А мужик, ты смотри, одобрительно что-то: гыр-гыр-гыр, прямо лицо грузинской национальности в троллейбусе.
Палку! Палку забыл. Хорошая палка!
Мужик недовольно: гыр-гыр-гыр и отчаливает, чего-то опять гыр-гыр-гыр и весло подаёт. Дескать греби недотёпа. Я, говорит, тебе подарю тысячу палок, только греби. Мужик берёт второе весло и пошёл шуровать. Я пытаюсь не отставать. Мужик опять гыр-гыр-гыр.
А я ему, пыр-пыр-пыр. Мужик поворачивается и показывает на весло. Дескать греби задохлик. Я говорю:
— Слышь, мужик, пожрать ничего нет?
Затем палец в рот засунул и пожевал.
— Гыр-гыр-гыр возмутился он и отвернулся. И снова гыр-гыр-гыр. И опять гыр-гыр-гыр. Дескать тупой, полуживой урод греби скорее.
— Дык, куда спешим? На похороны любимой тёщи? Так я не женат.
Мужик ещё раздражённее: гыр-гыр-гыр.
Пришлось включиться в гонку. Значит спешим куда-то. Или меня, типа, на галеры завербовал?
Мужик молчит и я молчу. Он всё убыстряет и убыстряет темп, и я вынужден убыстряться. Конечно, из меня гребун не очень. Но, если сбавить темп, то лодка уйдёт в сторону и мужик опять начнёт базарить не по делу.
Сколько же можно? Пора отдохнуть! Я в комбинезоне и гимнастёрке запарился, а он в мехах, даже не вспотел. Ну, мужик, не думал я, что мужики могут быть хуже полковницы.
Наконец сбавили темп и подошли к небольшой ёлке на берегу, слегка наклонённой к реке. Мужик ухватился рукой за какую-то палку и встал в лодке, выбрался на берег и жестом показал, что мне надо сделать тоже самое. С приключениями, пару раз чуть не упав в воду, повторил манёвры спутника. Мужик взял с лодки верёвку и жестами показал, чтобы я встал с другого конца лодки. Показывает: дескать, тянем. Тащу за верёвочный хвост, что есть силы и напрасно, лодка оказалась неожиданно лёгкой. Поставили посудину на землю. Достаём из лодки вещи и переворачиваем вверх дном.
Мужик, поковырявшись в мешке, достаёт что-то похожее на кусок сала и показывает как протирать салом кожаные борта обшивки. Суёт кусок сала мне в руки. Работай.
Делать нечего. Любишь кататься, люби и салом лодку мазать. Мужик, тем временем, разжёг, видимо, заранее сложенные для костра сухие ветки и подвесил котелок с варевом. От варева дух, аж от голодных спазмов брюхо урчит.
Мужик зовёт к костру. Ложкой выбирает из котла жратву и подаёт ложку поменьше. Ничего, ничего, буду черпать чаще и съем больше. Варево горячее, вроде каши с мясом и приправы. Мужик отложил ложку в сторону. Делать нечего, тоже отваливаюсь от котелка. Он показывает руками: продолжай занятия, а сам к лодке пошёл. Просить себя два раза по этому вопросу не умею и выскоблил котелок до дна. Затем набрал немного воды из реки, согрел и вымыл котелок. Залил костёр. Собрался прилечь.
Мужик салом лодку домазал, перевернул, осмотрел каркас из деревянных прутьев, одобрительно что-то проворчал и показывает на лодку. Продолжаем движение. Точно как полковница. Время на часах около трёх. Это значит, я на ногах часов пять, да в лодке около шести отмахал. Куда больше? Но, делать нечего, мужик к тёще торопится.
Погрузились в лодку и начали махать вёслами. Сколько за день отмахали неизвестно. Сухопутные говорят плывём, моряки, морщась, говорят идём, я говорю пи-пи-пи.
Если наша скорость вместе с течением 5…6 километров в час, то за четырнадцать часов, до темна, мы пройдём около сотни километров. Река всё время делает петли, так что в реале продвинемся к цели не больше, чем километров на шестьдесят.
Темнело. Но я так намахался, что чувствовал «светало».
Добрались до причала сделанного из жердей. Вверх от причала поднимается скала метров на десять. И лестница есть. Рыбку, судя по высоте лестницы, они не ловят. Надорвёшься лазить с рыбкой по горам.
Выбираемся из лодки в прежнем порядке. Вытаскиваем лодку и вынимаем вещи. Лодку переворачиваем и мажем салом. Не то, что темнеет, уже темно. Всё, сил моих нет. Мужик тянет на верх. Не пойду. Расстилаю одеяло прямо на землю. Ставлю сверху лодку. Иди мужик, отстань, здесь буду спать и заодно покараулю. Мужик бросает меховую рухлядь и уходит.
Я опять улёгся не жравши. Как бы не вошло в привычку ложиться спать голодным. Укрылся барахлом, оставленным мужиком, а сверху поставил лодку.
4
Сон беспокойный. Снится всякая гадость. На этот раз гадость помню. Еду на автобусе. То есть, мне кажется, что на автобусе. Наверно привык на автобусах ездить. Но, антураж не тот. Нет окон, стоек, крыши и дверей. Есть только платформа, вроде телеги. Скорее всего еду на телеге, но кажется, что на автобусе. Приезжаем на автостанцию. Название города знакомое, а вспомнить не могу и знаю, что раньше в этом городе никогда не был. Захожу в помещение. Кабинет, похоже, полковничихин.
Сажусь за стол на хозяйское место. Видимо подсознание считает меня достойным достоинств полковницы и её должности. Хотя сознание не возражает против полковничихиной зарплаты, но одновременно очень энергично возражает против полковничьиных забот и достоинств. Сижу в кресле и наслаждаюсь зарплатой.
Вдруг! Как всегда это дурацкое «вдруг». Нет чтобы на хорошем остановиться и продолжать дальше сниться кабинет, кресло и зарплата. Ну, пусть ещё приснится как полковница зарплату принесла. Но, гладить её не буду. Не хочу сортиры чистить. Так вот опять «вдруг». Достали! Пи-пи-пи.
Вдруг девки в кабинете забегали. И бегут от входа. Куда бегут? Там же окно. Или они в окно попрыгали? Вопят: Монстр! Монстр! Монстр! А, я чего-то не пугаюсь. Ну, не страшно мне. Не пойму чего-то. И не то, чтобы я монстров не боялся. Просто в этом случае не пугаюсь.
Входит монстр. Как в плохом спектакле: входит бедная Офелия. Вот также входит монстр.
Я ему:
— Пи-пи-пи, чего-то ты, морда наглая, без доклада вломился? Пи-пи-пи. Пошёл, говорю, вон.
Глянул на монстра. Батюшки мои, а внешний вид у него: фуражка набекрень, козырёк треснул, гимнастёрка мятая в соломе, расстёгнута почти до пупа. Галифе в пятнах как будто владельца галифе, в этих самых галифе посадили на яйца и забыли очистить от яичной скорлупы. Сапоги пыльные, всмятку. Ну и монстр. Не зря девки испугались.
Этого безобразия нервы не выдержали и как заору:
— Пошёл вон! Урод! Пи-пи-пи! Стой в коридоре и не пускай никого в кабинет пи-пи-пи, а то уроды всякие, вроде тебя шастают и мешают работать.
Монстр повернулся и вышел, обиделся наверно. Ну и я не из железа сделан. Ну, думаю, если тебя суки под дверью не окажется! Молись падла! Будет из тебя настоящий урод. Выхожу за дверь и правда сбежал. Найду, пожалеет, что на свет появился! Так отделаю!!! Придётся этого придурка искать.
Выхожу из здания. Иду по улицам. Всё какое-то не знакомое. Подхожу к фонтану. На стене около фонтана мозаика. Изображены несколько леопардов в лесу. Вдруг! Опять, твою мать, это вдруг. Здесь-то чего?
От стены тянутся щупальца. Леопарды превратились в леопардоосьминогов, а может девятиногов. Прямо страсти карибских морей. На что рассчитывали уроды, засылая столь дурацкий сон, я не понял. Из под мышки достаю, Вы помните что. Вы помните, что курок пистолета взводится при вынимании из кобуры. В стволе четырнадцатый патрон.
Мне не надо проделывать всякие демократические глупости: взводить курок, передёргивать затвор, кричать руки вверх, стой кто идёт, Вы можете хранить молчание. Попробуй поговори с пулей в брюхе. Направляю пистолет в глаза уродов. Ну, точно уроды. Где ещё таких увидишь? Только во сне. Глаза размером с тарелку наверно для того, чтобы нагнать страху. Вот я с перепугу и всадил в каждый глаз по пуле.
Зелёные уроды. Не в смысле цвета, а не опытные. Думали, что буду кричать стой кто идёт, ползёт, летит или с криками, как в голливудских сериалах бежать от страха наложив в штаны. Да ещё пару раз упаду с высоких каблуков для нагнетания ужаса. Жалко нету каблуков, не с чего падать. Не важно кто ты: крокодил или урод леопардодевятиног. Важно, чтобы выжить, стрелять первым. Я до сих пор живой только потому, что успевал выстрелить первым.