Тут открывался не только простор для версий, но и — учитывая особенности большой дружбы между городской прокуратурой, ГУВД и УФСБ — целый букет перспектив. Перспектив и рисков. Вдобавок в эту «силовую» кашу затесались нацики — а они и так всегда были темой опасной, к тому же в последнее время вокруг них в Питере начинались (на фоне недавних громких убийств иностранцев) масштабные и мутные варки, инициированные (если не врут) в самой Москве и грозящие (по слухам) самой губернаторше…
В общем, инициатива, вещь чреватая всегда и везде, в данных обстоятельствах могла быстро довести… До увольнения с волчьим билетом могла — а то и до цугундера. К тому же у Юры было серьезное подозрение, что поставили его на это дело неспроста. После некоей истории, случившейся в прошлом сентябре на заводе имени Шаумяна (даже в прессу просочившейся, несмотря на принятые меры), после едва замятого публичного скандала, вылившегося таки в дело по статье 131-й, части 2-й, Кривцов имел все основания опасаться ментов. Он не знал, что́ у тех есть на него, но всерьез боялся, что материальчик наберется — и что придерживается этот материальчик до тех лишь пор, пока следователь Кривцов не стал мусорам поперек дороги.
И поскольку прокурорское начальство было, разумеется, в курсе ситуации, поручение именно Юре данного дела следовало, по всей вероятности, трактовать так, что мочить ментов в его, начальства, планы не входит. Не в этот раз и не по этому поводу: видимо, слишком много всего в самых разных местах могло повсплывать при неосторожном возмущении водной глади — и не исключено, что таким образом наверху страховались от кривцовской самодеятельности.
Пока Юра добросовестно ни хрена не делал, менты, наоборот, развили повышенную и не совсем понятную активность (даже вон из московского угрозыска прискакал этот майор — за каким хреном?..). Когда же они откопали где-то Руслана Никонова, Юрино начальство вдруг изволило сильно озаботиться ходом следствия, побздеть по поводу малых успехов — и тут уж не надо было долго соображать, чего в данной ситуации требуется от Кривцова. Кажется, псих в качестве виновника был, по общему мнению, оптимальным выходом.
(Такое случалось: если следствию попадался вдруг подходящий ебанашка, его прессовали и заставляли дать признательные показания по всем хоть как-то пилящимся в общую картину накопившимся «висякам». Понятливые эксперты-психиатры признавали очередного такого «маньяка» вменяемым, чтобы признания его имели юридическую силу, понятливые судьи не вникали в противоречия в этих показаниях — и шизик отправлялся лет на двадцать отрабатывать на зоне за реальных убийц, подправив статистику раскрываемости.)
Только вот псих достался Кривцову какой-то неудачный — ни черта с ним не было ясно: ни откуда этот Никонов взялся, ни куда вдруг сгинул, ни кто он вообще такой. Его имя отсутствовало в уголовных картотеках, в архивах психушек, в паспортных столах. Юра прилежно прокачал всех этих Шохина, Феденёва и прочую шпану — но они, кажется, и впрямь ни хрена толком не знали. Приятель приятелей, пили где-то вместе, так и познакомились…
«Ну хорошо, но что он вообще из себя представлял? — Да как-то непонятно с ним… Он, Русел, был, конечно, малость не в себе. Казалось так, по крайней мере. Я часто не мог понять, он прикалывается или серьезно говорит. — Например? — Ну я не знаю… Он, по-моему, считал себя привидением… — В смысле… — Ну, призраком. Фантомом… — Что — действительно считал? Всерьез? — Да я так и не понял, о чем я и говорю…»
Из тех же питерцев, кто должен был быть неплохо знаком с Руселом, один получил диском от штанги по черепу, а второй, автослесарь Кузнецов, — еще в прошлом октябре пять раз ножом в живот.
К тому же шпана говорила, что Никонов приехал из Москвы, а Сидякова, смирновская девица, вспомнила, что познакомил его с Виталиком москвич Игорь Гордин. Пропавший недель семь назад! Правда, тамошние убэповцы были уверены, что он сбежал с большими крадеными бабками, — но количество выбывших среди тех, кто знал Никонова лучше всего, не могло не наводить Кривцова на размышления.
Впрочем, никаких особых размышлений как раз не было. Для них категорически не хватало информации. Были, скорее, ощущения — неопределенные, но навязчивые. Временами Кривцов начинал даже опасаться, а не угораздило ли его «до кучи» нарваться на самого настоящего серийника…
28
Вернувшись в комнату, Ксения обнаружила Андрюшку перед компом. Он обернулся, ухмыльнулся шкодливо-извинительно — Ксения заметила на экране знакомые багровые переливы: «Синефобия». Она присела на подлокотник дивана, вопросительно подняв брови: ты-то, мол, что там ловишь?
— Значит, секта все-таки есть? — уточнил Андрюшка, наклоняя голову и глядя исподлобья.
— Это не моя телега, — зевнула она.
— Он тут пишет, — кивнул Силецкий на монитор, — что это совершенно реальная история — про убийство по мотивам «Андалузского пса»…
Ксения молча пожала плечами.
— «В чем главная хитрость дьявола? — процитировал Андрей с экрана. — Он убедил всех, что его не существует…»
— Помнишь, откуда это? — спросила она.
— Откуда?
— «Обычные подозреваемые».
Силецкий нахмурился.
— Там главный злыдень, совершенно инфернальный мафиози по имени Кайзер Созе… Кевин Спейси его играет… пользуется тем, что никто не верит в его реальность. Про него рассказывают такие жуткие байки, что все считают его просто страшилкой из бандитского фольклора…
— Но он существует?
— Еще как.
— И чего — ловят его в итоге?
— Не-а. Потому и не ловят, что не верят. Тем более, что он весь фильм притворяется калекой-неудачником…
— …Кевин Спейси? — Андрей прищурился.
— Ага.
— Это который… — Он снова повернулся к дисплею. — Джон Доу?
— Ага. В фильме «Семь»…
— Дьявол… Ну-ну.
— И с тех пор вы ничего о нем не слышали? — спросил Знарок.
— Нет.
— Ну а кто он такой вообще был, Руслан этот?
— Да не знаю даже… Он как-то не рассказывал про себя никогда… Странный парень: он же умный был, с образованием, наверное, — че он там делал?..
— С образованием? С чего вы взяли?
— Ну как… видно же. Ну, у нас-то мужики знаете какие… простые… А этот Русел — не: он совсем из другой оперы, это сразу понятно было… Вообще мужики его не любили. По-моему, они его даже побаивались…
— А почему он ушел?
— Не знаю. Никому ничего не сказал — свалил и все. Как пришел, так и ушел.
Cinephobia.ru
Форум
Тема: Параллельные прямые
23.02.2006. GHOST DOG: С Днем Советской армии тебя, однако. Теперь они его, конечно, как-то иначе обозвали — но праздновать продолжают. Мало того — выходным объявили! В советские времена, между прочим, он выходным не был. А сейчас у нас по любому поводу праздник — или лучше даже каникулы. Счастливая бездельная страна… И повод — да, достойный. Хоть кто-нибудь знает, что произошло 23 февраля 1918 года, кого мы победили? Никого. Нас победили немцы — где-то под Псковом. Это потом тов. Сталин по велению левой пятки постановил отмечать создание армии именно в этот день. Что и делаем — причем еще вдохновенней, чем при совке.
Я даже не иронизирую — я собственными глазами весь день наблюдаю массу веселого бухого народа. Радуются, значит, — видимо, за «защитников отечества». Есть за кого порадоваться. За рабовладельцев-офицеров и рабов-срочников. За госсистему узаконенного, всеобще-принудительного растления. Годик мазо-, годик садо-; годик тебя, годик ты. Нехай дальше унижают, калечат и убивают друг друга по казармам — если не хватило сообразительности или бабла в военкомате откупиться. А мы за них выпьем с патриотическим энтузиазмом.
Ощущение затяжного неизбывного бреда. Какой-то всеобщей потери контакта с объективной действительностью. В какой стране живут эти люди? О чем думают? Чему радуются? Откуда в них эти праздность и довольство?..
Смотрю на таких вот довольных. (…Представь себе провинциальный вокзальный буфет. Высокие арочные окна, за которыми быстро пропадает в сумерках заметаемая обледенелая площадушка; открытые двери в зал ожидания, в проеме просматривается широченная ментовская спина. За прилавком злобная толстая тетка в кофте, компания хачей в углу громко общается по-своему. «Стоячий» столик в крошках и лужицах, почти пустая бутылка ноль пять, трое основательно уже бухих празднующих, один из которых — я…)
…Я смотрю на них, я слушаю их, как смотрю и слушаю всегда и везде, — и вижу людей, которые тяжело и плохо живут во враждебных, жестких, совершенно не приспособленных для спокойствия и благодушия условиях: они усталы, озлоблены и глубоко апатичны, им на самом деле совершенно, тотально, космически наплевать на любого рода абстракции, друг на друга, на всех остальных; они замкнуты на себе, закуклены, ощетинены, глухи и слепы, как в танке, и кругозор у них — аккурат со смотровую щель, которую они стараются сориентировать на какую-нибудь пачку бабла. Объективная реальность настолько неприятна и болезненна, что они вовсю пичкают себя разного рода психотропной и галлюциногенной мутью — от бухла до сериалов и программы «Время». В них, конечно, нет ни самодовольства, ни консерватизма, ни лояльности (вообще никаких убеждений) — просто они инстинктивно занимают наименее конфликтную и травматичную позицию по отношению к окружающему. Они слишком заняты выживанием и у них изначально довольно (или крайне) скудный «человеческий» ресурс (в конце концов они продукт беспощадной исторической отрицательной селекции) — на самостоятельное мышление и осознанное позиционирование себя в мире их не хватает. Их можно в этом понять. Их совершенно не за что уважать, но иногда их можно жалеть — если соответствующий ресурс еще есть у тебя самого. Их — подавляющее большинство и они совершенно не интересны.
Мне интересны другие. Немногие. Те, кто живет вроде бы осознанно. И при этом — вроде бы хорошо. Такие, как ты. Мне страшно интересно, а ты — действительно довольна? Чем? И как ты добилась этого? Что ты сделала такого, на что не хватило меня?..