— Кто? — наконец послышался не то пьяный, не то сонный голос.

— Это я, Жек! Шухер, Миша! Уматывать срочно надо.

Внутри заскрежетал засов. Дверь открылась. Не успел Мишка опомниться, как перед ним вместо Виленского оказался Нетребо.

— Руки!

Мишка хотел захлопнуть дверь, но Сайко, находившийся рядом, так толкнул ее плечом, что едва не сбил Артиста с ног.

— Продал, шкура! — зло процедил Мишка. Но сопротивляться не стал. Только крикнул: — Настя, открой на кухне фортку. Да пошире. Пусть вонь хоть выйдет.

Остальных гуляк сняли прямо с постелей.

Виленского домой не отпустили. Заставили поехать с Сайко и показать то место, где была захоронена кисть Наташиной руки. Потом его «поселили» в отдельную камеру.

Только под утро Женька немного забылся и задремал. За все еще темным решетчатым окошком кто-то звонко прошлепал по асфальту, и сон как рукой сняло. Женька вспомнил, где находится…

…Когда Женьке стукнуло восемнадцать, отец заплатил, и Женька пошел учиться на курсы вождения.

Была в Женькиной группе на курсах некая Дина. Она немигающе глядела преподавателям в рот, но все «науки» для нее сквозняком пролетали мимо. На вождение Дина попала к тому же инструктору, что и Женька. Однажды, ожидая своей очереди, разговорились.

— Вождение — это чепуха. И медведя выучить можно, — игриво заявила Дина. — А вот матчасть… — она глядела на Женьку так, что у него перехватило дыхание.

— Когда и где? — спросил он, не задумываясь.

— Я живу у брата. А он в командировке.

В тот же вечер Женька поехал к Дине. Она жила в уютной однокомнатной квартире.

— Вначале отметим знакомство, — мило улыбнулась Дина и, надев цветастый фартук, ушла на кухню.

Ужин был скромный. Бутылка вермута, небрежно вскрытая баночка шпротов, нарезанная одесская колбаса. Налив в фужеры вина, Дина обворожительно взглянула Женьке в глаза и лукаво шепнула:

— За знакомство, Жек!

Дина выключила свет и зажгла торшер. Ее лицо, подкрашенное розоватым светом абажура, сделалось еще красивее.

— А ты ничего, — прошептала Дина и нежно обняла его за шею. Он коснулся бархатистой кожи ее горячего лица, и, забыв обо всем, стал искать ее губы.

О, что это был за поцелуй!

…С Диной ходили в бар и рестораны. Где он брал деньги, ее не интересовало. А он изрядно задолжал. Даже безотказная мамуля заподозрила что-то неладное. Наташа отошла на второй план. Врал: занят учебой.

Однажды они заказали такой стол, что не хватило денег расплатиться. Дина смотрела на него большими круглыми глазами, а он не знал, куда деться от позора. Стал лепетать официанту:

— Вы извините… Я… Я расплачусь завтра…

— Постой, Жек, — прервала Дина. — Я сейчас. — Она встала и прошла к дальнему столику. Вернулась в сопровождении молодого человека с тонкими рыжеватыми усиками.

— У вас затруднения, юноша? Ничего. Бывает. Сколько вам нужно? — подкупающе улыбнулся подошедший парень.

— Двадцать, если можно.

— Будьте добры. Отдадите Дине.

— Кто это? — спросил Женька, когда парень ушел.

— Двоюродный брат. Разве он на меня не похож?

Динин «двоюродный брат» оказался завсегдатаем ресторанов. Он появлялся непременно в том же ресторане, где проводил вечер Женька.

— Он что, твой телохранитель? — однажды съязвил Женька.

— Скорее, твой казначей, — парировала Дина.

Он задолжал Дининому брату более двухсот рублей.

Женька находил время и для Наталки. Но те встречи были холоднее, чем с Диной. Он невольно сравнивал одну и другую свою «любовь». Наталка нравилась своей наивностью и неподдельной искренностью. Дина — обольщала пылкой страстью.

Наконец Дина и Женька получили права. «Обмывали» вместе в ресторане «Ласточка». Был здесь и Динин двоюродный брат с двумя дружками и двумя девицами. Дружки брата Женьке не понравились. Если «тот» вел себя деликатно, то они — нагловато и задиристо. Особенно не понравился ему назвавшийся Мишкой. Худощавый, с желтыми лошадиными зубами, он говорил тонким, сипловатым голосом, часто курил и плевался на пол. Одет, правда, был прилично.

Уже на улице, когда стали прощаться, Мишка грубо спросил:

— Ну что, Евген, может, свозишь меня послезавтра к одному корешу? Тут недалеко. Километров сорок.

— Папик сразу за город машину не разрешит.

— Папик?.. — ехидно переспросил Мишка. — Ишь, какие телячьи нежности. Чучело ты гороховое.

А где-то через месяц к Женьке обратился сам Динин брат:

— Жек! Выручи, будь добр! К одному приятелю в Ермиловку надо катануть. Приличный человек.

Отказать «усикам» Женька не мог. Тот сколько раз его выручал.

К удивлению, в Ермиловке их поджидал не только «приличный человек», но и Мишка-Артист. Погрузили в «Волгу» пару чемоданов, и уже к девяти вечера были дома. «Приличный человек» оказался щедрым. Поблагодарил и сунул Женьке пятидесятирублевку.

— Да вы что?.. — растерялся Женька. Но Мишка грубо перебил:

— Бери, дуб, раз дают: мы дешевиться не любим.

Тогда впервые закрались сомнения.

Потом еще одна услуга, потом еще, еще… Как правило, его попутчиком был Мишка-Артист.

Женька забеспокоился. Понял, что падает…

Хотел освободиться, но не мог: боялся Мишку. Боялся и ненавидел.

Однажды чуть не раскрылся отцу. Тот упрекнул его, что слишком часто Женька ездит то провожать, то встречать. Пригрозил, что проверит. «Расскажи!» — подсказывала совесть. Но тут как тут была дорогая мамуля:

— Аркадий! Когда ты прекратишь терроризировать парня? Он уже не маленький. У него девушка. Я его хитрости сразу разгадала.

— Ох, мамуля! От тебя разве что утаишь? — ухватился тогда за тот «спасательный круг» Женька.

Однако после очередной поездки Женька решил ретироваться:

— Все, Миша! Больше я не ездок. Отец что-то заподозрил.

— Я те, шкура, заподозрю! Болтанул?! — надвинулся на него Мишка. Его черные цыганские глаза впились в глаза Женьки.

— Гляди, падло! Шмагу не зря хапал. Ездить будешь. И туда, куда скажем. Понял? — прикрикнул Артист. — А если бате хоть о чем заикнешься — попишем. — Мишка резко выхватил из кармана руку. Из кулака выстрелило лезвие ножа. — Не я попишу, так другой найдет.

Женька испугался до икоты. А Мишка, разыграв сцену устрашения, вырвал из блокнота листок и протянул Женьке.

— Пиши, сука, расписку!

— К-какую?

— Что член нашего общества. Что должен усатику. А не напишешь… — и он эффектно поиграл лезвием ножа.

И Женька написал. Потом снова ездил. Его ни во что не посвящали, лишь использовали в качестве извозчика. Шло время. Их никто не искал, не ловил, и страх стал таять. Женька жил, как купец. Мотал деньги. Отец и мать нередко уезжали поездом на выходные в село, к бабушке. В такие дни чаще всего и использовали его «Волгу». И успокаивали: «Не дрейфь, Жек! Ты только возил. Твой „папик“ из этой „беды“ тебя запросто выручит».

В ресторане «Нива» отмечали день рождения Дины. Выпили по паре рюмок, налили снова, и вдруг возле их столика появилась Наталка. Лицо красное и разгневанное, губы мелко дрожали:

— Так, Женечка! Значит, продолжаем права обмывать?

От неожиданности он зацепил рукавом фужер с шампанским и разлил искрящийся аромат Дине на платье.

— Что делаешь, мурло! — взвизгнула Дина.

— Ну, и нашел же ты, Женя!.. — Наташа ненавидяще сузила на Дину глаза, резко развернулась и пошла к выходу.

Женька стоял ошеломленный.

— Ты погляди какая гадючка! — блаженно откинулся на спинку кресла Мишка-Артист. — Где она промышляет?

— Да так… Вроде кассира в районо. — Женька отвечал нехотя. Он явно не знал, что ему делать. Выручал Динин брат Костя:

— Жми за ней, Жек, жми! А то еще отцу твоему что натреплет.

Женька нагнал Наталку на автобусной остановке.

— Уйди. Не хочу с тобой и говорить, — отошла от них Наташа.

— Глупенькая. Разве я был с ней в ресторане один?

Как раз из-за поворота вывернуло такси. Женька поднял руку, и «Волга» тормознула. Спор продолжали в машине. Поссорились…