанные края останется всего лишь «прекрасной мечтой».

Некоторое время назад, проведя всего несколько дней в Осло в качестве новоиспеченной студентки, она написала отцу: «Большое, большое спасибо за то, что позволили мне быть здесь и учиться. <…> Я знаю, чем тебе и маме пришлось ради меня пожертвовать. <…> Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы были довольны мной, а жертва не оказалась напрасной»^{7}.

Но вскоре Лив обнаружила, что порадовать родителей не удается, и поэтому, сидя в ноябре за столом экзаменатора, она чувствовала себя «такой несчастной, такой несчастной». Она так старалась, читала, зубрила — и вдруг едва не провалилась. И это на философии, которую она считала такой интересной! «Милый, милый папа! Я на одно надеюсь, что вы мне верите, когда я говорю, что я готовилась, и что вы не жалеете, что разрешили мне учиться»^{8}.

Ей поставили три балла — ту же оценку, что и Туру год назад. Ни хорошо, ни плохо по шкале от одного до четырех баллов, но Лив оценка показалась отвратительной. И дав себе слово не посрамить отца и мать, она решила заняться изучением экономики под руководством профессора Рагнара Фриша, о чем и сообщала Туру, хотя будет «ужасно тяжело справиться с этим за три года»^{9}.

Тур окаменел. Они потратили все лето и осень на подготовку к путешествию, и теперь Лив просто выходит из игры! Неужели празднование Рождества с родителями в Бревике заставило ее передумать?

Он не удовлетворился ее объяснениями; он считал, что она обманула его — в сущности, предала. Подготовка к осуществлению его плана продвинулась так далеко, что уже не терпела помех. Оставался всего лишь год до того дня, который они наметили для отъезда, и тут она присылает ему отказ на серой бумаге! Тур кипел от гнева!

Он попрощался с кузеном, который жил в Тронхейме, и собрался отправиться поездом в Осло, но потом передумал — взял собаку и снаряжение и снова отправился в горы. Погода не слишком радовала; кроме того, зимние дни были коротки. Осторожность требовала, чтобы он оставил свою затею, но письмо Лив вывело его из себя, и он искал одиночества. Туру требовались более сильные впечатления, нежели ему могли дать долгая поездка на поезде и скучные улицы столицы.

Словно второй Фритьоф Нансен он бросился на склон, утопая в рыхлом снегу, засыпавшем березовый лес. Тур хотел перейти через горы Довре и спуститься вниз где-нибудь в долине Гудбрандсдален. Переход должен был занять несколько дней, но для него это, в сущности, не имело значения. Казан тащил сани, в которых было достаточно провизии. Он хотел добраться до границы леса, а там по ровной местности путь им предстоял быстрый и легкий.

Любитель походов. В горах Довре. Туру больше нравилось в горах, чем у фьорда

Но на самом деле все оказалось не так просто. Вверху, на плато, погода совсем испортилась. Следовало бы вернуться, но Тур отчаянно, шаг за шагом, шел вперед, сквозь ветер и метель, ничего не видя из-за снежных кристаллов, залепляющих глаза. Теперь уже никто не назовет его слабаком, — он словно преодолевал детскую избалованность.