Там, на катере, я понял слова Константина, сказанные у антиквара Миши: «К смерти я еще не готов!» Миша его тогда не понял. И я тех слов тогда не оценил…
Конечно, иногда мне, как любому нормальному человеку, приходили в голову мысли о смерти… Жалко, что ненадолго, жалко, что забывались быстро…
Мы живем свою жизнь, будто читаем книгу без начала и конца. Начала своего мы не помним, а в конец стараемся не заглядывать: «А то неинтересно будет!»
Многие и на следующую страницу не заглядывают — так они своим жизненным сюжетом увлечены, так боятся сбить кайф. А некоторые гордецы считают даже, что книгу эту пишут они сами. С вечера придумывают захватывающий сюжет, а утром воплощают его, лепят, выстраивают, оттачивают, забывая про вырванные из памяти страницы начала, которые не они писали.
Ведь на самых-то первых страницах уже обозначено самое главное. Название «романа» и очень известный автор. Как всякий хороший автор, он с самых первых страниц задал весь дальнейший сюжет, и название книги не с потолка взял, и имя герою дал не просто так, и место действия и время выбрал не случайно…
Напрасно с ним спорить, напрасно его редактировать, напрасно набиваться к нему в соавторы.
Он терпит наше вмешательство только до тех пор, пока мы добросовестно разрабатываем его собственный сюжет. Стоит нам заартачиться, настоять на своем, и в «романе» появляются замечательные по неожиданности страницы — наш герой начинает попадать в переделки: болезни, увечья, катастрофы…
Известный автор просто напоминает зарвавшемуся графоману о своем приоритете, ставит его на место. Терпеливо предупреждает, иногда неоднократно, что если графоман не прекратит своих дилетантских вмешательств, то грустный сюжет может закончиться очень скоро и очень печально…
О финале истории каждый обязан четко помнить! Настоящие герои, говорят, знали даже точную дату и час своей смерти, и за это известный автор прощал им их героический дилетантизм…
Мы не такие, конечно. Но предчувствовать финал и готовиться к нему обязан каждый…
Потому что нет грустней и несчастней страниц, чем смерть не готового к ней персонажа.
Меня, как историка, потрясли жалкие финалы палачей нашего народа.
Очевидцы вспоминают, как волокли их под руки по цементным полам Лубянских подвалов на расстрел, как одни орали дико фразы из революционных песен, а другие бормотали забытые слова иудейских молитв, как они целовали сапоги своим палачам…
Жалкое и гнусное зрелище…
Готовый к своему финалу герой никогда не опустится до такого. Он обязан совершить свой последний подвиг. Известный автор и ведет свою грустную историю только для того, чтобы в конце герой смог совершить его. Даже если он за всю свою жизнь не совершил ни одного подвига…
Таковы требования этого сурового жанра…
Ранним-ранним утром 7-го июня там, на катере, я любовался спокойствием Константина. Он был готов к подвигу, в отличие от меня…
Он поднял фужер и сказал, цокнув фиксой:
— Прошу последнее слово!
«Сходняк» зашумел: «О чем базарить?! Все уже сказано! Итак столько времени с психом потеряли!»
Но Хемингуэй рявкнул грозно:
— Хорош! — и обратился к Секретарю: — Какой у нас регламент?
Секретарь снял с руки золотые часы.
— Обычно на последнее слово мы пятнадцать минут отводим.
— Много,— буркнул Саныч.— Предлагаю в пять минут уложиться.
— Да я в две уложусь! — весело пообешал Константин. — Давайте выпьем и засекайте время!
Они пили, а я сидел в углу каюты на ящике и смотрел, как за стеклом бара переливается солнечным светом волшебный напиток.
Секретарь отодвинул от себя фужер и положил на его место часы.
— Время пошло!
— Господа,— обратился к «сходняку» Константин, — вы обвиняете меня в том, что я, в целях завладения финансовыми средствами и имуществом фирмы «Арк-Ан», заказал Адика, а потом, чтобы скрыть свое преступление, уничтожил единственного свидетеля. Я понятно изложил? Ничего не пропустил? Никто ничего не хочет добавить?
— Ты давай защищайся! Время идет! — напомнил Руслан.
— Не волнуйся, — успокоил его Константин, — я иду по графику. Значит, ограничимся только этими обвинениями? Я понятно излагаю?
— Полминуты,— объявил Секретарь, поглядев на Саныча.
— Признаюсь, — сказал Константин, — я действительно предлагал Аркадию Филипповичу Анисько объединение наших фирм в одну. Это случилось, когда упомянутый Адик кинул меня с гарнитуром и возвратить его мне не смог. Я подумал, что у Аркадия Филипповича имеется проблема с «крышей», если он не может наехать на покупателя, и предложил ему свою помощь, не безвозмездно конечно. Я понятно излагаю?
— Сорок пять секунд, — сказал Секретарь.
— Но Аркадий мне вежливо объяснил, кто является его хозяином. И я закрыл эту тему навсегда! На-все-гда! Я понятно излагаю?!
— Минута, — сказал Секретарь.
Константин кивнул.
— Когда Мангуст принес мне финансовые документы фирмы «Арк-Ан», я сразу понял, что это провокация! И затеял ее тот, кто не знает о моем слове Адику закрыть эту тему навсегда! Теперь давайте подумаем вместе, был ли мне смысл убирать единственного свидетеля, который помог бы мне развести ситуацию и главное — раскрыть человека, мечтающего замочить меня ващими руками? Я понятно излагаю? Не очень сложно?
— Полторы минуты, — сказал Секретарь.
Цокнула фикса, Константин лучезарно улыбнулся.
— Так у меня все, как будто.
«По-по-по-по-по-по», — гудела выхлопная труба.
«Сходняк» молчал. Все, что рассказал Константин, было для меня открытием. Неожиданным открытием…
— Но Адик-то замочен в твоем офисе! — сказал танк Петрович.
— Петрович, — спросил его Константин, — ты меня за полного идиота держищь?
— А чо? — не понял Петрович.
— Ты стал бы в своем офисе клиента мочить? — спросил его Константин.
— Так это же я! — гордо сказал Петрович. — А ты. Костя, бандит.
— Но не мудак! — парировал Константин.
— А где счета?! — спросил Руслан. — Где кредитные карточки?!
— У меня в сейфе. Могу их в любое время вернуть. По первому требованию. Я понятно излагаю?
Все опять замолчали. Саныч вздохнул.
— Что ж ты раньще молчал?
Константин закурил.
— Освежиться захотелось… Чтобы врубиться в ситуацию…
— Врубился? — как-то грустно спросил его Саныч.
Константин глубоко затянулся.
— Один маленький вопрос остался…
— Давай его разведем, — согласился Саныч.
Константин через стол наклонился к нему.
— Вы-то знали, кто у Адика перекупил гарнитур! Не могли не знать!
— Знали, — кивнул почтенный старец.
— И на него не наехали?
— Не могли.
Константин тихо посмеялся.
— Значит, на генерала — не могли… Решили всю парашу на меня вылить? Нехорошо, господа… Нехорошо…
Ситуация повернулась совершенно неожиданно. Я понял наконец, что параллельно со шпионской интригой кем-то разыгрывалась не менее коварная авантюра. Кто-то пытался убрать со своего пути Константина. Но зачем? Неужели из-за больших денег, которые он заработал на Юбилее?
— Э-э-э! — вспыхнул, как порох, Руслан. — За дураков нас держишь! Думаешь, мы не поняли, что генерал отмазка?! Гарнитур твоя Людмила купила! Вместе с генералом приезжала на черном джипе! Я собственными глазами видел! А все счета у кого?! Кому их Мангуст принес?! Мы тебя макнули, мы тебя за горло взяли — отъезжать стал! По первому требованию теперь их готов отдать! Поздно, Белый Медведь! За нашего Адика ответка будет! Не жить мне на этом свете! Вот и весь развод!
— Остынь, — успокоил его Саныч и повернулся к Константину, — что скажешь, Белый Медведь!
— Извини, Руслан, — сказал Константин, — я, наверное, сложно объяснил ситуацию. Извини.
— Э-э-э, — махнул рукой в сердцах Руслан. — Петровича мудаком назвал. Теперь меня назови. Попробуй назови!
Танк Петрович заволновался.
— Когда это он меня мудаком назвал? Не понял.
— Хорош базарить! — рявкнул Саныч. — Объяснись проще, Костя.