— В какой-то момент мне почудилось, что он нас отравит, — признался я.

Холмс улыбнулся:

— Не привыкли к каджунским специям, Ватсон? Напомните мне рассказать о приправах, которые мой тибетский друг добавляет в мясо яка и кровяную колбасу. — Он придержал лошадь, чтобы отстать от Лестрейда. Ночное движение на Дьявольском мысе было не таким плотным, как днем, однако ехать было труднее из-за ухабов и встречного хулиганья, и преследуемый едва ли мог заметить нас. — Но я достаточно знаю Жакаре, чтобы не бояться яда. Он куда кровожаднее — вспомните несчастных моряков с «Фрисланда». И ему известно обо мне от Мориарти, а также из ваших красочных отчетов о наших приключениях. Его самолюбие не позволит, чтобы я умер прежде, чем он посмотрит мне в глаза. Нет, его первоначальный план состоял в том, чтобы Лестрейд сбил нас со следа. Затея провалилась, и он захочет встретиться со мной лицом к лицу.

— А вы — с ним.

Холмс воззрился на компанию буянов, где по рукам ходили бутылки с виски и ромом.

— Именно так, — молвил он. — После Рейхенбахского водопада, Ватсон, и гибели злодея, столь долго нам досаждавшего, я стосковался по достойному противнику. О Жакаре недостает утонченности Мориарти, и все-таки он держит этот город, пуская правительство побоку. Навряд ли помощник Лестрейд — его единственная марионетка. Всего лишь самая удобная для настоящей задачи, так как давнее знакомство с его кузеном могло притупить нашу бдительность. Если мэр и начальник полиции не целуют перстень Жакаре, то уж как минимум склоняют в его присутствии головы и позволяют ему хозяйничать беспрепятственно.

Мы проезжали мимо теснившихся жилых домов и таверн, продираясь сквозь лабиринт улиц. Холмс время от времени сворачивал с курса, которого держался Лестрейд, дабы тот не заметил нашего приближения, но действовал не столь уверенно, как на лондонских улицах. Мы потеряли Лестрейда почти на пять минут, и я видел, как напрягалось лицо Холмса, как его лоб покрывался испариной. Я понимал, что если мы упустим Лестрейда, то братья Холингброк не доживут до рассвета. Когда наконец мы обнаружили его вновь, у обоих вырвался вздох облегчения, и Холмс понудил нашу тихоню бежать резвее. Усталость, навалившаяся на меня вечером, отступила. Нас охватил охотничий азарт.

В конечном счете Лестрейд покинул город и устремился на восток, где раскинулись болота и топь, которую Холмс опознал как Байя-Таранго. Нам пришлось отстать еще, но путь теперь было видно лучше, развилок и поворотов стало меньше. Дорога превратилась в грязь, и мы ехали среди огромных деревьев, утопавших в испанском мху. Без умолку жужжали и зудели насекомые, в трясине пузырилась вода. Вокруг нас вились москиты и мошки. Болото пахло почвой и гнилью, и вдалеке мерцали диковинные огни.

Лестрейд на миг обернулся в нашу сторону и поднажал.

— Так или иначе, Холмс, а скоро он поймет, что за ним гонятся, — заметил я.

Холмс что-то проворчал и прихлопнул москита, усевшегося на лицо; я заметил скатившуюся каплю крови.

— Будьте начеку, Ватсон, — предупредил он.

Я кивнул.

Он придержал лошадь, когда Лестрейд подъехал к развилке, и экипаж еще больше удалился от нас. Лестрейд, в свою очередь, набирал скорость, желая поскорее достичь места. Он выбрал тропу пошире и скрылся за купой деревьев, рогоза и тростника.

Наша повозка покатила вперед, а затем ее тряхнуло: Холмс резко остановился. Экипаж Лестрейда стоял на обочине, пустой.

Мы засуетились, выбираясь из повозки, рассредоточиваясь и высматривая Лестрейда.

Тот облюбовал отличное место для засады. Стояла кромешная тьма, лунный свет не проникал сквозь гущу ветвей и висячие мхи. Холмс, несмотря на тусклое освещение, прикипел взглядом к дороге в поисках следов. Он резко повернулся, прикидывая, куда мог подеваться Лестрейд, но опоздал. Тот выступил из-за дерева, почти по колено в болотной грязи, и направил в грудь Холмса пистолет.

— Славная шляпа, — заметил Лестрейд ехидно.

Холмс сдернул шляпу и крученым движением метнул ее в топь.

— Она сослужила свою службу, — сказал он.

— Игры можно отставить, — ухмыльнулся Лестрейд. — Вы неплохо меня провели, но и я вас обманул.

— Возможно.

— Завел вас не туда, поймал в силки — не согласны?

— Вы обнаружили нас лишь несколько минут назад, — возразил Холмс. — Перед последним поворотом. Если вернуться к развилке, то мы, я думаю, найдем искомое.

Лестрейда передернуло, но пистолет не дрогнул. Помощник начальника полиции подступил ближе к Холмсу.

— Вы и впрямь соображаете, — признал он. — Одна беда: когда ты мертв, соображать ни к чему. — Он сделал очередной шаг. — В чем дело? Нечего больше сказать, умные мысли кончились? — Еще один шаг. — Улыбаетесь, — сказал Лестрейд. — Чему, черт побери?

— Тому, Лестрейд, что вы метите не в того, — объяснил Холмс.

Покуда Холмс отвлекал помощника начальника полиции, я осторожно извлек свой армейский револьвер. Получив сигнал, я тщательно прицелился и выстрелил. Лестрейд рухнул как подкошенный, а Холмс быстро шагнул вперед и переложил оружие полицейского в свой карман.

— В плечо, Ватсон?

— Злодей он или нет, а все же офицер полиции и кузен нашего верного товарища, — ответил я, спеша осмотреть рану Лестрейда. Пуля вошла не под углом. Жить будет, но потерял сознание и очнется не скоро. — Смотрите, Холмс, — позвал я и поднял маленький гри-гри на кожаной тесемке, который обнаружил у Лестрейда на груди.

— Очевидно, знак верности Жакаре, — предположил Холмс. — Пусть Лестрейд остается в своей повозке. Ваш выстрел могли услышать, и времени мало.

Если за Лестрейдом мы крались, то теперь гнали во весь опор. Повозку занесло, когда мы достигли развилки, с которой он нас увел.

— Откройте, — велел Холмс, имея в виду деревянный ящик у нас в ногах.

Я подчинился и обнаружил два оружейных пояса с парой револьверов на каждом.

— Помилуйте, Холмс, — сказал я. — Разве мало моего револьвера и пистолета Лестрейда?

Холмс направил повозку в объезд глубокой лужи.

— Я полагаю, что такое оружие по душе Холингброкам. Нам понадобится их помощь, если Жакаре кликнет подельников.

Мы ехали еще несколько минут, пока Холмс вновь не остановился на обочине. Я не видел в этом участке дороги ничего особенного, но Шерлок жестом предложил мне оставить наше транспортное средство.

— Я чую дым, — сказал он. — И вижу свет впереди. Идемте пешком.

Я повесил оружейные пояса на плечо и последовал за ним. То, что оказалось у нас под ногами, теперь едва ли напоминало дорогу. Почва представляла собой грязное месиво с ростками травы. Был момент, когда я чуть не лишился ботинок. Нетопыри срывались с ветвей и сновали меж деревьев, охотясь за насекомыми.

Через несколько минут до нас донеслись крики, грубый смех и вопли боли. Мы вышли из кипарисовой рощи на поляну, и лунный свет вдруг сделался ярким. Близ топи, у ветхого дома собралось с десяток человек; освещаемые костром, полыхавшим у кромки воды, они толкались, проходя по деревянному настилу и длинному пирсу. Они выглядели как пираты из эпохи столетней или более давности, в широкополых шляпах и жилетах поверх просторных рубах. Шпагами они тоже размахивали, хотя их ружья и пистолеты имели вполне современный вид.

Узнать среди них О Жакаре не составляло труда. Его присные, чем бы ни были заняты, убирались с дороги в почтительном страхе. Жакаре носил широкую щегольскую шляпу поверх банданы. В повязке на левом глазу одиноко сверкал самоцвет — вероятно, опал. Густая черная борода достигала брюха; жилет был изжелта-зеленый, а на ногах — сапоги из кожи аллигатора. Клинок на поясе блистал золотом и драгоценными камнями.

Однако зрелище, к которому было приковано внимание пиратов, поражало еще сильнее, чем фигура Жакаре. Мертвый кипарис — огромный, голый — служил своеобразной виселицей; через толстую ветвь была переброшена веревка, которую удерживал здоровенный пират, лысый и обнаженный по пояс, почти семи футов ростом. На другом ее конце чуть выше воды извивались сплетенные братья Холингброк; они пытались освободиться от пут и выли от боли и ужаса, когда великан их раскачивал.