Настроение Мастера успело перемениться. Ни с того, ни с сего, он мечтательно улыбнулся.

— А впрочем, пускай приезжают. Увидят, что Мастер Англии еще на что-то годится. О, теперь эта женщина за мной увиваться будет.

— О ком вы, милорд?

— О миледи, о ком же еще. Разве я назову кого-нибудь еще «эта женщина?» Я ведь джентльмен, как ни крути.

Миледи верила, что за спиной у сильного мужчины стоит сильная женщина. Стоит и время от времени колет его кинжалом под лопатку. Так что если она и будет ходить за кем-то хвостом, то лишь дожидаясь, когда он упадет замертво.

Пускай у вампиров и нет души, но Фанни явственно почувствовал, как что-то ушло в пятки.

— Вы уверены, милорд?

— Даже очень. Против этого зелья никто не устоит.

— Зелья? — в глазах Фанни вспыхнула надежда. — Это яд?

— Да какой там яд. Ее попробуй отрави. Вернее, лучше даже не попробуй, все равно не получится. То зелье настояно на цветах и травах. Мисс Маллинз сказала, что это вроде как гомеопатическое средство, без рецепта врача отпускать можно. А еще оно благотворно влияет на кожу и волосы.

Фанни обессиленно прислонился к стене и уставился на мокрые отпечатки на ковре, которые не сохли, но наоборот, темнели и покрывались лягушачьей икрой. От упоминания мисс Маллинз кому угодно поплохеет.

— Что за цветы? — на всякий случай уточнил он, хотя и так стало ясно, что врата его личного ада вот-вот распахнутся.

— Разные цветы, — уклончиво сказал Мастер, но, не выдержав его молящего взгляда, снизошел до ответа, — но в основе анютины глазки.

— Точнее, любовь-в-праздности, — прошептал Фанни, но хозяин все равно услышал.

— Она самая. И пусть это останется нашим секретом.

Ну еще бы! Узнай кто-нибудь, что Мастер Англии решил подчинить супругу с помощью приворотного зелья..! Фанни едва сдержался, чтобы не выкрикнуть это вслух.

— И когда вы собираетесь применить к миледи это средство? — поинтересовался он, отворачиваясь и украдкой промокая щеки краешком воротничка.

Но и лорд Марсден избегал смотреть на секретаря, так что ничего не заметил.

— Уже. Добавил ей в утренние капли — те самые, от которых якобы блестят глаза. Хотя, если ты спросишь мое мнение, глаза у нее ярче всего блестят при виде магазинной витрины! Как только проснется, по уши влюбится в первое существо, на которое упадет ее взор. То есть, в меня, — горделиво приосанился Мастер. — Пожалуй, следует одеться понаряднее, все ж такой повод. Приготовь мой плащ из синего бархата, а еще лучше, алого или… Ну кого принесло так поздно?

В парадную дверь только что постучали. Кто бы это ни был, Фанни мысленно назвал его своим благодетелем.

Лондон, 23 декабря 188* года

От резкого звука Уолтер Стивенс встрепенулся и, осовелый со сна, присел в кровати, озираясь по сторонам.

Кроме Эвике в комнате никого не было, а она спала крепко, как младенец. Хотя как раз во младенчестве ей вряд ли удавалось выспаться, раз уж поблизости всегда надрывался добрый десяток других сирот.

Ну ничего, теперь понежится в постели.

В лунном свете ее кожа казалась атласом, припорошенным золотой пыльцой веснушек. Рыжие волосы разметались по подушке, рот быт трогательно приоткрыт, и Уолтеру захотелось тут же его поцеловать. Хотя этот самый ротик орал на него все утро. Мистер Стивенс, впрочем, тоже в долгу не оставался, так что сейчас его с головой накрыло чувство вины. Это ж надо, поссориться из-за такой мелочи! Раз уж он сам решает, как и с кем ему проводить досуг, и у Эвике есть такое же право.

Пусть даже из всех искусств она выбрала самое неизящное.

Юная жена лежала перед ним, нежная и трогательно-беззащитная (не то что утром, когда она запустила в него медной формой для савойского торта). Уолтер склонился над спящей и поцеловал бы ее — в который раз за ночь! — но ему помешал еще один стук. Подняв голову, он заметил на оконном стекле два неровных пятна в окружении снежных брызг. Но как только он, быстро всунув ноги в тапочки, подошел поближе и выглянул во двор, то решил, что еще не проснулся.

На белом фоне четко выделялась фигура женщины в черном платье, без шубки или хотя бы муфты.

То была Берта Штайнберг.

И она лепила третий снежок.

Когда их взгляды встретились, Берта одним движением сумела и помахать Уолтеру, словно они расстались только вчера, и настойчиво поманить его во двор. Воистину, благоразумия ей не занимать. Страшно представить, что произошло бы, воспользуйся она парадным входом! Стоило ей только позвонить…

Сделав предупредительный жест, Уолтер отошел от окна, натянул брюки, заправив в них ночную рубашку, сменил тапочки на ботинки и вышел из спальни, осторожно затворив за собой дверь. Жена даже не шевельнулась. Еще бы, если целый день возиться с маслобойкой! А ведь ей нельзя утомляться.

К счастью, лестница не выдала его присутствие ни единым скрипом. На ходу сдергивая с вешалки пальто и шарф, Уолтер открыл дверь…

… и нос к носу столкнулся с вампиром.

— Берта? — его шепот становился все громче, по мере того как англичанин оттаскивал нежданную гостью подальше от крыльца. — Что ты здесь делаешь? Ты не должна здесь находиться!

Как водится, фроляйн Штайнберг была спокойна. Но ее спокойствие скорее напоминало застывшую ярость.

— Знаю, — отозвалась она, — сейчас я должна находиться подле Гизелы. Мы с ней должны пить шампанское и читать стихи Сапфо. Но поскольку я здесь, а не там, то изволь меня выслушать.

— Только я… я не могу тебя пригласить, — замялся Уолтер, — дело в том… просто…

— Не нужно ничего объяснять, — отмахнулась вампирша, но он заметил, что выражение ее лица неуловимо изменилось. Если она и раньше отличалась замкнутостью, то сейчас как будто сделала еще один шаг вглубь себя.

Нельзя разговаривать с дамой во дворе, тем более что на улице было адски холодно. Англичанин поднял воротник пальто.

— Мы можем пойти куда-нибудь…

— Давай в дровяной сарай.

— Но там ты окончательно замерз…

Только тут он заметил, что из ее рта не вырывался пар, а снежок, который она рассеяно перекатывала в руках, и не думал таять. Уолтера передернуло, и он начал чересчур старательно тереть ладони и дуть на них. Недоумевающим взглядом вампирша окинула свое бомбазиновое платье и легкие туфли без калош, похоже, впервые за ночь осознавая, что в таком виде она шла через весь город. Оставалось лишь уповать, что окружающие приняли ее за несчастную вдовушку, которая только что заложила ростовщику последнюю шаль. Хотя вряд ли, конечно. Вот такие мелочи ее и погубят.

— У меня теплое платье, — буркнула вампирша, — и шерстяные чулки. С начесом. Ну, где твой сарай?

Сарай находился неподалеку. Там мистер Стивенс решил первым делом прояснить ситуацию.

— Я не хотел грубить, Берта, — он развел руками, — просто твой визит застал меня врасплох.

Теперь настала ее очередь удивляться.

— Как врасплох? — проговорила вампирша, приподнимаясь с обледенелой поленницы. — Разве Эвике тебе не сообщила? Она позвала Гизелу в гости, ну и меня за компанию. Правда, мы решили остановиться в отеле, чтоб не сбивать вам распорядок дня, но… она точно ничего не говорила?

— Ничего, — отчеканил Уолтер, чувствуя, что вскипает.

Ну, Эвике, все за спиной, все тишком! Когда же она оставит свои служаночьи замашки? Ведь не ухажера черным ходом привела, а пригласила сестру в свой собственный дом! Конечно, с юридической точки зрения это его дом, но какая разница?

— Вот именно, — отозвалась Берта, хотя он не произнес вслух ни словечка, — и нас тоже, кстати, могла предупредить. Мы ведь только что из Парижа, да Гизи бы все магазины оббегала, выбирая распашонки и погремушки.

В сарае стало еще холоднее. Уолтер готов был поклясться, что иней на стенах сделался толще дюйма на три.

— Как ты узнала? — выдохнул он.

— Я слышала три сердцебиения. Ну, когда сидела у вас на подоконнике и ждала, пока Эвике уснет.