Марина, всхлипывая, подняла взгляд к зеркальному потолку и увидела там роскошную золотоволосую красавицу с нежной кожей и аметистовыми глазами. Именно такой она была там, в том сне. Одно из самых заветных желаний — внешность Екатерины Ганальской, ее богатой клиентки, которую она ненавидела всей своей душой.

Она опустила взгляд и посмотрела на свое покрытое ожогами тело почти с ненавистью.

— В чем-то она была права, ты знаешь, — Лешка наклонился, дотронулся указательным пальцем до ее соска, и ее передернуло от боли и отвращения. — В чем-то это действительно сон. Но я могу разбудить тебя, Марина. В реальности, где ты красива и счастлива, либо в новом кошмаре. В твоей памяти, милая, ой как много темных комнат, в которых живут темные создания, но в прошлый раз эти глупые исследователи заблокировали их, пропустив всего парочку. А сейчас исследователей нет, зато есть я — и мне под силу открыть все двери этих комнат. Есть вещи гораздо хуже боли физической, поверь мне! Хотя с тебя…

— Не надо! — застонала Марина. — Пожалуйста, не надо больше! Я сделаю все, что ты захочешь!

На лице Лешки появилось искреннее огорчение.

— Так быстро?! Ну-у, милая, ты меня разочаровала! Я ведь только начал! Я рассчитывал столько тебе показать…

— Не-е-ет!!! — Марина зарыдала. — Я хочу проснуться! Сделай все, как раньше! Пожалуйста!

— Так значит, ты со мной, Марина? Ты поможешь мне?

— Да! Все что угодно!

— Ну, что ж… — Лешка наклонился и нежно провел пальцем по ее искусанной распухшей щеке. — Тогда проснись.

* * *

Марина сонно отмахнулась, но что-то опять настойчиво и мягко мазнуло ее по щеке. Лениво приоткрыла она глаза и столкнулась взглядом с ярко-голубыми глазами одной из своих препушистых персидских кошек, сидящей на краю шелковой простыни. Та чуть развернулась и снова мазнула Марину по щеке хвостом. Она погладила ее, потом отодвинула и сладко зевнула, грациозно выгнулась, потягиваясь, перекатилась на живот и взглянула на часы. Стрелки показывали без пяти двенадцать — слишком рано, вполне можно было бы и еще поспать. Но спать уже расхотелось — может быть, из-за сна? Что-то снилось ей — что-то не очень хорошее. Впрочем, какая разница, если она проснулась и с ней все в порядке, и ее отражение в зеркале на потолке над кроватью прекрасно, и она спит на шелку, и вокруг достаток, и шерсть у ее ухоженных кошек пушится и блестит. Разве остальное имеет значение?

Марина села, и голубой шелк простыни соскользнул с ее тела. Потянулась снова, потом встала, набросила легкий халат и пошла в ванную, где в течение нескольких минут тщательно изучала в зеркале свое лицо. Потом заколола волосы и встала под теплый душ, покрутилась под ним, мурлыча от удовольствия, после чего принялась неторопливо водить по телу мочалкой, исходящей пухлой ароматной пеной.

В столовой, залитой ярким дневным солнцем, уже было накрыто. Сев за стол, Марина недовольно сощурилась, и домработница Тонечка привычным стремительно-текучим движением оказалась возле окна и задернула одну из тяжелых портьер.

— Простите, простите, Мариночка Владимировна! Так лучше?!

— Да, вполне.

— Вы сегодня особенно чудесно выглядите, прямо светитесь! — на лице Тонечки расцвела восхищенная, сладкая, высокооплачиваемая улыбка. — Как вам это удается. Все женщины всегда просыпаются какие-то мятые, блеклые, а вы — как картинка — в любое время суток!

— Ну, что ты, Тоня, ты преувеличиваешь! — мягко заметила Марина, невольно вкладывая во фразу прямо противоположный смысл.

— Нисколько! — Тонечка наклонила золотистый фарфоровый чайник, и в чашку протянулась яркая, шелковая чайная струя, пахнущая свежестью и солнцем. — Фея, чисто фея!

Марина согласно улыбнулась, выуживая вилкой кольца маслин из салата и перелистывая журнал, внимательно изучая наряды и прически. Кошки, накормленные, возлежали на сиденье кухонного диванчика, надменно наблюдая за Тонечкиной суетой.

Закончив с салатами и сырным ассорти, Марина отпила немного чая, потом подтянула хрустальную вазочку с крупными, умытыми ягодами клубники, прикусила одну, но тут же недовольно положила остаток обратно.

— Тоня, эта клубника слишком вялая!

— Не может быть! — Тонечка схватила одну ягоду, прищурившись, посмотрела на нее, словно ювелир, разглядывающий бриллиант на солнечный свет. — А ведь я ее только что купила! Там же, где и всегда! Вот сволочи, а! Присыпали нормальными ягодами, а снизу!.. Так и норовят обмануть! Вот пойду сейчас и всю эту клубнику им в рожу!..

— Пустое! — Марина лениво отмахнулась. — Просто выкинь ее… или можешь съесть, если хочешь. А мне принеси винограду.

Тоня упорхнула с вазочкой в руке и вернулась с другой, где лежала огромная виноградная кисть. Марина отщипнула янтарную виноградину, попробовала, одобрительно кивнула и снова занялась журналом.

Закончив завтрак она, прихватив журнал, перешла в гостиную и прилегла на софу, продолжая перелистывать страницы. Кошки улеглись у нее в ногах. Тонечка перенесла к софе вазочку с виноградом и ушла убирать в столовой. Марина слышала, как она звенит посудой, потом раздалось приглушенное бормотание — домработница включила на кухне телевизор — конечно же, чтобы посмотреть свой любимый сериал. Все бы ей бездельничать!

Проведя на софе сорок минут, Марина закрыла журнал, придирчиво осмотрела свои ногти, после чего позвала Тонечку, и та появилась стремительно, точно ее принесло неожиданным порывом ветра.

— Тонь, подготовь мой костюм, который я вчера купила — помнишь, персиковый?.. и позвони шоферу. Пусть подгонит машину через полчаса. Я поеду в «Гебу», а потом, может быть, загляну в пару магазинов… И предупреди — если в салоне еще хоть раз будет пахнуть табаком, я его выгоню!

— Сейчас все сделаю, Мариночка Владимировна! — прощебетала домработница и упорхнула.

Спустя сорок минут Марина вышла из своего особняка, надевая солнечные очки. Тонкий, воздушный шарф окутывал ее голову и длинную шею. Она шла грациозной, величественной походкой, продуманно покачивая бедрами, и проходившие по улице мужчины смотрели на нее восхищенными тоскующими глазами. Состоятельный сосед, прогуливавший своего мрачного питбуля, отвесил ей неуклюжий комплимент, и она снисходительно кивнула ему. Он уже не раз пытался пригласить ее в ресторан, но Марина деликатно отказывала — во-первых, в нем не было шика, во-вторых, он казался довольно скучным типом, а в-третьих, вряд ли он был стоящим любовником. Наверняка недалеко ушел от своего коренастого жутковатого пса.

Шофер распахнул ей дверцу, как обычно восхитившись безукоризненной внешностью хозяйки. Марина, одарив его холодным взглядом, скользнула в салон и сразу же потянула носом. Нет, табаком не пахло — его счастье! Она еще могла выносить табачный дым на разнообразных светских тусовках, но только не в собственной машине или в собственном доме.

Она отлично провела время в «Гебе», пройдя весь комплекс процедур, специально составленный ее сотрудницами персонально для нее, напоследок посетив вертикальный турбосолярий, — Марине показалось, что ее кожа стала слишком уж бледной. Весь персонал салона окружил ее предельным вниманием, старательно следя, чтобы хоть что-то, не дай бог, не пошло не так. Вокруг нее хлопотали, ее осыпали комплиментами и почти к каждой процедуре приступали с крайней осторожностью, чтобы Марина не подумала, что действительно остро в ней нуждается. Под конец она выпила пару чашек крепкого зеленого чая с двумя маститыми стилистками и молоденьким, очень нервным, но очень талантливым парикмахером, и ушла, напоследок предупредив, чтобы кто-нибудь из них обязательно приехал в ее дом к половине седьмого, чтобы уложить ее роскошные волосы. Вечером она была приглашена на открытие выставки жутко модного голландского флориста.

После «Гебы» Марина встретилась с двумя подругами, и они посвятили несколько часов хождению по дорогим фирменным магазинам, после чего машина каждой оказалась, как обычно, забита бесчисленными пакетами и пакетиками. В одном из магазинов Марина приобрела чудесное вечернее платье — сплошь бледно-аметистовый шелк и органза, а к нему купила очень красивый серебряный гарнитур. О деньгах можно было не задумываться — денег было много, и тратить их было бесконечно приятно.