Наши девушки прекрасны. У Паши – Ира, у Лысого – никого, у меня – и подавно. Когда

Ира приходит к Паше – он никого из нас не принимает. Мы тоскуем и расходимся по

домам, каждый с мыслью о том, чтобы он делал, будь у него такая же девушка. Не знаю,

как Лысый, но я усиленно дрочу. Хотя тоски во мне не убавляется. Даже наоборот.

Уверен, Лысый тоже дрочит. И Паша дрочит. Весь мир усиленно дрочит. Мы в поисках

своей половинки. Своего бездонного стакана. Вливать в него и из него же пить. Вечная

дрочка и бесконечная любовь к себе. В нашу недавнюю морскую поездку, нет, не в

Коблево – в Луговое – Лысый оказывается настолько пьян, что употребляет пришедшую к

нам в гости девушку. Начинается с того, что она заявляет: «У нас с тобой шортики

одинакового цвета…». Лысый наутро рассказывает, что ничего не помнит, но у него

порвалась уздечка. «Значит, что-то было», - заключает он. Я завидую ему вот уже две

недели.

«…кто его знает, может, там сейчас будет сборище жаб», - говорит Паша в маршрутке. В

наших руках букеты. Они обернуты упругим целлофаном. Мы ловим на себе взгляды

рядом сидящих женщин. Это первый день нашего знакомства, и мы приглашены на день

рождения Пашиной одногруппницы. Во время застолья приезжают из Турции ее мама и

брат. Они просят помочь принести из автобуса сумки с товаром. О, эти славные баулы.

Ручки одного из них на уровне моей головы. Нам с Пашей выпадает нести его. Что в этом

клетчатом кубе, размером с горбатый «Запорожец»? Турецкое золото, дубленки? Может, в

нем живые турчанки, и нам с Пашей за помощь полагается одна из них? На мне белый

однобортный пиджак. На Паше - двубортный изумрудный. Элегантный клетчатый друг

между нами. Проспект Космонавтов. Полночь. Все только начинается.

Собаку Лысого зовут Деспотом. Стаффордширский терьер. Умный, почти человеческий

взгляд. Огромная голова в мелких и крупных шрамах. Хороший донор. В городе, если

видишь собаку этой породы, то непременно его окраса – рыже-белого. Деспот отлично

разбирается в людях. Видя меня, заходящего в дом, стремглав бросается, чтобы напасть. Я

сжимаюсь, большими глазами смотрю на большие глаза Деспота, которые через секунду

оказываются в пятидесяти сантиметрах от меня. «Деспот, фу!» - слышу я голос отца

Лысого. Вовремя. Во время прогулок пес не обращает внимания на дворняжек, лающих в

его сторону. Стаффордшир – церемониальное неметропольное графство в центральной

Англии. В Лысом тоже есть что-то от Англии. Ах да, Лысый – будущий учитель

английского. Они с Деспотом здорово ладят. Частенько невменяемого от водки Лысого

Деспот успешно приводит домой. Избавляя тем самым хозяина от встреч с николаевскими

ментами и гопниками. Общение с животными делает Лысого самым человечным из нас

троих. Например, мой друг Паша ловит соседского кота, укравшего палку копченой

колбасы, и, взяв животное нежно за хвост, бьет его с размаху о деревянный стол. Хорошо,

что у кота девять жизней. И у Паши есть возможность проявить педагогические

способности.

Я настраиваю Пашину гитару. Уже есть несколько песен, сочиненных им. Играю Паше

свои. Мы отмечаем выиграшные места в наших творениях и хвалим их. Лысый, слушая

пение, молчит. Слава Богу, он не умеет врать. Что напоминают эти чудеса музыки?

Хриплый вой стаи собак. Звуки блюющего мужчины. Пердеж в общественном туалете.

Чавканье старых ботинок в болотной жиже. Шарканье бомжа по паркету. Аритмичное

дыхание педика, избитого одновременно тремя парами ног. Но мы с упорством

шизофреников ежевечернее записываем наши звуки на старый «Panasonic». Засыпая,

представляем себя звездами рок-сцены, которым поклонницы делают миньет,

выстраиваясь для этого в очередь в нашу гримерку. Мы выходим в зал для пресс-

конференций, лениво улыбаемся знакомым журналистам западных телеканалов.

Отбиваясь от поклонниц, не сумевших попасть к нам в гримерку, садимся в длинный

лимузин, стоящий у черного входа. В автомобиле нас поджидают голые Наташи -

Королёва и Ветлицкая… Мы ворочаемся в своих жарких постелях, наши трусы влажны.

Обнимая подушку, мы ласково тянем за ушки вниз головы наших Наташ.

Романы

Саша. Первокурсница. У нас так ничего и не состоялось. За почти год отношений,

мучений. Для мужчины отсчет начинается с этого дня - день, неделя, месяц – все с

момента, когда распечатан конверт, открыты ворота, взят город. Как можно полюбить

город, если ты смотришь из-под забрала на его высоченные стены, неприступные рвы?

Что можешь увидеть? Рыночную площадь с необычным товаром, городскую ратушу,

украшенную лиловой башенкой, длинные и узкие улочки? Нет. Только каменная, в

несколько метров высотой, стена. Да - и стена ничего, хороша. Ровная, отменно сложена,

из крупного камня. Зубцы опять же на стене. Флаг с гербом, виднеющийся на ратуше. И –

ворота. Большие, из ладно подобранных досок, новые, ловко вписанные в каменный

проем. И мостик, ведущий к ним через глубокий ров с водой. Ворота манят. Они снятся,

пока спишь, сняв доспехи. В ожидании, пока город сам не сдастся, когда закончатся вода

и продовольствие. Когда горожане сами тихо придут и, поклонившись, вручат ключ. И ты

войдешь. В главные широкие ворота. На солнце будут блестеть твои доспехи. Ты не

скажешь ни слова. Молча пройдешь от ворот до главной площади. Пока внезапный сон не

свалит тебя, и ты не заснешь на ближайшем тюке с сеном.

С Сашей - я так и остался за городской стеной. Да, лез на стены, да, ломал ворота, морил

голодом изморенных горожан, но их королева, решила, что лучше голодная смерть, чем

сытое бесчестие.

С самого начала мне следовало это понять. «Мой папа говорит, что или пусть твой Женя

встречается с тобой чаще, или не встречается вовсе», - сказала Саша через месяц после

нашего знакомства. И мне стало стыдно. И надо было понять даже не эту папину

установку: или-или. А - мой стыд. С ним не берут города. С ним – женятся. Он лучший

цемент для будущей супружеской жизни. Мне бы принесли с поклоном ключ горожане,

еще бы и просили принять его. Но нужно было мое терпение и согласие стать королем. Их

отцом и судьей. Защитником и мужем. Наверное, я и так дрейфовал в ту сторону. На 5-м

курсе уже просыпается что-то в тебе королевское. Но только просыпается. А в полудреме

так легко напугаться. Так легко перепутать сон и явь.

Но к делу. Саша была с грудью. Со спортивной фигуркой и красивой грудью. Это-то и

удержало в первое время. Иначе бы хлопнул дверью и не вернулся. Ибо все эти

девические прыщики на бледном лице и мамино пальто не похожи на веревки и канаты,

используемые для отлова качественных жеребцов. Я был качественным. Немного

переоценивал себя. Но таков самец. Агрессивный. Самоуверенный. Жилистый. Готовый к

нападению. Внутренне согласный на насилие.

Это был какой-то сход продавцов БАДов. Меня затянула туда сестра. И Сашину маму

тоже кто-то затянул. Ну, а мама взяла дочь с собой. Я помню этот первый взгляд на меня.

Мама и дочь смотрели одновременно. Шли и смотрели. Секунду или две. В таких случаях

этого достаточно, учитывая силу женского взгляда. Моя сестра знала Сашину мать, это и

стало началом осады.

- Вы уже обмениваетесь телефонами? – оборачивается к нам Сашина мама.

Да, спермы было во мне так много, что всякие приличия из моей головы она выносила

бурным потоком.

Мы вместе едем домой. Мне вдруг становится скучно. Сашино лицо смотрит на меня

снизу вверх. Бледное лицо с розовыми маленькими припудренными прыщиками.