— Не кажеться ли вам, братаны свиньи, что его место у общественного места для справления большой и малой нуужды.

После чего здоровый свин с обугленным хвостиком подпрыгнул и нанес соокрушительный удар копытом в то самое место Кузьмича, на котром он обычно сидел.

Первый помошник на дикой скорости врезался в стену, отрешетил, врезался в противоположную и только крекие двери, обитые крепкой сталью, сдержали его полет.

Я с ужасом наблюдал за тем, как моего лучшего друга зверски калечат, но ничего сделать не мог. Та самая свинья, у которой я занял место у окошка, приставила к моему горлду копыто и пообещала прирезать меня при самром удобном случае.

Кузьмич, отлепившись от дверей, слегка отряхнул крылья, и обратившись к испуганным свиньям спросил голосом, от котрого даже у меня по макушке зашуршали мурашки. Пара десятков, не больше.

— Это кто?

Ответили свиньи хором, словно ждали этого вопроса:

— Фунтик это. Свин в законе.

Кузьмич неторопливо, лениво работая крылышками, развернулся и стал медленно наступать на Фунтика. Зная первого помощника, за жизнь верзилы я бы не дал даже ломаного брюлика. Кузьмич прощает вольности против него только мне.

— Сколько отбивных из свиней я сделал! — пропел Кузьмич дурным голосом.

Верзила испусганно икнул и стал пятиться от первого помошника. Но далеко не получислось. Камера маловата. А бабочек междк тем продолжил зловещий таней смерти. Он выставил перед собой два пальца и, с силой вогнав их в подрагивающие дырки пятака Фунтика, завопил:

— Рот порву! Близоруким сделаю!

Верзила попытался отпихнуть маленького первого помощника, уперся в него копытами, но ничего не получилось. Кузьмич был упертой бабочкой и не умел прощать оскорбления.

Резко развернувшись, он приподнял Фунтика, и с силой перекинул его через плечо. Огромная туша Фунтика с глухим уханьем обрушилась на пол, создав небольшое землятресение месиного масштаба. Я и не знал что мой друг так хорошо владеет приемами самообороны.

Первый помошник Кузьмич обвел питихших свиней цепким взором и задар вопрос, за который я не перестану его уважать даже через тысячу лет.

— Ктоо еще хочет Кузьмичесвие тело?

осужденные, осознав всю силу Кузьмичевсокого слова, опустили морды к полу. Первый помошник сказал: — «Тот то же», — и в это время заметил меня.

— Слышь ты, салага недоделаный, иди сюда.

В первое мгновение мне захотелось напомнить зарвавшемуся первому помощнику кто есть кто, но потом я сообразил, что все это только для того, чтобы продолжить спектакль.

Я выполнил женлание Кузьмича, с твердой уверенностью, что в тот момент, когда мы спасемся, я тукт же назначу наглого бабочека в наряд.

Кузьмич, совершенно пренебрегая нормами уважения, нагло облокотился на мое плечо и, тихо тарахтя своими спинными вениками, вальяжно бросил внимательно слушающим каждое его слова свиньям арестантам:

— Кореш это мой, — кивок в мою сторону, — Вместе с ним мы тот колбасный завод взорвали.

осужденные одобрительно захрюкали и тут же приняли меня в свою дружную свинскую компанию. И даже придумали мне кличку «Кровавый пятак», за мой расквашеный нос, превратившийся в бесформенную плоскую массу.

Уже несколько позднее я узнал, что Кузьммич попался на совершенно пустяковой вещи. При высадке он перепутал координаты и вместо тайной полянки приземлился прямо на крышу охраняемого гместным государством колбасного завода. А такак как приземляющаяся скорость Кузьмича ничес=пм не ограничивемая, то от соприкосновения разогретого до невероятных температул тела первого помошника и внутренностей завода, изготавливающего, колбасы и сосоиски, произошел ужасный взрыв, снесший с лица местной земли не тлльеко завод, но и прилегающую к нему городом.

Именно за это злоджеяние Кузьмич получил пожизненый срок, звание самого кровожадного, но крошечного свина, в а также уважение заключенных и ненависть правящего класса.

Ночью этого же дня, или вернее, ночью этой же ночи, мы с первм помошником, уткнувшись друг к другу носами, искали наиболее безопасный путь возвращения на Вселенский. Речи о том, чтобы с нашим положением выполнитьзадачу по установке следующей координаты, шде хранится ДУСТ, просто не могло быть и речи.

Первым вопросом, стоящим на повестке дня была проблема, как освободить Кузьмичп от чугунных оков. Данный пунк, как оказалось, был самым и простым. Кузьмич просто отмахнулся и одним движением могучих мускулов разорвал тяжеленные оковы.

— Дураки они, свиньи, — ворчал первый помошник, обкусывая наручники, — Меня хоть в клетку посади, хоть в темницу железню, все одно выберусь. Кузьмич свободу любит. И синее небо.

О том, что бабочек мог не дожидаться моего заточения, а самостоятельно разобраться и со свободой и с небом, первый помошник почему-то не вспоминал. А я и не настаивал. Вот выберемся, тогда я развяжу все узелки.

Но на нашу беду все наши пригтовления оказались направсны. Утром, едва в маленьком решетчатом окошке появилось сияние одного изх трех местных солнышек, за нами пришли. В камеру ввалилось штук десять свиней в военизированной форме, с дубинками и в касках. Довольно смешной вид. Из под надвинутых на маленькие, без преувеличесния сказть, глазки касок высовываются розовые пятаки. Меня даже посетила интерсеная мысль, а какой формы у аборигенов протиивогазы?

— Кто здесь Сергеев? — спросили свиньи, старательно разгоняя любопытных заключенных.

Понасчалу никто не хотел признаваться. Но, очевиджно, мой внешний вид несколько отличался от наруджности остальных. Солдаты, после недолгих посиков вытащили меня из угла и, несмотря на протестующие возгласы остальных невиннно осужденных пополокли к выходу. Вслед мне посыпались вопросы, которые можно светси к одному:

— Куда его?

На что старшая свинья, с тремя свиненками в петлицах, довольно грустно ответила:

— Растреляем, как бешенну. свинью.

После чего мне, естественно, не оставалось ничего доругого, как взбунтоваться. Пока я бодался головой, пихался ногами и по возможности руками, солдаты свиньи лениво отрабатывали на мне удары слева и справа. А особо умные норовили врезать и снизу, за что тут же получили от старшей свиньи замечание. Мол, у нас с арестованными плохо не обращаются и если бить, то только по голове. Да и то, не до крови.

Едиснтвенным, кто заступилсяза меня, оказался, естественно, мой верный друг и первывй помошник Кузьмич. Он вцепился крепкими пальцами в решотку окна и заорал на всю прилегающую к тюрьме территорию:

— Свободу политзаключенным! Даешь демократию и ежедневную влажную уборку камер!

Старший свин, забавно почесав пятак, отдал распоряжение присоединить разбушевавшегося арестованного ко мне. Сказал, что вдвоем нам помирать станет не так страшно. Кузьмич, конечно, сразу стал отказываться от своих слов. Но было уже поздно. Подхватив бедного первого помошника под белы крылышки, Кузьмича вытолкали вслед за мной в коридор, где и сковали общей цепью.

На что Кузьмич отреагировал довольн своеобразно. Он гордо задрал голову и запел неизвестно откуда взятую песню:

— Скованные одной цепью…

Дальше слов Кузьмич не знал. Наверно сам сочинил.

Ожидая каждое мгновение пули в затылок, я, стискивая в объятиях упавшего духом первого помошника, тяжело передвигал ноги по каменным плитам тюрьмы. Никогда не думал, что придется погибнуть бесславно среди свиней. Не слишком красивая смерть.

Но размышления о смерти, как оказалось, были сильно преувеличены. Мы, в сопровождении охранников благопролучно добрались до конца коридора, и, миновав несколько пропускных пунктов, оказаись в достаточно симпатичном зальчике. В центре зальчика стол. За ним вооседает здоровенная свинья во фраке. На столе в вазе яблоки. Свинья пристально смотрит на нас.

— Присаживайтесь.

Подталкиваемые дубинками охранников мы с Кузьмичем удобно расположились на качающемся табурете, стоящим перед столом. Вернгее, расположился я, а первый помощник развалился у меня на коленях. Охранники остались стоять сзадаи.