— Опять неприятности?

Они вошли в комнату. Иван сел на диван, а Галка тут же засуетилась, чтобы его чем-то покормить.

— Не старайся, Кнопка! Я вот так сыт, — показал он на горло.

— Ваня, что случилось? — И вдруг догадалась: — Скрылся тот… что на кладбище?

— Тот на месте, Все нормально.

— Так в чем же дело? — Кнопка с такой тревогой смотрела в глаза, что Иван понял: сейчас расскажет. Да, ему было тяжело. Безмерно тяжело. Он очень нуждался в Галкином участии и ее добром совете.

Коротко и чуточку сбивчиво Иван рассказал все, как было. Он только не назвал имен «героев», разумеется, кроме себя.

— А почему ты не хочешь назвать ту женщину и ее мужа?

— Это не имеет значения.

Галка немного помолчала. Сидела рядом и гладила его руку.

— Ты очень горяч, Топтыжка! Вот и страдаешь. Есть, конечно, неверные мужья и жены. Но мы плохо знаем жизнь. Жизнь гораздо сложнее, чем мы думаем.

— Я не об этом, Галка! Я того типа насквозь вижу. Ловелас! Не смогу я бить перед ним челом.

— А ты и не бей. Но зайти к нему надо. Виктор Ильич зла не желает. А сейчас, мой милый Топтыжка, давай попьем чайку со своей Кнопкой. Она никогда не поступит так, как та…

Рано утром, для официальности «при погонах», Сайко поехал на молокозавод. Замдиректора завода Сергей Иванович Шумский его визита не ожидал. Он сидел за столом и с деловитым видом давал указания сотрудникам в белых халатах. Услышав стук, грубовато прикрикнул, что занят, но, увидев в проеме двери Ивана, преобразился:

— Ах, это вы?! Проходите, проходите, товарищ лейтенант! — поднялся он навстречу Ивану. — Все свободны! У меня гость.

— Зачем же? Я подожду, — начал Сайко, но Шумский перебил:

— Не беспокойтесь. Мы уже закончили. Присаживайтесь, лейтенант!

Они остались одни.

— Сергей Иванович, — начал Сайко, едва сдерживая раздражение. — На каком основании вы написали на меня жалобу? Собственно, жалобу вы могли написать. Но почему скрыли правду?

— Какую правду? Ах, да… Понимаете, я не хотел писать. Жена настояла. У меня ведь отняли права. Я должен был как-то оправдаться.

— А вы рассказали жене, из-за чего произошел инцидент?

— Ну, что вы? Разве такие вещи?.. Но я это дело закрою. Я напишу вашему начальству. Я напишу, что погорячился.

— Нет, Сергей Иванович! Жалобу будем доводить до конца. Сейчас свяжемся с партбюро, позвоним жене и расскажем все, как было.

— Нет, нет! — взмолился Шумский. — Я все улажу. У меня с Лидой ничего серьезного не было. Маленький флирт… и только. Все! Я клянусь, лейтенант!

— А как же я? — едко спросил Сайко. — Облили грязью и…

— Нет, нет! Я ведь сознался, что погорячился. У меня не было другого выхода. Вас пожурят, и все. А меня…

— И давно пора, — не сдержался Иван.

— Так что делать, лейтенант? Прямо сейчас поеду к вашему начальству? Или лучше написать? А?..

— Пишите! Пишите все, как было, — одним духом выпалил Иван.

Через пару минут Шумский протянул Ивану исписанный на треть мелованный лист бумаги. Точно на таком была написана жалоба. Не читая, не попрощавшись с Шумским, Сайко вышел.

Виктора Ильича на месте не было. Сайко сел за стол. Достал из кармана мелованный лист бумаги. От листа пахло духами. Иван покачал головой и стал читать:

«Уважаемый товарищ начальник Фрунзенского РОВД! Прошу изъять мою жалобу. Написана она была в возбужденном состоянии. Ваш сотрудник товарищ Сайко ни в чем не виновен. И он немного погорячился, и я. Права у меня отобрали, пожалуй, верно. Раз пахнет спиртным, значит, так надо. Еще раз прошу не принимать к лейтенанту Сайко никаких дисциплинарных мер.

С уважением зам. директора молокозавода С. Шумский».

Сайко нервно улыбнулся. Оправдательный документ… Разорвал лист и бросил клочки в мусорную корзину.

…Бориса Рядно доставил в помещение Фрунзенского РОВД участковый. Причину внезапного вызова не сообщил. Они сидели в курилке и ждали капитан Нетребо, а тот находился в таксомоторном парке. Взял у механика характеристику на Рядно, поговорил со слесарями. О Борисе отзывались неплохо, но была одна беда: часто пил. И еще один факт насторожил: «Деньги у него всегда водились».

К себе на службу Виктор Ильич добирался пешком. Наивный Иван человек. Можно подумать, что у него приятелей хоть пруд пруди! Чтобы все понять, не обязательно в уголовном розыске работать. Лида. Из-за нее Сайко пошел на свой «подвиг». Ведь в жалобе точно указано время, когда это случилось: 11-го октября, около шести вечера. Примерно в это время Сайко ушел от него, а вскоре явилась Лида.

«Теперь хоть знаю ее хахаля», — усмехнулся Нетребо.

Он ей ничего не сказал: ни о жалобе, ни о том, что все знает. И только когда ложились спать, не удержался:

— У Сайко неприятность. Из-за какой-то гулящей женщины у него произошла стычка с замдиректором молокозавода Шумским.

— С Шумским?.. — она вспыхнула и замолчала.

Нетребо сделал вид, что ничего не заметил.

Любил, любил любовью, понятной одному ему. Он не баловал ее ласками, не приносил цветы в день рождения, не бегал по пятам… Но любил…

К себе Виктор Ильич пришел в десять утра. Сайко, нахохленный, как петух, сидел за столом и что-то писал.

— Так, травушка-муравушка, давно уже ждешь? — стараясь казаться спокойным, примирительно начал Нетребо. — Здравствуй, Ваня! Рядно уже привели?

— Давно, — буркнул Сайко.

— Подготовь магнитофон и зови!

…Волосы всклокочены, кожа на лице в угрях и мелких ссадинах. Наклейка уже снята, но след заживающих царапин виден. Глаза блестят сухо и настороженно.

— Что надо, начальник? Неужели другого места для разговора не придумал?

— В другом месте уже говорили, — спокойно ответил Виктор Ильич.

Он закурил, предложил папиросу Борису и предупредил:

— Разговор, Рядно, предстоит серьезный. Вилять не советую. Все записывается, — указал глазами на магнитофон и включил его.

— Вы знали Наталью Измайлову?

— Ну и что? — вместо ответа неопределенно спросил Рядно.

— Нас интересует, в каких вы с нею были отношениях.

— Так вот что пришить хочешь?! Крестись, начальник! Я ее сто лет не видел.

— Спокойно, Рядно! Шить вам ничего не собираемся. Когда вы в последний раз виделись с Измайловой?

— У нее спроси, — криво ухмыльнулся Рядно и вдруг взревел: — Не убивал я ее! Слышишь?! Руки еще марать… Ищи тех, кому она мешала.

Борис выпустил густой клуб дыма и дрожащими пальцами стал тушить папиросу о пепельницу. Мундштук был скатан языком и губами в конус. Подобный окурок был найден недалеко от места убийства Наташи Измайловой. Сайко даже привстал, указывая Нетребо глазами на пепельницу. Но Виктор Ильич все сам видел. А Борис нервно помахивал закинутой на левое колено ногой и попросил закурить еще.

— Я законы знаю. Жаловаться буду, начальник! А что до Наташи — поделом ей. Меня убаюкала, а сама с прокурорским чадом путалась.

— А еще с кем она встречалась?

— А черт ее знает. Такая как пчелка: и жало всадит, и медку даст.

— И все же когда в последний раз вы виделись с Измайловой?

— Во всяком случае в день смерти я ее не видел.

— А откуда вы знаете, когда она погибла? — живо ухватился Сайко.

Рядно медленно повернул в сторону Ивана голову и, смерив его снисходительным взглядом, разъяснил:

— Весь город об этом знает!

— Итак, в тот день вы ее не видели? — продолжа Нетребо. — Тогда вспомните, где, с кем и как вы проводили время в тот день?

— Моя память, начальник, на такие вещи не оченно. Она табачком подпорчена, — бросил Рядно.

— Зря хамите, Рядно! Против вас много улик.

— Не смеши, начальник! — все так же нагло ухмыльнулся Борис.

— Ладно. Вы назначили в тот день свидание Измайловой?

— На кой шут она мне? Говорю — нет, значит — нет!

Иван вспомнил беседу с Валентиной Васильевной. Ее сообщение о телефонном звонке. Правда, она не знала, кто Наташе звонил, но Иван решил взять на пушку: