— Но если я отдам тебе тридцать дней, что мне останется?

— Сутки, чтобы сделать выбор, на который нужна всего одна секунда. Если ты, увидев все, что ты видел, не узнал, где счастье, то ты не узнаешь этого никогда. Если ты сделаешь правильный выбор, я проиграл, если — нет, я выиграл, мы оба должны будем бросить жребий, и, по сути, это не больше, чем жребий. Паскаль играл в орел или решку{505}, чтобы узнать, бессмертна ли душа, Жан-Жак Руссо бросил камень в дерево{506}, поклявшись не верить больше в Бога, если промажет. У тебя огромное преимущество перед этими великими гениями, ты можешь не сомневаться ни в Боге, ни в бессмертии души, ты, кто видел Дьявола лично и с которым ты заключил сделку, поставив на кон собственную душу. Я ничем не пренебрег в твоем образовании, я показал тебе дома мещан, хижины, мансарды, ты сталкивался в своей жизни с законниками, жандармами, торговцами, финансистами, врачами, комедиантами, публичными женщинами, ты имел дело почти со всем, что составляет общество, ты должен знать, где искать опору.

— Нет, — ответил барон, — мне еще остается узнать, что сталось с теми тремя единственными добрыми и преданными женщинами, которых я повстречал за всю мою жизнь.

— Ты хочешь их истории? — уточнил Дьявол, — Хорошо, я расскажу тебе, я буду любезен до конца. Скажи, с кого ты хочешь начать, только послушай, который час звонят. Мне нужно ровно тридцать дней из тридцати одного оставшихся у тебя, и время, которое займет мой рассказ, я вычту из тех двадцати четырех часов, которые я тебе оставил. Ты можешь выслушать меня когда угодно, сейчас или потом, но только при этом условии я начну рассказ, который ты, впрочем, волен прервать в любой момент.

Луицци не колебался. Он сделал выбор, покинув зал суда, какая разница, сколько времени ему останется на то, чтобы огласить его, месяц или час, раз он будет на свободе. И он сказал Сатане:

— Можешь начинать, я слушаю.

И Сатана взял слово.

X

Непорочная

— Вот что стало с твоей сестрой Каролиной, если ты предпочитаешь, чтобы я начал с нее.

Луицци кивнул в знак согласия.

— Ты не знаешь своей сестры, барон, ты всегда видел в ней юную и экзальтированную девушку, которая по неопытности влюбилась в неотесанного чурбана и которая пала жертвой собственной неискушенности. Ты ошибался, хозяин, Каролина обладает особенной душой, она слаба перед мольбой и чужими страданиями, но сильна против порока и зла.

Суди сам, справедлив ли я.

Как я сказал, она не получила письма, которое ты отправил ей из Фонтенбло, письмо вручили ее мужу, он отдал его Жюльетте, а Жюльетта передала господину де Серни. Ты знаешь также, что Гюстав Бридели получил твое послание и дал его Жюльетте, большой мастерице извлекать выгоду из любой ситуации. Бридели, господин де Серни, Жюльетта и Анри Донзо покинули Париж тем же вечером. Таков был результат тайного совещания, на которое твою сестру не пригласили и о содержании которого я сообщу тебе, когда дойду до тех, кто в нем участвовал.

Дьявол умолк, как бы давая Луицци возможность прервать его рассказ, но Арман слишком хорошо понимал, что не может терять ни секунды, чтобы воспользоваться этой любезностью Дьявола, и тот вынужден был продолжить:

— Ты должен помнить, хозяин, что из тех, кто обычно навещал тебя, самым постоянным гостем был юный Эдгар дю Берг. Он вращался в слишком хорошем обществе, чтобы приходить в дом, где ему приходилось терпеть господина Анри Донзо, он видал и самое дно общества, чтобы приходить к тебе ради девушки вроде Жюльетты: в Париже на продажу найдется сотня ей подобных с лучшими манерами, лучшим вкусом и здоровьем, но, помимо мужлана по имени Донзо и шельмы по имени Жюльетта, была еще твоя сестра — именно она влекла его в твой дом. Пока ты находился в Париже, он весьма тщательно скрывал намерения, осуществлению которых ты обязательно помешал бы. Мужа он не считал за препятствие, более проницательный, чем ты, он понимал, что грубая и похотливая натура Анри Донзо предпочитала сладострастную и горячую натуру Жюльетты, он подозревал, что твой зять мало думает о своей жене, но он и не предполагал, что, уезжая, тот оставляет ее такой же девственной и чистой, какую получил в день свадьбы.

На следующий день после отъезда мужа и Жюльетты он начал по-настоящему надеяться. В тот день он нанес обычный визит, но он нашел Каролину одну, погруженную в самое глубокое отчаяние. В самом деле всего, за сутки она узнала о твоем побеге с госпожой де Серни и об отъезде Жюльетты, за которым последовал отъезд мужа.

— Как? — не удержался Луицци от вопроса. — Они уехали порознь?

— Слушай, хозяин, — ответил Дьявол, — если ты заставишь меня перепутать все эти истории, то мы не только ничего не поймем, но и никогда не закончим. Итак, — продолжил он, — Эдгар застал Каролину в слезах.

«Что вас так опечалило?» — поинтересовался он.

Каролина полагала, что дю Берг был твоим другом, поскольку именно так ты обращался с ним: это первое звание, которое получают любовники в хороших домах, и обычно под их дипломами ставят свои подписи брат или муж, иногда оба сразу. Итак, она поведала ему о своем горе. Горе притупляет прозорливость души, как слезы туманят зрение. Каролина не заметила лукавой радости на лице дю Берга. Он обещал не покидать ее и разузнать обо всем, что случится с тобой, ее мужем и Жюльеттой. Как ты понимаешь, в планы Эдгара не входило ничего подобного, он подождал несколько дней, чтобы дать остыть первому отчаянию, затем, как ловкий соблазнитель, предпринял попытку заронить в душу Каролины подозрение, которое почему-то, к великому его удивлению, никак у нее не возникало.

Однажды вечером, сев поближе к Каролине, он сказал:

«Сударыня, мне стыдно говорить об этом, но ваш муж, тот, которому принадлежала ваша любовь, тот, кого ваш союз сделал обладателем такой очаровательной и такой чистой красоты, ваш муж предпочел вам женщину, которая не стоит вашего мизинца».

«Жюльетту? — ответила Каролина. — Вы неправы, сударь, она гораздо милее и красивее меня, я уже давно заметила то предпочтение, о котором вы говорите, и, хотя оно огорчало меня, я слишком справедлива, чтобы обижаться на мужа».

Эдгар поразился столь странному самоуничижению и принял за глупость то, что было всего лишь неведением.

«По правде говоря, сударыня, вы слишком скромны, вы себя недооцениваете, впрочем, как бы ни был господин Донзо поглощен этой малопонятной страстью, его честь не могла позволить ему ввести любовницу в дом жены».

Надо тебе заметить, хозяин, твоя сестра конечно же слышала, как в свете произносят слова «жена» и «любовница», но ты должен понять, что ей так и не удалось уяснить, что значит быть любовницей мужчины, ибо для нее быть женой означало только носить имя мужа, поэтому она спросила у Эдгара:

«Но как она была его любовницей?»

Вопрос настолько ошеломил Эдгара, что он его попросту не понял, вообразив, что Каролина лишь сомневается в самом факте.

«Не стану скрывать от вас, сударыня, но я получил последние доказательства».

Поскольку Каролина смотрела на него все так же удивленно, он добавил:

«Простите мне признание, которое я должен вам сделать, но я застал их вдвоем».

«Боже мой! Да я сама сотни раз оставляла их вдвоем».

«Простите, — Эдгар начал терять терпение, — я краснею от слова, которое вынужден употребить, но я видел, как они целуются».

«Но он целует ее так же, как мой брат целует меня».

«Он говорил с ней на „ты“».

«Конечно, мой брат тоже обращается ко мне на „ты“».

Это превосходило все представления Эдгара о глупости женщин, и тогда, решив, что нечего церемониться с идиоткой, умственные способности которой его слегка огорчали, он сказал твоей сестре довольно грубо:

«Ладно, поскольку надо уж все вам сказать, я застал вашего мужа в постели Жюльетты».