«Тебе-то хорошо, тебе не нужно сдавать этот Государственный писательский экзамен,- сказал Эдгар ей в спину. Затем, в знак примирения, он подкинул еще один ответ: - Брэнд, так, глейв, клеймор».

«Это что, ответ?» - спросила Барбара, не поворачиваясь.

«Ну конечно. Так какой вопрос?»

«Не знаю»,- признала Барбара, с удовольствием возвращаясь к нормальному женскому статусу ничегоне- знания.

«Все эти четыре слова означают меч. Они архаичные».

«Ну вот потому я их и не знаю».

«Да уж понятно»,- свредничал Эдгар; Барбара имела обыкновение говорить вот такие вот совершенно очевидные вещи, просто чтобы что-нибудь сказать. «Такие ело ва вставляются кое-где в текст для его оживления,- объяснил он.- Эти слова, они хоть и старые, но такие старые, что, получается, вроде как новые. Только тут нужно действовать осмотрительно, чтобы контекст подсказал читателю, о чем, собственно, речь. Нельзя, чтобы просто затемнялся смысл». Барбара, как правило, изображала интерес к подобным разговорам, поэтому Эдгар любил объяснять ей тонкости литературной техники.

«А хочешь, я прочитаю тебе, что я написал для письменной части?»

«Читай»,- сказала Барбара, скривившись, как от боли; его затея все еще вызывала у нее резкое неодобрение.

«Это будет начало»,- сказал Эдгар, вытаскивая исписанные листы желтой бумаги.

«А какое название?» - спросила Барбара, поворачиваясь к нему лицом.

«Названия я еще не придумал,- сказал Эдгар,- Так вот, это начало». Он начал читать:

«В городе А.___ округа И.___ жила некая мадам А._____ ,

супруга барона А.___ , находившегося на службе у молодого

Фридриха II Прусского. Барона, слывшего человеком способностей необычайных, помнят в первую очередь по широко известному и совершенно необъяснимому промаху, допущенному им в битве под Кельном; отведя в наикритичнейший момент сражения находившуюся под его командованием колонну, он снискал себе печальную славу главного виновника поражения, понесенного Фридрихом, каковое стоило жизни тринадцати тысячам из тридцати трех тысяч солдат, участвовавших в битве с прусской стороны. Так уж случилось, что замок, где укрывалась от бедствий войны мадам А. , находился совсем неподалеку от поля сражения, так что фактически отвод ее супругом вверенных его командованию войск поставил замок в весьма опасное положение, и в тот же самый момент, когда мадам А.______ узнала от капитана Орсини, что супруг ее умер от своей собственной руки, ей сообщили, что большой отряд панду- ров - венгерской иррегулярной легкой кавалерии, наводившей ужас своей необыкновенной жестокостью, - уже барабанит в ворота замка».

Эдгар остановился, чтобы перевести дыхание.

Барбара взглянула на мужа с некоторым удивлением. «Начало меня захватило. В смысле, что больше, чем обычно». Она присела на диван-кровать, чувствуя слабые проблески надежды.

«Спасибо,- сказал Эдгар.- А хочешь, я прочитаю, как там дальше сюжет развивается?»

«Давай».

Эдгар отпил воды из стоявшего под рукой стакана.

«Человека, принесшего мадам А.___ столь ужасную новость, связывали с ней довольно необычные отношения, он и был ее любовником, и не был. Джакомо Орсини, второй сын в одной из знатных семей Сиены, с юности ощущал религиозное призвание. Он стал священником, но не из тех, важных, что делают карьеру в FuMe и при дворах вельмож, а скромным сельским священником в одном из северных приходов. И здесь его постигло несчастье весьма необычного свойства. Как известно, Фридрих Вильгельм I, отец нынешнего монарха, страстно стремился создать лучшую в Европе армию. Крошечная Пруссия просто не могла предоставить мужчин в количествах, достаточных для осуществления столь честолюбивого замысла, а потому прусские вербовщики шныряли по всей Европе; нередко бывало, что тех, кого им не удавалось заманить на королевскую службу посулами щедрого жалования, они попросту похищали. Нужно заметить, что Фридрих особо ценил высоких, молодцеватых солдат и сформировал лейб-гвардейский полк, куда набирали исключительно людей огромного роста, настоящих великанов, и пусть этот полк служш мишенью для многих насмешек, выглядел он весьма внушительно и устрашающе. На свою беду, Джакомо Орсини был высок ростом, хорош собой и обладал прекрасной осанкой; похищенный рекрутами во время мессы, прямо от алтаря, с гостией в руках…»

«Очень увлекательно»,- сказала Барбара, ее глаза сверкали неподдельным интересом.

«Спасибо»,- кивнул Эдгар и продолжил.

«… Он прослужил в лейб-гвардии десять долгих лет. После смерти Фридриха Вильгельма полк был расформирован (что являлось одной из мер по сокращению государственных расходов), однако бывший священник, успевший за это время не только привыкнуть к военной жизни, но и полюбить ее, тут же поступил на службу к новому королю в чине капитана».

«И все это исторически точно?» - спросила Барбара.

«Ничто из этого не противоречит известным фактам»,- заверил ее Эдгар.

«Получив назначение в штаб барона А.____ , он стал частым гостем в его доме, а потому не мог не встретиться с прелестной Ингой, мадам А.___ , бывшей значительно младше своего супруга и обладавшей многими высочайшими достоинствами. Между ними возникла глубокая привязанность, несколько необычная в том отношении, что ни он, ни она никогда не выказывали ее внешне. Однако оба они знали о существовании этого чувства, втайне им упивались и черпали огромное наслаждение из самой невинной близости друг к другу. Однако такое положение вещей служило источником не только радостей, но и печали, ибо Орсини, проявлявший, казалось бы, высочайшую, безукоризнейшую сдержанность, считал тем не менее, что уже признаваясь себе самому в своей любви к мадам А. он предает барона, человека в высшей степени справедливого и благородного, которому, не лишним будет заметить, Орсини многим был обязан. Угрызения совести заставляли его видеть себя чем-то вроде шакала, рыщущего в поисках наживы вокруг домашнего гнезда своего благодетеля, в чьей семейной жизни, бывшей до того цельной и гармоничной, появился за последнее время некий, пусть и самый малый ущерб».

Роза стояла в своем белом халатике, удивленно глазея на отца, который все говорил и говорил драматическим, дрожащим от возбуждения голосом.

«Барон же, со своей стороны, отнюдь не был слеп к чувству, связывавшему, пусть и в стесненной форме, его молодую жену с эффектным сиепцем. Мало того, именно эта связь, приобретшая в его воспаленном воображении куда более прямой характер, чем то было на самом деле, толкнула оскорбленного супруга на ужасающее преступление, ибо отвод войск с поля битвы в самый критический ее момент, столь сурово осужденный как современниками, так и историками, отнюдь не был ни тактической ошибкой, ни проявлением малодушия, но вполне сознательным действием, направленным на достижение вполне конкретного результата: соединить предполагаемых любовников в замке, оставив их беззащитными перед кровожадной яростью пан- дуров. Мнимое самоубийство барона было жестоким фарсом - он остался жить и лишь затаился в укромном месте».

Эдгар смолк.

«Быстрое развитие»,- одобрительно кивнула Барбара.

«А хочешь, я прочитаю конец?»

«Конец? Ты уже добрался до конца?»

«Хочешь, я прочитаю конец?» - повторил Эдгар.

«Да».

«Конец у меня есть, а середины еще нет»,- смущенно объяснил Эдгар.

«У тебя нет середины?»

«Так хочешь ты послушать конец или не хочешь?»

«Да, прочитай мне конец». Вспыхнувшая было мечта о приличествующей полупрофессиональному писателю квартире не выдержала столкновения с грубой действительностью. Середины еще не было.

«Последний абзац звучит так:

«Пока разворачивались все эти события, Фридрих пребывал в своем берлинском замке. Желая развеяться после кельнской катастрофы, он сочинил сонату для флейты, о коей все критики единодушно сошлись, что она прелестна и ничуть не уступает сонатам Георга Филипа Телеманна».