Критский сказал участливо:

— Остановитесь, Ярослав Андреевич.

Я даже вздрогнул. Этот роскошный персонаж тоже предупреждал меня. Я посмотрел на зеленую коробочку и потянулся к ней.

— Игорь Михайлович, дайте мне ее на один день. Всего на один!

Критский накрыл коробочку ладонью.

— Зачем же вам оригинал? Я приготовил вам копию. Отличный ксерокс, — он достал из стола копию, а коробочку тут же спрятал в ящик и закрыл его на ключ. — Дарю! — протянул он мне ксерокс.

Когда я уже был в дверях. Критский окликнул меня негромко:

— Ярослав Андреевич… Послушайте старика… Они страшные люди, поберегите себя, сударь…

Я не послушал его… Если бы я знал тогда, как закрутит меня проклятый, сумасшедший диск «чертова колеса»…

15

Антиквар

Алина стала грудью перед дверями кабинета:

— Константин Николаевич занят!

Я зачем-то махал перед ее носом свеженьким ксероксом.

— Я по делу! По важному делу!

Алина склонила голову и презрительно прищурилась:

— Знаю я ваши дела. Вы его только отвлекаете…

Я схватил ее за локти и крепко сжал:

— Дурочка!

Алина фыркнула мне в лицо по-кошачьи:

— Псих!

Я сжал ее крепче.

— Дело идет о жизни твоего шефа! О его жизни!

— Псих! Я охрану позову!

Я оттолкнул ее от дверей и влетел в кабинет. Константин, уставясь взглядом в старинную картину, вальяжно разговаривал с кем-то по телефону:

— Во сколько? В девятнадцать? Буду. Обязательно буду.

Он даже не посмотрел на меня. Я, не дожидаясь его приглашения, плюхнулся в кресло и тоже уставился в копию Пуссена. На ней только что вышедшие из леса два бородатых, одетых в овечьи шкуры пастуха стояли у надгробного камня, на котором лежал белый череп. Я отлично помнил высеченный на надгробье масонский девиз: «Et in Arcadia ego» — «И вот я в Аркадии». Картина эта была безусловно приобретением все знающего доктора искусствоведения.

Константин положил трубку.

— Извини, Ивас-сик, не до тебя. В семь часов комиссия. До юбилея два дня! Дел по горло! — он провел по своему горлу большим пальцем. — Груда дел. Суматоха явлений, как говорится… Заходи, Ивас-сик, после девятого. Потрендим, поддадим чуток. После девятого. Я понятно излагаю? Пока, — и он протянул мне мощную руку.

Я растерялся.

— Ты же говорил — у тебя неприятности…

Константин убрал руку и сверкнул фиксой.

— Мои неприятности уже кончились.

— Когда?!

— Когда ты с Игорем Михайловичем поговорил. Я понятно излагаю?

Он все изложил понятно. Даже чересчур понятно.

— Значит, твои неприятности были из-за меня?

Константин виновато улыбнулся.

— Это Критский. Это он решил, что ты с ними связан. Что ты на них работаешь. А теперь отзвонил мне и успокоил. Знаешь, как он тебя назвал? Безумцем! — Константин засмеялся. — Безумным конспирологом… Вот как он тебя назвал. Действительно, Ивас— сик, оставь ты эти несчастные бумаги. Не время…

Я рассердился:

— Они из-за этих бумаг людей вешают, а я, выходит, безумец?!

Константин добродушно успокаивал меня:

— Это их бумаги. Они их назад требуют А ты-то при чем?

Я не сдавался:

— Критский говорит, что это бумаги Пушкина! Что их Геккерн у него выкрал!

Теперь рассердился Константин:

— А ты родственник Пушкина?! Кто ему ты?! Кто он тебе?! Не засирай мне мозги, Ивас-сик! Гарнитур у меня, — он обвел широким жестом кабинет. — Больше меня ничего не колышет! Я понятно излагаю? Не мешай работать! Испарись, Ивас-сик! Испарись!

Я знал, что одному мне бумаг не найти. Без Константина мне просто не справиться с ними. Но он выгонял меня из кабинета. Откровенно и нагло выгонял. Я встал и пошел к двери.

— Эй, безумец! — остановил он меня. — Получи-ка аванец.

Константин развернул на столе мощный бумажник и вытащил оттуда зеленую бумажку.

— На. Отдохни. Тяпни за вечную память Александра Сергеевича. Но не безумствуй. Помни о клизме из битого стекла!

Я посмотрел на него с ненавистью и рванул на себя ручку двери. Прямо на меня упала стоявшая за дверью

Алина. Она сердито отпихнула меня и подошла к Константину.

— Константин Николаевич, вам срочный пакет.

Ну как тут не поверить в Его Величество Случай!

Православные люди считают, что ничего случайного в жизни нет, что все происходит по воле Божьей. Тогда получается, что Случай — просто одно из Его имен.

Откинутый Алиной от дверей, я снова, смущенный, к ним подобрался. И снова меня окликнул Константин:

— Эй, безумец, иди-ка сюда! Быстро!

Я подошел к столу. Константин протянул мне листок бумаги, вынутый из срочного пакета. На бумаге были наклеены отдельные слова, вырезанные из разных газет: «Белый Медведь не шути отдай бумаги». Вместо подписи под фразой была наклеена цифра «6» и «плюс». Константин дернул подбородком, скривился:

— Пугают, падлы… Меня пугают…

Честное слово, я был счастлив этому так вовремя появившемуся зловещему листочку.

— А я что говорю! Они нас не оставят, Костя!

Константин посмотрел на меня растерянно.

— Что делать, Ивасик?

— Надо поговорить!

— Садись.

Я посмотрел на масонскую картину Пуссена и покачал головой.

— Только не здесь.

— Идем в «святая святых»,— Константин встал с кресла.

Я опять покачал головой:

— Поехали ко мне.

Константин зачем-то снял трубку, подумал и положил ее обратно на рычаги.

— Ну достали! Падлы! Поехали!

Когда мы отъезжали от офиса, за нами опять двинулась красная машина. За нами в открытую следили. Я знал, кто это следит. Но сейчас было не до них. Сейчас мы должны были решить уравнение с одним неизвестным…

Константин хотел пройти на кухню, но я вспомнил про чулан и подтолкнул его в комнату. Он сел на то же место у стола и тут же взял в руки Людмилину чашку, положив перед собой листок с наклеенными словами.

Для начала я решил рассказать Константину о Критском. Этот роскошный персонаж действительно много знал. Даже чересчур много. Генерала Багирова, как он сам признался мне, он знал прекрасно.

— Ну и что? — не удивился Константин. — Я Багирова двадцать лет знаю. Когда меня из Финляндии депортировали, Багиров здесь мое дело вел. Капитаном еще тогда был во втором отделе в контрразведке. Он на меня такие гири вешал! Выходило, что я агент 007, Джеймс Бонд, не меньше.

— Критский сказал, что генерал у него в долгу!

— Это его проблемы, — нахмурился Константин.

Я понял, что эту скользкую тему лучше пока не трогать. Она была почему-то неприятна Константину. Надо было переходить прямо к Делу. А дело-то было простое. Определить «третьих», как назвал неизвестных в ночном разговоре генерал! Ночью у «Белосельских» генерал убедился, что месье Леон не имеет никакого отношения к бумагам. И сегодня утром генерал начал свою операцию…

— Какую операцию? — не понял меня Константин.

Я вскочил с кресла:

— О-о! Генерал — классный разведчик! Он все придумал отменно! При нас придумал, кстати… Помнишь, когда Люда сказала, что ты с ними к «Белосельским» поедешь, помнишь, как генерал сказал на это: «Гениально!» И руки даже потер! Помнишь?

— Ну, помню, — нахмурился Константин. — А что в том гениального? Ну, поехал я с ним…

Я почти бегал по своей узкой комнате, натыкаясь на книжные стеллажи.

— Сам говоришь, они профессору все это дело выставили так, что стулья никуда и не пропадали, что это ты их все время у себя держал для реставрации… якобы…

— Ну? — не понимал меня Константин.

— Он вернул тебе гарнитур… с коробкой. «Третьи» решили, что у тебя бумаги! Они их уже требуют! Они уже прислали тебе свою «черную метку».

Я остановился у окна. На той стороне Мойки у дома Пушкина суетились работяги. Подкрашивали черной краской чугунную решетку набережной к его юбилею.

— Генерал сделал гроссмейстерский ход! Вчера он понял, что ты к «некоторым кругам» не имеешь никакого отношения. Кто они такие — он не знает. И он решил им тебя подставить. А сам будет внимательно со стороны следить, когда они проявятся. Он даст им тебя раскрутить на полную катушку. Они торопятся… Тебя они в покое не оставят… И вот когда они тебя уберут, генерал выйдет из тени и предложит им свою цену…