Они вышли на шоссе. Рядом светилось кафе, похожее на завернутую в целлофан игрушку. В теплом вечернем воздухе исчезло все, что казалось фантастическим и страшным.

— Просто не верится. Кошмар какой-то! — сказала Кэти.

— Кошмары страшны, когда они реальны, — возразил Келланд. — Вы умеете водить машину? Она удивленно кивнула.

— Вот, возьмите ключи. Идите в машину и ждите.

— Что вы задумали?

— Хочу еще разок взглянуть на это. Он говорил нарочито беззаботным тоном. На самом деле он чувствовал себя далеко не так спокойно. Но он знал, что ничто на свете, даже реальная угроза смерти, не заставит его отказаться от мысли разгадать химеру. Кэти, должно быть, все поняла. Она больше не произнесла ни слова, повернулась и повела отца к машине. Келланд вернулся, приладил обод и проник за барьер.

Белый куб тихо подрагивал в воздухе. Была ли это загадка? Было ли что открывать?

Все еще неся в руках обод, чтобы обеспечить себе выход, Келланд подошел к кубу. Что, если это силовой щит, скрывающий некое существо, которое настороженно и зорко наблюдает из-за матовой, тускло поблескивающей оболочки за ним, Келландом? А может быть, куб — барьер в барьере, более концентрированное поле того же рода, что и большое?

Подчиняясь внезапному побуждению, Келланд поднял обод обеими руками и бросил на куб. На мгновение ему показалось, будто время остановилось, и в этой замершей машине времени только сердце человека бьется сильными и болезненными толчками.

Обод не упал. Он закачался в воздухе над кубом, тотчас же разгоревшись до красного каления. Келланд отступил на шаг. Обод опустился еще немного, и в воздухе запахло горячим металлом. Ослепительно белое сияние куба потускнело. Затем обод раскалился еще больше, а куб внезапно потух,

Келланд отошел подальше.

И тогда куб двинулся. Он поднялся, вернее старался подняться, будто стремясь сбросить с себя груз. Обод поднялся вместе с ним как бы на воздушной подушке. Яростный белый круг блестел каплями расплавленного металла. С последней вспышкой неяркого света куб погрузился в странную красноватую темноту. Обод упал на пол. Что-то еще упало. Что-то внутри раскаленного кольца, вспыхнувшего языками пламени погребального костра. Келланд поспешно схватил со стойки ведро воды и выплеснул на пламя. Пар с шипением и свистом образовал густое облако, огонь погас.

Когда белый туман рассеялся, он ясно увидел внутри обода это. Крохотное эфемерное тельце было раздавлено, как под ударом гигантского кулака. Тонкие голубые кости прорвали кожу. То, что могло быть конечностями, было изуродовано и сморщено в смертной агонии. Но Келланд мог поклясться, что существо убила не жара, а нечто другое, для чего этот хрупкий каркас не предназначался. Нечто совсем другое, что никогда не позволит существам подобного рода отнять у человека права, данные ему при рождении.

— Давление воздушного столба, — пробормотал Келланд. — Куб был его батисферой. Как только он разрушился, существо погибло.

Теперь ничто не мешало ему вернуться к машине.

ВСЕ — ЖИВОЕ, ИЛИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ДИРЕКТОРАМ ЗООПАРКОВ

Фантастика связана с жизнью человека с незапамятных времен. Познание окружающего мира первобытными людьми имело «фантастический» характер, реальный и вымышленный миры для них были слиты воедино. Мифологические образы сыграли огромную роль в развитии всей литературы, в том числе и фантастической. Но прежде всего это относится к той ее разновидности, которую называют «фэнтэзи» — современной литературной сказке. К ней, например, принадлежат роман К.Саймака «Заповедник гоблинов» и рассказ О.Кироги «Анаконда». «Фэнтэзи» — это мир фантастических существ, волшебных предметов, превращений, новых измерений, законов, противоречащих действительности. Роман К.Саймака — настоящий калейдоскоп саг и легенд. В нем действуют тролли, роллы, разумные скунсы и даже… самокатные ульи. К.Саймак материализует все то, что раньше наводило ужас на людей и что на самом деле оказалось совсем нестрашным. Просто все эти невообразимые существа являются спутниками человека с первых дней его существования. Они наши соседи, живущие рядом с нами в параллельных мирах. Будучи сторонником идеи многообразия форм разумной жизни, Саймак наделяет разумом даже цветы. Не случайно один из лучших и характерных для всего его творчества романов носит символическое название «Все — живое».

Создавая ни на что не похожие миры, перенося действие на некие ограниченные территории — резервацию, заповедник, зоопарк (эта тема в той или иной степени присуща всем включенным в данный сборник произведениям), Саймак в этих обособленных микромирах пытается решать проблемы, стоящие перед макромиром — всей человеческой цивилизацией. И самое лучшее, что мы, люди, можем сделать, утверждает писатель, это быть добрыми соседями со всеми существами, живущими вокруг нас. Короче говоря, следовать девизу хорошо знакомого всем нам героя мультфильма — кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!»

Но оказывается, что быть добрыми соседями не так-то просто. Противостояние Человека и Царства животных в рассказе уругвайского писателя О.Кироги «Анаконда» заканчивается трагически. Но остается надежда, что взаимопонимание и добрососедство будут достигнуты…

Впрочем, и доброта может пониматься по-разному. В рассказе К.Саймака «Изгородь», не вошедшем в этот сборник, могущественные инопланетяне заботятся о землянах, обеспечивают всем необходимым и… держат за изгородью. «Может быть, это зоопарк. Может быть, резервация, сохранение последних представителей вида». Когда один из героев задается вопросом «Что же делать?», другой задумчиво отвечает: «Может быть, мы вовсе и не хотим ничего делать». Все-таки человеку не подобает выступать в роли ленивого и сонного животного-экспоната из зоопарка, довольного тем, что его хорошо кормят. Думается, в таких обстоятельствах он все же найдет выход из клетки, как это сделали герои рассказов Б.Чендлера и Г.Уолтона. И тем более не подобает человеку выступать в роли надсмотрщика. Дай Бог, чтобы заключительная фраза рассказа Б.Чендлера «Только разумные существа способны сажать живых тварей в клетки!» воспринималась лишь как ирония!

Мотивы и персонажи мифов, фольклора, приемы антропоморфизма (очеловечивания) и анимизма (одушевления) присущи не только сказочной фантастике, но и произведениям, относящимся к традиционной приключенческой фантастике («Горы судьбы» Ф.Карсака), а также научной («Иона» Ж.Клейна), где они уже не являются самоцелью, а несут вспомогательные функции. В научной фантастике иная поэтика, иные цели и художественные средства. Здесь нет волшебства, магии, но есть научное мышление. Художественно проигрывая возможности осуществления различных прогнозов и моделей, писатели-фантасты, по существу, готовят человека к тому, что может встретиться ему на других планетах, в будущем, при контактах с иными разумными обитателями космоса. И хотя не каждая такая модель окажется точной, наверняка будут и попадания «в яблочко», как это произошло со многими идеями и изобретениями Ж.Верна, Г.Уэллса, А.Беляева, а также прогнозами современных писателей, таких, как С.Лем, А.Азимов, Р.Брэдбери, А.Кларк и других.

Размышляя о том, что может встретиться людям на других планетах, фантасты порой делают это с иронией («Клетка» Б.Чендлера, «Корок» Л.Альдани), но за ней встает ряд серьезных проблем. В самом деле, в космосе мы встретим существ и более совершенных, чем мы, и менее развитых. Как вести себя в последнем случае — в общем понятно, но здесь важно не повторить некоторые страницы собственной земной истории, истории колонизации других частей света европейцами. Обнаруживая в далеких краях иные религии, обычаи, более слабое в военном отношении население, они просто покоряли его и затем эксплуатировали. В романе Ф.Карсака «Горы судьбы» мы как раз видим модель подобного способа освоения иных планет. Какая разница между Межпланетным Металлургическим Бюро и Ост-Индскими компаниями (английской, голландской, французской) XVII–XVIII веков? Ведь именно они «прототипы» ММБ Ф.Карсака. Не получит ли распространения подобная форма освоения иных планет при широком выходе землян в космос, не повторится ли колонизация в «современном» ее варианте? Ф.Карсак в своем романе касается весьма существенной проблемы.