Первый однажды заявил, что не остановится, пока не достигнет своей цели. Эта мистическая целеустремленность, вера в свою звезду и судьбу заменяли ему самоанализ и приводили к роковым ошибкам.

Отправляясь в Египетскую экспедицию, Наполеон вынашивал план создания великой империи на Востоке. Для этого он взял с собой превосходную армию, видных ученых и деятелей культуры Франции. Подобно тому, как англичане создавали новые цивилизации по всему свету, и одной из них стали Соединенные Штаты Америки, Наполеон вознамерился использовать интеллектуальный потенциал великих ученых и практиков для создания доселе невиданной культуры. Оторванные от французской почвы мыслители и творцы могли проявить себя совершенно по-новому в условиях Африки и Азии и вместе с Бонапартом написать первые страницы истории восточной империи.

И разве он собирался порабощать народы? Все должно было начаться с основания колонии, но Наполеон задумывался о будущем созданного им государства.

«Но я уже слышу, — писал он, — как говорят, что столь могущественная колония не замедлила бы провозгласить свою независимость. Это, без сомнения, так. Как во времена Сезостриса и Птолемеев, великая нация заселила бы эти ныне столь пустынные земли; своей правой рукой она опиралась бы на Индию, а левой — на Европу. Если бы только местные условия определяли благосостояние и величину городов, то Александрия в большей степени, нежели Рим, Константинополь, Париж, Лондон, Амстердам, была бы призвана играть роль столицы мира».

Какой человек! Какая попытка! Когда он пришел в Александрию, то увидел полуразрушенный населенный пункт, где жили 6000 человек. Численность горожан значительно уменьшилась в результате эпидемий. Но Наполеон знал, как изменить жизнь людей, и это не пустые слова: они подтверждаются опытом преобразования экономики и законодательства Франции, Италии и других европейских странах при его правлении.

Он собирался основать империю. Он замыслил восстановить Суэцкий канал. Он думал построить новые города, порты и верфи, системы орошения, водохранилища, ветряные мельницы.

Для этого он должен был закрепиться в Египте и обеспечить интересы Франции в Африке и Азии в долгосрочной перспективе. Он хорошо понимал, что для этого потребуется привлечь местное население на свою сторону, стать мусульманином, и начал завоевывать умы правоверных. Он обещал египтянам построить новую мечеть и обнаруживал искренний интерес к религии Пророка. Принесло бы это нужный результат, если бы продолжалось много лет? Но все рухнуло в тот момент, когда оборвались его коммуникации с Францией.

Англичане в Индии имели постоянные связи с метрополией и могли поддерживать обмен ресурсами между Британией и Индостаном. У Бонапарта в Египте почва ушла из-под ног, когда Нельсон уничтожил его эскадру. А лучше сказать, он отнял у Бонапарта море.

Прошло семнадцать лет, и английский корабль «Нортумберлэнд» доставил императора на остров Святой Елены. Когда пленник увидел перед собой мрачную скалу, то воскликнул: «Лучше бы я остался в Египте!»

Это был крик отчаяния. Наполеон понимал, что Святая Елена — тупик, и здесь он завершит свои дни. Но в 1799 году тупиком стал Египет, и жизнь Бонапарта в Африке могла закончиться в любой момент: войны, религиозные фанатики, смертельные болезни не щадили пи вождей, ни простых солдат.

Сирийский поход стал отчаянной попыткой выбраться из тупика. И то, что не довершил Нельсон, докончил сэр Сидней Смит, не пустивший Бонапарта дальше Акра.

Но не Сидней Смит побеждал при Абукире и Трафальгаре. И площадь в Лондоне названа не именами деяний Смита или Корнуоллиса. Людская слава порой распределяется несправедливо, но подвиги этих англичан все же не так ярко отпечатались в памяти соотечественников, как атаки Нельсона. Почти два десятилетия Веллингтон шел дорогами побед и не снискал той всенародной любви, которую заслужил великий флотоводец.

Горацио Нельсон, гений, мистик и человек рока, имел три существенных черты, которые предопределили его победу над Наполеоном: прагматизм, чувство сопричастности божественному промыслу и любовь к родине.

Наполеон не был прагматиком, когда начинал Египетский поход, вторгался в Португалию и Испанию или решил окончательно победить Англию в Москве. Его величие связано с делами во благо Франции, а не с утопичными проектами и грезами о мировом господстве.

Сенат Французской империи, лишавший Наполеона власти, назвал его «иностранцем». Он был итальянцем, корсиканцем и в юные годы ненавидел французов. Позднее он сменил гнев на любовь, но невозможно поверить в полную искренность этого превращения. Любящий человек не стал бы подвергать соотечественников смертельным испытаниям ради торжества своего гения и честолюбия.

И если представить себе, что Англия на время покорилась завоевателю и царь подписал мир на развалинах Москвы, то какие роли должны были сыграть французы в этом совсем не шекспировском театре? Неужели солдаты, генералы, жандармы и чиновники стали бы актерами театра абсурда и несли бы гарнизонную и иную службу в Лондоне, Дублине и Эдинбурге, как они в течение месяца хозяйничали в Москве?

Или, будучи итальянцем, он любил родину своих предков больше, чем Францию? Но как тогда объяснить варварское разграбление, которому он подверг Ломбардию, Рим и другие итальянские государства?

Карьера Наполеона — это головокружительный взлет, а затем обескураживающее падение, которое довело его до попытки самоубийства. У Нельсона были неудачи, но их масштаб и последствия не идут ни в какое сравнение с его победами. По большому счету его карьера — это движение вверх но ступеням славы, и последняя победа убила и обессмертила героя.

Нельсон умел извлекать уроки из поражений и редко повторял свои ошибки. Он был способен вовремя остановиться. После фиаско в Булони он заявил: «Я больше не разрешу никаких атак, если сам в них не участвую...» И отказался от наземных операций.

Кто вовремя останавливается, тот избегает опасности. Наполеон пренебрегал этой восточной мудростью, повторял ошибки и пускался в новые авантюры. Одной Польской кампании было достаточно, чтобы понять: слишком дорого стоит война в холодном и нищем краю, и дальше идти нельзя. Но через пять лет он, пренебрегая разумными возражениями советников, попробовал выиграть еще одну «политическую войну».

Этот полушарлатанский термин выдумал он сам. Политическая война — это будто не настоящая кровавая бойня, а лишь демонстрация силы, дающая «победу по очкам». При этом побежденный должен признать силу аргументов победителя и принять его политические условия.

Он думал покорить Испанию, сделав ловкую рокировку и посадив своего старшего брата на престол этой страны. Гордый испанский народ не покорился политическому комбинатору и расстроил его планы.

Он явил русскому царю полумиллионную армию и полагал, что одного вида этого войска будет достаточно, чтобы противник вновь принял его условия. Один из редких примеров политической слепоты — его рассуждения но дороге в Москву о мире. Он говорил пленному генералу Тучкову о том, что нужно составить третейский суд для решения, на чьей стороне больше вероятности победы: если решат, что на русской, то пусть назначат место сражения, а коли на французской, так зачем зря кровь проливать, «вступим в переговоры и заключим мир». Ни Господь ли Бог должен был выступить третейским судьей?

Коленкур отметил в мемуарах, что Наполеон оценивал катастрофу в России как посторонний человек. На эту же черту императора обратил внимание граф де Лас-Каз. Если Нельсон — патриот, то Бонапарт — пришелец, неудавшийся верховный арбитр.

Наполеон не одержал политических побед ни в Египте, ни в Испании и Португалии, ни в России, потеряв в этих походах миллион человек. Значит, политических войн не бывает? Адмирал Нельсон дал неожиданный ответ на этот вопрос. Его действия в Копенгагене стали сочетанием военного удара, демонстрации (кораблей с бомбами) и шантажа. В итоге он выиграл войну и добился нужных политических результатов.