Все шли к мясному заводу Магнуса.

Все были готовы пролить кровь.

Она уже устала от этого. Слишком много крови было пролито в этом городе. Достаточно, чтобы наполнить реку, утекающую в бесконечность. Совершенно неожиданно ей открылось, что ее вера и принципы оказались ложными. Не то чтобы они были искажены, но извращены полностью, так что в них не осталось никакого смысла.

Она переключила внимание на Коллинза и крохотную группу его единомышленников и испытала инстинктивное желание защитить их. Каждый из них был твердо уверен в том, что сейчас умрет, но никто не уходил: они стояли, смиренные и обреченные, готовые принять смерть. Только одно Божье создание отличалось таким же благородством.

Впрочем, не исключено, что у них мог появиться шанс на спасение.

Мэри Симонсон развернулась, чтобы идти к лестнице, и запуталась в полах мантии. Упала проповедница неудачно, не успев даже выставить перед собой руки, и сильно ударилась головой об стену, потеряв сознание на какое-то время. Очнувшись, она ощутила еще более мучительную боль. Но теперь ее можно было не замечать. Боль уже стала ее реальностью, с ней она ложилась, с ней и вставала. В сознании Мэри мелькнула мысль о чем-то очень важном и срочном, и проповедница сразу вспомнила Коллинза.

Она должна была торопиться. Не обращая внимания на кровь, стекавшую на правый глаз, она начала спускаться. За три ступеньки до земли под ее ногой не оказалось опоры, и Мэри не хватило сил удержаться. Она упала на спину в унавоженную грязь поля.

Перекатившись на бок, проповедница ухватилась за опорную стойку башни и, подтянувшись, встала. В нескольких шагах от нее возвышались запертые ворота. Одни из многих, закрытых перед Избранными. Прихрамывая, она прошла к воротам. Ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы открыть замок и протиснуться внутрь. Немного впереди, посреди живой изгороди, были еще одни ворота.

Она двинулась к ним.

Великий епископ вел проповедников быстрым шагом, но, видимо, недостаточно быстрым, потому что расстояние между его колонной и толпой горожан неумолимо сокращалось.

Толпа, разросшаяся во время следования через город, была объята страхом и злостью. Массовость придавала людям сил и побуждала к действиям. Вскоре после того, как они покинули поместье Магнуса, идущие впереди процессии перешли на бег, и все, кто мог бежать, присоединились к ним. Даже завидев впереди колонну проповедников, они не сбавили темп.

Толпа горожан почувствовала свою мощь и уже не следовала за проповедниками, а преследовала их. Люди изголодались по мясу и ради того, чтобы только его получить, были готовы к любому противоборству.

Великий епископ расслышал приближающийся топот тяжелых шагов и понял, что должен принять решение. Если бы проповедники расступились, толпа попросту смяла бы их. Единственный выход он видел в том, чтобы повернуться к горожанам, поговорить с ними, как он это часто делал на улицах, площадях, в Главном соборе. Он бы заверил их именем Господа в том, что они получат все необходимое. Взмахом руки Епископ остановил проповедников. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя, восстановить дыхание перед встречей с толпой.

К нему подошел Атвелл.

— Что вы делаете, Ваша светлость? — осведомился он.

— Пытаюсь предотвратить конец света, — ответил Великий епископ. — Если мы не повернемся лицом к людям, то погибнем. А когда нас не станет, город уничтожит сам себя.

— Но не лучше ли добежать до завода и укрыться? Тогда мы сможем обратиться к ним, не опасаясь за свою жизнь.

— Нет. Если им придется гнаться за нами, то слушать они нас после этого точно не станут. Они перестанут нам доверять. Мы должны поговорить с ними здесь и сейчас.

Великий епископ протиснулся в гущу запыхавшихся проповедников. И обратился к ним, сказав:

— Стойте твердо! Не отступайте ни на дюйм и не выказывайте эмоций! «Велфэр» — высшая власть в городе, голос Господа, обращенный к его народу. Будем действовать исходя из этого.

Он повернулся лицом к быстро приближающейся толпе горожан и рабочих зерновых ферм. Когда между Епископом и толпой осталось не более двухсот ярдов, он поднял руки, развернув ладони вперед. И застыл, словно каменное изваяние.

Горожане увидели Великого епископа, но не остановились. Лицо каждого из них было искажено злостью и презрением, их подгоняла дикая энергия толпы. Сразу было видно, что этих людей уже ничто не может остановить. Великий епископ заметил, что многие вооружились железными прутьями, булыжниками и кирпичами. Он сделал глубокий вдох, восстанавливая дыхание.

Он намеренно старался охватить взглядом как можно больше мужчин и женщин. Выражение его лица оставалось строгим и величественным. Толпа замедлила шаг. Передние ряды уплотнялись по мере того, как напирали на них сзади. Перед ним была стена из лиц.

Он увидел, как много среди горожан худых и изможденных людей, в то время как проповедники были крепкими, упитанными и розовощекими. Он знал, что его голос услышат только первые сто горожан, максимум тысяча. А потом его слова будут передаваться из уст в уста дальше, к задним рядам. Он подождал, пока колонна остановится и горожане будут готовы его выслушать, и громко произнес, опуская руки:

— Жители Эбирна, вы дети Господа и жители города Господа. Как его представитель, как хранитель вашего благополучия, я говорю вам: великое блаженство снизошло на нас сегодня. Рори Магнус, человек, который держал город на грани голода из-за собственной жадности, Рори Магнус мертв. Он умер, потому что Господь хочет видеть справедливый город, где все сыты и нет голодающих. Он хочет, чтобы в городе был порядок, чтобы в нем правило сострадание, а не жестокость. Он постановляет…

— Что насчет мяса? — прозвучал голос из толпы. Епископ не видел, кто это произнес.

— У вас оно будет. У всех горожан будет мясо. Возвращайтесь домой. Позвольте мне и моим проповедникам проследовать на завод, где мы восстановим контроль над производством. Потом мы сможем справедливо и щедро распределять Божественную пищу.

— Но мы уже голодаем, — крикнул кто-то другой. — Чем нам питаться сейчас?

Он знал, что ему не следует прислушиваться к таким вопросам и тем более задумываться над ответами. Нужно было оставить их без внимания и продолжать.

— Да! — раздался еще один голос. — Мы хотим мяса сегодня. Сейчас. А не какого-то там распределения.

Этот голос поддержали другие.

— Он прав.

— Никакого распределения.

— Дайте нам мяса.

— Мы не будем голодать.

— Мы хотим его сейчас.

Великий Епископ вновь поднял руки, успокаивая взволнованных граждан.

— Пожалуйста, прошу вас. Достаточно. Вы все наедитесь досыта, призываю Бога в свидетели.

Два проповедника, стоявших справа от Епископа, отступили назад, дальше от толпы. Всего на пару шагов, но толпа это почувствовала, хотя заметили немногие.

— Стойте на месте, — прошипел Великий епископ, не разжимая губ.

— Мы хотим мяса.

— Я уже сказал…

— Мы хотим мяса.

Отдельные возгласы сменил хор голосов.

— Мы хотим мяса!

— Добропорядочные горожане, я умоляю вас…

Он терял контроль.

Голоса множества людей звучали все громче, их глаза снова полыхали злостью.

— МЫ ХОТИМ МЯСА!

Кто-то кинул колотый кирпич. Он попал Атвеллу прямо между глаз. Епископ услышал, как треснула кость.

Хор замолк.

Атвелл зашатался, не понимая, что произошло. Кровь хлынула из раны, заливая его лицо, стекая на одежду и окрашивая ее в темно-багровый цвет. Проповедник рухнул на колени и упал лицом в землю.

Снова зазвучал хор голосов, на этот раз монотонно, уже не слышалось отдельных выкриков.

— Мы хотим мяса… Мы хотим мяса.

Ритм отбивали сапоги.

— Мы хотим мяса… Мы хотим мяса.

Хор набирал силу.

Из скопления горожан вылетел еще один кирпич. Великий епископ видел, как он летел и достигнул цели. Он не мог сказать, кто из проповедников пострадал, но услышал крик боли.