Широкий общественный резонанс получил судебный процесс, состоявшийся в июле 1943 г. в Краснодаре над группой изменников Родины, которые служили в карательной «Зондеркоманде СС 10-А». Оккупанты замучили, отравили в душегубках, застрелили десятки тысяч жителей Кубани. Подручными у них активно выступали коллаборационисты В. Тищенко, Н. Пушкарев, И. Речкалов и их подельники. В ходе процесса вскрылись леденящие кровь подробности того, как, выслуживаясь перед гитлеровцами, зверствовали каратели. 18 июля на городской площади Краснодара в присутствии 50 тыс. человек состоялся акт справедливого возмездия: восемь злодеев по приговору военного трибунала закончили свою жизнь на виселице.

1 августа 1946 г. к смертной казни через повешение (что было всегда особенно позорным для военнослужащего) Военной коллегией Верховного суда СССР были приговорены А.А. Власов и его 11 сообщников.

Эти и подобные им приговоры карателям, палачам, изменникам Родины были с одобрением встречены советскими людьми, испытывавшими естественные чувства справедливого возмездия. Беда состояла, однако, в том, что, как уже говорилось выше, рядом с подлинными преступниками в лагерях и тюрьмах находились сотни тысяч воинов Красной Армии и перемещенных гражданских лиц, вся «вина» которых состояла лишь в пребывании в плену или на оккупированной территории.

Положение стало исправляться только после 1956 г., в чем, к слову, немалая заслуга ставшего министром обороны Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Но меры по устранению последствий нарушения законности в отношении бывших военнопленных, определенные тогда ЦК КПСС и Советом министров СССР, во многом оставались на бумаге. Лишь в январе 1995 г. указом Президента Российской Федерации все бывшие военнопленные и репатриированные полностью восстановлены в своих правах. Разумеется, действие указа не распространяется на коллаборационистов.

И писать обо всем этом, и читать тяжело. Но автор, приводя факты подлинного противостояния сталинского государства и народа, не боится тем самым вооружить своих оппонентов лишними аргументами. Следуя замечанию Александра Твардовского: «Одна неправда нам в убыток и только правда ко двору», признаем, что лишь тогда война и Победа предстанут перед нами объемно и в истинном свете, если говорить обо всех ее страницах без утайки и лакировки.

Говорить всю правду невыгодно как раз «новопрочтенцам». Тиражируемые ими версии, будто народ только и жил ненавистью к государству и воевал из-под пулеметов, нацеленных с тыла, испытания неопровержимыми фактами не выдерживают.

ШЛА ВОЙНА. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ

В романе B.C. Гроссмана «Жизнь и судьба» есть герой майор Ершов. Читатель знакомится с ним в тот период, когда офицер, находясь в гитлеровском концентрационном лагере, готовит антифашистское восстание. Жизнь его до войны, говорится в книге, «была нехороша». Его отца, крестьянина Воронежской губернии, вместе с семьей раскулачили и отправили на Северный Урал в качестве спецпереселенца.

Ершову по окончании военного училища удалось съездить к отцу на свидание. «Отец, — читаем в романе, — рассказывал о голоде, о смерти деревенских знакомых, о сошедших с ума старухах, о детях — тела их стали легче балалайки, легче куренка. Рассказывал, как голодный вой день и ночь стоял над деревней, рассказывал о заколоченных хатах с ослепшими окнами.

Он рассказывал сыну о пятидесятидневной зимней дороге в теплушке с дырявой крышей, об умерших, ехавших в эшелоне долгие сутки вместе с живыми. Рассказывал, как спецпереселенцы шли пешком и женщины несли детей на руках. Прошла эту пешую дорогу больная мать Ершова, тащилась в жару, с потемневшим разумом. Он рассказал, как привели их в зимний лес, где ни землянки, ни шалаша, и как начали они там новую жизнь, разводя костры, устраивая постели из еловых веток, растапливая в котелках снег, как хоронили умерших...

— Все воля Сталинова, — сказал отец, и в словах его не было гнева, обиды — так говорят простые люди о могучей, не знающей колебаний судьбе».

Лейтенанта по доносу о его поездке на Урал уволили из армии и вернули лишь по мобилизации с началом войны. И вот он, майор, оказался в плену, в гитлеровском лагере, где заключенных агитировали вступать во власовскую армию. Ершов отверг сладкоголосых агитаторов. Казалось бы, почему, ведь он так настрадался от советской власти.

Вновь откроем страницы романа: «Иногда он спрашивал себя: почему ему так ненавистны власовцы? Власовские воззвания писали о том, что рассказывал его отец. Он-то знал, что это правда. Но он знал, что эта правда в устах у немцев и власовцев — ложь.

Он чувствовал, ему было ясно, что, борясь с немцами, он борется за свободную русскую жизнь, победа над Гитлером станет победой и над теми лагерями, где погибли его мать, сестры, отец».

С высоты минувших после войны десятилетий мы можем сказать, что вера Ершова оказалась не напрасной. Победа, одержанная в мае сорок пятого, хотя на какое-то время и законсервировала сталинский режим, но она же, породив в миллионах советских людей психологию победителей, в конце концов предопределила десталинизацию общества и крушение ГУЛАГа.

Ершов (добавим: как и миллионы его прототипов) и подумать не мог, чтобы его негативное отношение к Сталину и политическому режиму обернулось братанием с фашистами и предателями Отечества.

Это — литература. Но добротная литература тем и отличается, что отражает жизнь во всех ее проявлениях.

Зададимся вопросом: если, как нас уверяют авторы фильма «Штрафбат», действия его героев определяет неразрешимый конфликт Родины и сталинского государства, то почему штрафники не переходили на сторону врага, беря пример с тех же власовцев? Ведь в борьбе со сталинским политическим режимом лучшего союзника антисоветским силам, казалось бы, не сыскать.

Ответ есть, и самый верный — у фронтовиков.

М .Г. Ключко:

В той же Пруссии мы воевали уже не только с немцами, но и с власовцами. Причем бои были очень тяжелые. Власовцы, как известно, в плен не сдавались. Они, может быть, и сдались бы, но в плен их просто не брали. И они это знали, что пощады им не будет, поэтому сражались до конца. В марте 45-го под Пилау они полностью добили остатки нашей роты.

Е.А. Гольбрайх:

Мы их (власовцев. — Ю.Р.) люто ненавидели... Вот сейчас пишут, что почти миллион бывших советских граждан служил в германской армии. Пусть в основном во вспомогательных частях. Но эти люди предали Родину! Пытаются выставить бывших коллаборационистов борцами за «свободную Россию»... Для нас, фронтовиков, они были и есть — предатели и изменники! Даже тех, кто пошел на службу к немцам, чтобы не умереть с голоду в концлагерях — не могу оправдать. Миллионы предпочли смерть, но остались верными своему долгу...

Даже если обойтись без патетики, ответьте: если твой вчерашний однополчанин одел вражескую форму и повернул оружие против своих, кто он? Борец с коммунистами и евреями? Противник колхозного строя? Или сволочь, предавшая свой народ?

Служба Гитлеру стала бы самоубийством — это отчетливо понимало большинство даже обиженных советской властью: от проживавшего в эмиграции генерала А.И. Деникина до рядового красноармейца, сына раскулаченного крестьянина. Нельзя не согласиться с Н.А. Нарочницкой: «Для них сохранение любимого Отечества для будущих поколений было выше желания увидеть при жизни крах ненавистного "режима"... Они не отождествляли Россию с "большевицкой властью". А власовцы, похоже, считали, что лучше никакой России, чем Россия большевистская»^{188}.

С самим Власовым и другими лидерами коллаборационистов, хорошо знавшими, за какую цену покупается милость гитлеровской клики, все ясно: для них было лучше оказаться мертвым, чем красным, они не остановились бы и перед похоронами самого Отечества, если бы это было условием похорон сталинского государства. Обратим внимание на то, как это созвучно с либеральными настроениями сегодняшних реваншистов от истории. Что касается основной массы рядовых коллаборационистов, то лишь крайне наивные люди могли считать, что гитлеровская пропаганда обличала язвы и преступления сталинского режима лишь в целях изменения политической системы в СССР (именно поэтому майор Ершов воспринимал гитлеровскую и власовскую пропаганду как ложь, хотя формально она и содержала действительные факты).