из-под пива и поставил её за кресло. – Это мы уже прошли. Итак,

стало ясно, что, в присутствии неустановленных лиц, один сказал

другому, что тот пишет свои работы, не задумываясь, понимает ли

его Читатель или нет.

А другой сказал, что его дело писать, а Читателя – читать,

вникать и понимать. А первый добавил – «или пить пиво»!

Дальше. Дальше, – я открыл вторую бутылку пива и опять сел

в кресло.

…В дверях опять стоял Карл. Теперь без Полкана.

- 116 -

– А ты был прав! – он прошёл прямо ко мне, не глядя на

Витьку с Никитой. – Ошибся мастер-то. Ошибся. Вот та, которую

заказывали.

Он достал бутылку. Взял рюмки. Достал редиску.

… – А? Она? А? – он ждал ответа.

– Вот! Это она! – я поставил рюмку на пол, попил из бутылки

пива, хрустнул редиской. – Она! – добавил я и протянул бутылку с

пивом Карлу.

– Она! – подтвердил Карл, взял бутылку и поставил рюмку на

стол почти между Никитой и Витькой.

– А Полкан где? – я смотрел на Карла.

– А… Дома остался. Говорит – « Поутихнут. Потом подойду».

Карл взял у меня редиску, присел на подлокотник, глядя на

Никиту и Витьку.

– Ну, я это… Пойду?

– Иди, Карл! Мы ещё долго будем тут говорить ни о чем…

…Пока не разберёмся в «ни о чём», – добавил я.

– Я это… Оставлю эту-то. Что таскать «туда-сюда», – Карл

поставил бутылку с самогоном на подоконник и вышел,

демонстративно тихонечко прикрыв дверь.

… – Итак, – я налил себе ещё рюмку и дожевал редиску.

… – Она! … Итак, есть авторы, которые «нянькаются» со

своим героем и со своим Читателем. Есть авторы, которые не

«нянькаются» ни с Читателем, ни с героем.

Есть, которые то так пишут, то этак.

Есть , которые вообще ничего не пишут и ничего не читают.

А есть такие, что «смотрят в книгу, а видят фигу». Прочитают

такое, что ты и не писал даже, о чём даже не думал, что даже в

кошмарном сне не снилось.

Есть такие, которые считают, что жгли Сервантеса, другие –

что – Дон Кихота.

…А где здесь новое?! Кто этого не знал?! Кто-то из вас?

Или просто поговорить захотелось?!

…А-а-а-а, некоторым «лавры» дуэлянтов: Льва Николаевича и

Иван Сергеевича покоя не дают?!

У тех – «лукавите, батенька», у этих – « при всех».

Так и «стрелялись» бы при всех, как те. Хоть народ бы

посмешили. Впрочем, причём здесь авторы? Читатели общаются с

их героями. Их любят или ненавидят. А «автор в муках рожает

своего героя» и иногда умирает неизвестным.

А есть ли геморрой у автора, кто его Лиля Брик – дело десятое.

- 117 -

У вас же есть герои? Или вы «звезданулись» и уже про «себя

любимого ваяете»? Как встал, как сел, как лёг. Для истории

значит! Чтоб слава! Чтоб газета! Чтоб рамочка?

Что-то не замечал, чтоб ручонки у вас были желтые от

паршивых этих газетёнок.

Да ещё, чего доброго, избавь вас от лукавого, по утрам читаете?

Почитываете втихаря-то! По утрам, поди… …Ладно.

…Ну, ты сказал – он сказал, а дальше?! Дальше. Ну и что?!

Дальше-то что? – я пересел в кресле боком, – поудобнее.

… – Он, что издевается над нами? – Никита удивлённо

посмотрел на Витьку.

– А ты не понял? И не просто издевается, а с сарказмом и

умилением от собственного ума и остроумия. И шута из себя при

этом корчит. И Карл с ним «под одну дудку», – Витька, не мигая,

смотрел на меня. – А нас дураками выставляет перед всеми, –

Карлом и Полканом.

Никита понюхал рюмку Карла и отставил её в сторону.

– А мы к нему за тридевять земель по жаре тащимся, можно

подумать, чтоб услышать, как над нами, при нас же самих,

издеваются, – поддержал Витьку Никита.

– Да! И что важно, – в нашем же присутствии. Не стесняясь нас

же самих! – откликнулся Витька

… – Давайте, давайте, мне нравится. Я, ведь, без вас скучаю, –

я, с улыбкой, взял с пола рюмку и потянулся к подоконнику.

– Нагло. Цинично. Неуважительно издевается, – Никита

посмотрел на Витьку.

– И не боится нас. Верит в нашу порядочность и… и… – Витька

посмотрел на Никиту.

–…и в доброту, – закончил Никита.

– А вот тут, Вам и Вам, господа, – верю! Потому, что уважаю!?

– я ткнул рюмкой в их сторону. – Вас? Вас уважаю!? остановил я

надвигающуюся атаку, с растерянной улыбкой, глядя на

выражение их лиц, и поставил рюмку опять на пол, понимая, что

я попался.

Мимо их в дверь без тумаков и «пенделя» или двух мне уже не

выскочить, – успел подумать я.

Второе воскресенье сентября

Второе воскресенье сентября.

- 118 -

Сижу на крыльце, курю, смотрю на небо, по сторонам.

У нас традиция. В этот день приезжают Никита и Витька. Кто

что говорит об этом, а они говорят и мне, и всем, что «приезжают

помогать копать картошку».

Вообще это и так, и не так.

В эти дни особенно чувствуется осень. Накатывает грусть.

Хочется «заскорлупониться», поскулить, пожалеть себя, всех.

Всё это делать значительно «вкуснее», когда рядом есть те, с

кем можно не разговаривать. Достаточно и того, что этот кто-то

просто сидит рядом и тоже про себя скулит.

Вообще, молчать – это искусство. «Три года жизнь учит

человека говорить, и всё оставшееся время – молчать». Мне

нравится такой взгляд.

Подошли Полкан с Карлом, посидели, покурили, помолчали и

пошли к себе.

– Ждёшь? – только и сказал перед уходом Карл.

– Нет. Просто сижу.

– Приедут! Мы дома.

Поговорили.

Хорошо это. Хорошо, когда знаешь, кто где.

…Что-то стало болеть правое плечо. Болит и болит. Что-то

красное кололи-кололи, потом бросили. «Что мертвому

припарки!» Потом Петрович дал настойку на сабельнике с

аконитом – тоже не помогает. Правда, он сказал, что на пятый

день, а сегодня только третий.

…Никита приедет грустный. Скажет, что у него что-то болит,

чтоб как-то оправдать свою кислую мину.

Витька скажет, что «еле-еле достал…», и назовёт какое-нибудь

экзотическое вино.

Никита скажет, что лучше водки все равно ничего нет.

Карл добавит, что «если не наведённая… Что лучше самогона

может быть только свой самогон».

Потом будем сидеть за столом.

Потом Никита скажет, что картошку будем копать завтра.

Карл скажет: «Вот и правильно. И я завтра помогу, а сегодня

мне тоже неможется».

Потом всё-таки накопаем ведро, натрём на тёрке и будем

жарить драники.

Будем грустно пить водку и хвалить их.

Потом будем удивляться: «Как это вчетвером съели ведро

картошки и не заметили?!»

- 119 -

Потом будем пить самогон, за которым сходит Карл, и будем

хвалить и самогон, и Карла, и за что-то Полкана.

Потом все начнут доставать меня: «А чтой-то ты в этом году

никуда не поехал?»

А я им скажу, что «ещё поеду. Время есть еще!»

Они спросят: «А куда в этом году?..»

…Я задумался и достал ещё сигарету:

– А правда, почему в этом году никуда не поехал? Что-то тут?..

И что?.. А ведь время-то есть!..

…А я тогда скажу, что время есть! В Кижи и на Соловки еду!

Вот! А правда, а почему не съездить?

А они спросят, что «лета-то для этого не было, что ли?»

А я скажу, что «лето?! Ага! Народу, как килек в банке. Кругом

не наша речь. Шумят, а мне тишина нужна, и комаров нет в это

время в Карелии».

«Долго будет Карелия сниться,

Будут сниться с этих пор

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озер», – напоёт Витька.

Полкан грустно посмотрит на него и положит голову на лапы.

А Никита скажет, что «здорово! Вот я всю жизнь собираюсь-

собираюсь куда-то поехать, а так и не получается. Запутался в

этой сетке человеческих взаимоотношений. А так хочется