— А где Борька? — недоуменно спросил Олег. — Ты его не нашел?
Виталий, не ответив, медленно пошел через комнату. Он шел уверенно и целеустремленно, и строительный мусор хрустел у него под ногами. Немигающий взгляд уперся Гершбергу в переносицу. Казалось, кроме него, он сейчас не видит никого и ничего вокруг. Оказавшись возле Григория Даниловича, он, наклонившись, схватил его за горло, с силой впечатал затылком и спинкой стула в стену и сжал пальцы, и тот захрипел, дергая стремительно синеющими губами.
— Ты что?! — закричал Олег, вскакивая. — Отпусти!..
Жора, Алексей и Петр вцепились в Виталия, пытаясь оттащить его от Гершберга, но сделать им это удалось далеко не сразу и с большим трудом. Виталий не пытался отбиваться и не выворачивался, он просто тянулся к Григорию Даниловичу с бесконечным упорством зомби, и пальцы его вытянутой руки висели в воздухе, силясь снова ухватиться за горло, от которого их отделяло всего несколько сантиметров. Постепенно расстояние становилось все больше, и наконец им удалось оттащить Воробьева почти на метр.
— Ты что, ополоумел?! — вопросил Алексей. Виталий тряхнул плечами.
— Пустите меня! Пустите, ну! Я ему ничего не сделаю! Все, все!..
Они отпустили его, и Виталий тут же нарушил свои слова, снова метнувшись вперед. На этот раз он не стал хватать Гершберга за горло, а ударил его кулаком в нос, и тот закинулся назад, воя от боли и хлюпая хлынувшей из носа кровью.
— Борис умер! — хрипло произнес Виталий, сжимая и разжимая испачканный кровью кулак. — Нравится тебе твой эксперимент?! Нравится, сука?! Это и есть твоя наука?! Он убил своего директора и выбросился с пятого этажа! Это так он приблизился к своей заветной мечте?! Да?!
— Что ты говоришь?! — заорал Жора. Виталий холодно, почти с ненавистью взглянул на него, потом опустился на стул, опустил голову и вцепился пальцами себе в волосы.
— Ты слышал.
— Господи… — прошептала Алина и прижала дрожащую ладонь к губам. Кристина задрожала, жалобно оглядываясь, и ключи тонко забренчали в ее трясущихся пальцах. Ольга откинулась на спинку стула, глядя в потолок суженными глазами. Взгляды остальных вонзились в лицо Гершберга, но тот не видел их — он был слишком занят, он дышал.
— Борька… убил человека? — наконец, потрясенно произнес Олег и дернул побелевшими губами. — Борька… умер?
— Зачем вы его нашли?! — вдруг вскричала Марина, вскакивая. — Зачем вы всех нас нашли?! Зачем вам это надо было?! Если самые… самые тихие и слабые… если они сотворили такое, то что…
Олег резко развернулся и, взмахнув рукой, закричал страшным голосом:
— Убью сейчас, тварь!
Рощина упала обратно на стул и втянула голову в плечи, глядя на него с ненавистью. Виталий поднял голову и, ни на кого не глядя, сказал:
— Леха, перекинь-ка мне свой ножичек.
Алексей послушно положил свой нож, уже раскрытый, в протянутую ладонь, и Виталий встал, сжав пальцы на рукоятке.
— Что ты хочешь сделать? — встревоженно спросил Жора. — Мы же еще ничего не узнали… Ведь мы должны… — он замолчал и уставился на свои дрожащие руки, вспомнив жалобный шепот Бориса.
Я хочу проснуться! Верните мне мою жизнь!
Виталий подошел к сидящему на стуле Гершбергу, держа в руке нож, и тот, съежившись, вжался в спинку стула, глядя на него затравленными глазами, но губы его сложились в ироничную улыбку.
— Вы что же… Нечего меня запугивать! Вы думаете, я поверю…
Воробьев наклонился и быстро перерезал ремни, притягивавшие руки Григория Даниловича к батарее, потом сложил нож и бросил его Евсигнееву, едва-едва успевшему среагировать.
— Что ты делаешь? — недоуменно спросил он. — Зачем ты его освободил?
— Я не убиваю людей со связанными руками, — ровно ответил Виталий и отступил на шаг. Гершберг недоуменно посмотрел на него снизу вверх, растирая запястья и одновременно утирая струящуюся из носа кровь.
— Вы что? Вы соображаете?! Да вы…
— Никто не знает, где ты, — произнес Виталий свистящим шепотом и чуть склонился к нему. — Никто тебя не найдет. Никогда. Посмотри на меня, Гершберг. Ты сказал, что все о нас знаешь? Значит, ты знаешь, кто я? Знаешь, на что я способен? И знаешь, что слов я на ветер не бросаю? Вставай! Я не собираюсь тебя запугивать. Я собираюсь тебя убить.
— Подождите! — воскликнул Григорий Данилович, побелев и выкатив глаза, потом огляделся, натыкаясь на холодные, выжидающие взгляды. — Вы не можете!..
— Правда?
Гершберг вытер лицо рукавом плаща, потом потерянно покачал головой.
— Ладно, я все расскажу! Ты прав, я знаю, на что ты способен. Именно поэтому они считали тебя одним из лучших претендентов на роль убийцы. Маленькая подсказка, несколько импульсов, еще одна крошечная контрабуляция — и все. Ты бы даже не вспомнил…
— Вы хотели заставить его убить кого-то из нас?! — потрясенно спросила Алина, нервно теребя в пальцах прядь волос.
— Не я! — Гершберг ткнул в ее сторону указательным пальцем. — Давайте сразу же расставим все точки над «и»! Не я разрабатывал программу! Не я отбирал претендентов! Я всего лишь ассистент! Лаборант, черт подери!
— Значит, убийства все-таки были задуманы? — Жора покосился на Алексея. — Значит, даже если б не Лешка, вы все равно бы…
— Все зависело от того, как будет протекать сновидение, как будут складываться обстоятельства… — Гершберг замотал головой, потом всполошенно всплеснул в воздухе руками. — Нет, ну я не могу так… с середины… я совсем запутаюсь! Я и так запутался! Дайте мне сигарету, пожалуйста! Я все расскажу, только… обещайте больше меня не бить!
— Честное пионерское! — мрачно сказал Виталий, сел на стул и, сгорбившись, уставился на свою правую руку. — Только для начала скажи, кто ты вообще такой?
На лице Гершберга неожиданно появилось облегчение, словно у студента, которому на экзамене попался именно тот билет, который он успел выучить.
— Я занимаюсь гештальт-терапией.
— Психов лечишь, что ли? — осведомился Олег, за что тут же получил презрительный взгляд.
— Если уж подходить к вопросу с вашей позиции, то все люди в мире являются психами!.. Гештальт-терапия помогает человеку снимать определенные внутренние блокировки, отключать лишние громоздкие и ненужные защитные механизмы, помогает ему развиваться и реализовывать себя и правильно устанавливать отношения с окружающей средой и изыскивать возможности удовлетворения своих нужд из ее изменений…
— Мамочки мои! — тонким голосом сказал Кривцов и с почти искренним отчаяньем схватился за голову. — И как вы это делаете?! Электричество… или иголки втыкаете?!.. Или сразу лоботомия?! Отрезали лишний кусочек мозга — оп! — и я уже в гармонии с окружающей средой!
— Я психотерапевт, а не мясник! — Гершберг с трудом сдержал прорывающееся наружу раздражение. — Мой главный принцип — это убеждение.
— Ну, если все, что вы нам устроили, называется убеждением, то я, наверное…
— Я же сказал, что моей вины тут нет! — Григорий Данилович тряхнул рукой, уронив пепел с сигареты себе на ботинок. — Я всего лишь был одним из тех, кто вас тестировал и составлял предельно глубокий психологический портрет! И давал рекомендации…
— То есть, ты был одним из тех, кто выворачивал нас наизнанку! — уточнил Петр, покачиваясь на стуле.
— Я всего лишь формулировал нужные вопросы и расшифровывал ряды психологических ассоциаций! А после и вовсе был на подхвате! Все возглавляли Шрейдер и… Иванов.
— Изумительное сочетание! — заметил Виталий. Алексей фыркнул, открыл нож и принялся крутить его в пальцах правой руки. Гершберг кисло улыбнулся.
— Это не настоящая фамилия. Никто не знал его настоящей фамилии… Просто, его надо было как-то называть, вот вам и Иванов… Кирилл Петрович.
— Имя тоже фальшивка?
— Не знаю. Я вообще мало что о нем знаю… как о человеке. По-русски говорил чисто, но он не из России… Из какой-то европейской страны, мне кажется, скорее всего, из Германии или Австрии… Потомок эмигрантов.
— Ты тоже потомок эмигрантов?! — ядовито спросил Алексей, и Гершберг неожиданно обиделся.