— Ваши помощницы очень симпатичные, — наконец ответила она.

— Они даже вполовину не так красивы, как ты, — заявил Аполлон.

Элис вжалась в кресло, выпрямив спину до предела. Казалось, ее позвоночник пытается ползти вверх по спинке кресла.

— Я не хочу, чтобы ты судила обо мне, глядя на этот дом, — произнес Аполлон. — Он был таким не всегда. Когда-то мы были… знамениты. Это было в Греции. И в Риме — в Италии. Тогда все знали, кто мы такие. Люди в те времена были другими — они верили. Поклонение, слава, почитание — у нас все это было. Мы жили во дворце — Элис, видела бы ты его! Фонтаны, тенистые сады, грациозно скользящие нимфы — само собой, я никогда не смотрел на них. У нас было все. Все, понимаешь? Можешь ты себе это представить?

Его глаза молили об ответе.

— Наверное, это было красиво, — проговорила Элис.

Кивнув, Аполлон продолжал несколько более мрачным голосом:

— Но потом все изменилось. Мы вышли из моды, пришло забвение. Я не в силах рассказать тебе все подробности: эти воспоминания до сих пор причиняют мне боль. Элис, наше падение было долгим. Запустение, в котором мы живем, отразит боль, поселившуюся в наших сердцах. Так что та телепрограмма была для меня бальзамом на раны. Возвращением того, что я считал потерянным навсегда. Элис, ты меня понимаешь?

Как и всегда, Элис не могла солгать.

— Не совсем, — пробормотала она.

— Ну конечно же! — сказал Аполлон. — Как ты можешь меня понять? Невинное дитя. Сколько тебе лет?

— Тридцать два.

— Тридцать два? Ты лишь недавно родилась… — проговорил Аполлон. — Элис, могу я признаться тебе кое в чем? Мы знакомы всего пять минут, а меня уже непреодолимо влечет к тебе. Ниш разговор затронул самые глубокие струны моего сердца. Мм родственные сердца, разве ты этого не чувствуешь? Ну скажи же!

Аполлон положил руку на колено девушке. Элис вскочила с кресла и схватила щетку. Какую-то секунду им обоим казалось, что девушка может ударить Аполлона, и оба были в равной мере изумлены этой возможностью, но Элис просто направила и сторону Аполлона ворс, покрытый паутиной.

— Я совсем забыла про пауков, — взяв себя в руки, сказала они. — Надо вынести их наружу. А потом я пойду домой.

Эти слова поразили Аполлона в самое сердце. Элис видела, что он готов заплакать, и ей вдруг пришло в голову, что он, должно быть, пьет или даже употребляет наркотики, как и другие телезвезды, которых она знала. Эта мысль успокоила девушку: в конце концов, все происходящее не имело к ней никакого отношения. Когда Аполлон придет в себя, он ничего не будет помнить.

— Ты когда-нибудь вернешься? — спросил Аполлон.

— Конечно, я вернусь завтра, — ответила Элис. — И буду приходить сюда каждый день.

Лицо Аполлона осветилось улыбкой. Казалось, после долгой темной ночи над землей взошло солнце.

— Тогда нам с тобой некуда торопиться, — сказал он.

Элис вновь охватило беспокойство.

12

В воскресенье Артемиде не нужно было гулять с собаками, но она все равно совершала обычную пробежку по парку. В такие дни она преодолевала даже большее расстояние, чем обычно, — ведь ее не задерживали коротконогие моськи. Эти минуты позволяли ей вновь почувствовать себя могучей: она применяла силу своих мышц, ощущая упругость торфа под ногами… А чувство могущества было необходимо ей, как воздух. Пробегая мимо киоска с прессой, она краем уха услышала последние новости: какие-то политики (а они все до единого кретины) собирались провести закон о полном запрете охоты. Артемида окончательно теряла связь с внешним миром, а также с самой собой.

После просмотра той ужасной телепрограммы, в которой решил поучаствовать ее брат-близнец, настроение в доме богов было подавленным. Аполлон выставил себя круглым идиотом. В этом вроде бы не было ничего нового: боги всегда провоцировали друг друга на глупые поступки. Если бы они этого не делали, то вообще бы умерли со скуки — и тогда мир, вероятно перестал бы вращаться. Но на сей раз Аполлон опозорился публично, на глазах у смертных (если, конечно, хоть кто-нибудь из них смотрел эту дурацкую программу), причем, насколько видела Артемида, ему никто в этом не помогал. «Интересно, как давно его в последний раз посещало ясное предчувствие?» спросила себя Артемида. Когда-то он только и делал, что вещал о будущем, и ему просто невозможно было заткнуть рот. Но сивиллы, судя по всему, сохранили пророческий дар — а ведь они даже не были богинями!

Взбегая по поросшему травой склону, Артемида едва не споткнулась о корень. Когда-то они тоже не были богами — всем заправляли титаны, но потом они утратили силу, и олимпийцы тут же воспользовались этим. Артемида невольно представила себе мир под властью сивилл. Что ни говори, такой мир был бы намного менее мрачным, чем нынешний.

Чтобы избавиться от этого образа, Артемида потрясла головой. Солнце уже светило вовсю, и она почувствовала, что вспотела. Скоро наступит весна, и Персефона вернется домой. По лицу Артемиды пробежала тень. Надо будет поговорить с Афиной и сделать так, чтобы в их доме стало еще больше книг — столько, чтобы не осталось пространства даже для запасного матраса на полу. В доме попросту не было места для них всех. К счастью, визиты Персефоны в верхний мир становились все короче и короче. Много лет назад, когда Зевс установил правило, по которому Персефона должна была каждую зиму проводить в нижнем мире, он ввел минимальный срок ее проживания под землей. Тогда казалось, что нужды в максимальном пределе нет, но в последнее время Персефона стала активно пользоваться этой лазейкой. Артемида подозревала, что она возвращается наверх лишь после ссор с Аидом, а скоро и вовсе перестанет приезжать к ним.

Последний отрезок своего утреннего маршрута Артемида проделала пешком — надо было остыть после бега, а заодно выполнить растяжку всех мышц. Подходя к ненавистному дому, она увидела Эроса, который в пижонском костюмчике стоял на крыльце. Его волосы были тщательно причесаны. Артемида помахала ему рукой, он ответил тем же. Теперь они с Эросом ладили намного лучше, чем когда-то — примирение произошло после того, как он открыл для себя мораль, которой по-прежнему пренебрегали остальные братья и сестры Артемиды.

— Что ты делаешь? — крикнула она, когда между ними было еще несколько десятков метров.

— Я только что вернулся из церкви, — ответил Эрос. — Прекрасная служба! Я обожаю торжественность Великого поста.

Артемида понимающе кивнула. Иногда она задумывалась над тем, получилась ли бы из нее добрая христианка, хотя от мысли о поклонении смертному ей становилось не по себе — это было все равно что обожествлять какую-нибудь букашку.

— Ты что, забыл ключ? — спросила она, подойдя к крыльцу.

— Нет, — ответил Эрос. — Просто мне не хочется входить. Как насчет того, чтобы прогуляться? Дом может и подождать, тем более что погода такая хорошая.

— Да, погодка отличная, — согласилась Артемида. — А почему бы и нет? У меня нет срочных дел.

Эрос сбежал по ступенькам, и они с чувством некоторого облегчения повернулись к дому спиной и пошли в сторону Хай-стрит. Дул приятный тихий ветерок, а в окнах домов, мимо которых они проходили, отражалось яркое солнце. Артемида с удовольствием отметила, что Аполлон хоть что-то делает как надо.

— Скажи мне, что ты думаешь о новой уборщице? — спросила Артемида.

Эрос сунул руки в карманы и, отвернувшись, принялся насвистывать.

— Милая девушка, правда? — продолжала Артемида. — Ты знаешь, что это я ее наняла? Жизнь в этой грязи стала для меня невыносимой. И, на мой взгляд, улучшения есть…

Но тут Артемида посмотрела на Эроса и поняла, что он лучше воспримет правду, чем ту ложь, которую она собиралась произнести.

— Правда, они лишь косметические, — сказала она. — Дом стал чище, но какое это имеет значение, если мы продолжаем жить в нем?

— Ты права, — согласился Эрос. — Она делает все, что может, но, чтобы вычистить грязь из нашего дома, недостаточно одних моющих средств. А она более стойкая, чем я ожидал…