— Точно, — согласилась Пэтти. — Здание может быть любого цвета, но дымоход обязательно должен быть красным.

Они осмотрелись. Дэнни поднял руку и ощупал край кирпичной кладки. Кирпичи шатались. Он дернул один и у него в ладони оказался красный кирпич. Дэнни оглядел кирпич и уронил его на мягкий гудрон. Но даже от соприкосновения со столь упругой преградой от кирпича отделилось облачко красноватой пыли ^:— точно такой же, какую он обнаружил на теле Аристоса.

Пэтти обошла дымоход.

— Смотри-ка, — хихикнула она. В верхнем ряду кладки недоставало одного кирпича.

— Что и требовалось доказать, — пробормотал Дэнни.

— Теперь можно не искать больше кирпич-убийцу. Он лежал здесь, это точно.

Шаги на лестнице были быстрыми и легкими, однако близнецы все же услышали их и успели отскочить к двери. Дэнни ухмыльнулся, Пэтти захихикала еще громче.

— Преступник возвращался на место преступления, — произнесла она, давясь от смеха.

Тяжелая, обитая оцинкованной жестью, дверь распахнулась. За ней стоял мальчик лет семи, щурясь от яркого солнечного света. Увидев близнецов, он заколебался, не решаясь ступить через порог.

В руках у него был красный кирпич.

— Подожди-ка минуточку, — Денни взял инициативу в свои руки. — Стой на месте.

— Подними ногу, — сказала Пэтти.

Мальчик стоял, чуть раскрыв рот и уставившись на них. Затем слегка приподнял одну ногу. Пэтти схватила ее и повернула подошвой вверх.

— Смотри! — буркнула она.

На подошве виднелся слой засохшего гудрона.

— Тот, кто нам нужен, — усмехнулся Дэнни.

— Я… я этого не делал, — пролепетал мальчик.

— Ну конечно же, ты, больше некому, — успокаивающе произнесла Пэтти. Она погладила мальчика по голове.

— К-как вы узнали? — спросил тот.

— Мы все знаем, — твердо проговорил Дэнни. — Мы вычислили тебя с поразительной легкостью, как обычно пишут в дешевых журналах.

— Не бойся, — добавила Пэтти. — С тобой ничего не случится. Ведь ты же не хотел. Ты просто маленький мальчик, тебе было скучно, вот ты от нечего делать и выковырнул кирпич, а потом бросил его вниз. Правильно?

Мальчишеская голова закивала.

— Не о чем горевать, — заметил Дэнни. — Разумеется, грек был неплохим парнем и неплохо крутился с этими своими бананами. Но люди скоро раскусили бы его трюк с продажей по тринадцати центов за связку и по двадцати семи за пару. Долго так продолжаться не могло. Обычная причуда, да и только.

— А что ты собирался делать с этим кирпичом? — спросила Пэтти.

Мальчик переводил взгляд с одного близнеца на другого. Потом философски пожал плечами.

— Хотел положить его на место. Туда, где лежал тот, другой.

У Дэнни расширились глаза.

— А что, — проговорил он, — умный шаг. Почти гениальный. И ты вытащил его из другого дымохода?

Маленький мальчик кивнул.

Пэтти хихикнула и хлопнула в ладоши.

— С крыши в нескольких кварталах отсюда?

Тот снова кивнул.

— О, Боже, — произнесла она. — Жуть как ловко! Если до полицейских когда-нибудь дойдет и они облазят все близлежащие крыши, все кирпичи окажутся на месте — вот задачка-то для их тупых голов. О, Боже, вот это класс!

Близнецы одарили его лучистыми взглядами. Затем Дэнни сложил руки на груди.

— Ладно, гениально там или нет, но тебе придется заплатить.

— Заплатить? — удивился мальчик.

— Тебе дают карманные деньги? — спросил Дэнни.

Мальчик кивнул.

— Сколько?

— Пятьдесят центов в день.

Пэтти прищурилась. Сто восемьдесят два доллара и пятьдесят центов в год.

Дэнни покачал головой.

— Все он нам отдать не сможет. Придется слишком долго объяснять это дома. Может, половину?

— Тридцать пять центов? — алчно спросила Пэтти.

Дэнни повернулся к малышу.

— Как ты на это смотришь? Можешь ты отдавать нам по тридцать пять центов в день?

— Но вы же знаете, что это шантаж, — спокойно проговорил мальчик. Что-то новое появилось в его взгляде, глаза ярко вспыхнули, но лишь на какое-то мгновение, затем снова приобрели ясное и твердое выражение.

— Глупенький! — воскликнула Пэтти. — Разумеется, это шантаж. Так ты можешь выделять нам по тридцать пять центов?

Мальчик посмотрел на окружавший крышу парапет.

— Пожалуй, смогу.

— Отлично, — щелкнул языком Дэнни. Он посмотрел на Пэтти. — Ну что, покончим с этим делом?

Пэтти потрепала волосы на голове мальчика.

— Привет, — сказала она. — Будем встречаться здесь каждую субботу, скажем, в десять часов, а? Для еженедельных выплат. Договорились?

Мальчик кивнул. Казалось, ему было уже неинтересно.

Дэнни и Пэтти Перкинс обошли мальчика и спустились по лестнице. Они терпеливо дождались медленно ползущего лифта, чтобы спуститься на первый этаж.

Стоя на крыше, мальчик посмотрел на кирпич, который держал в руке, потом перевел взгляд на другой, валявшийся на покрытой гудроном крыше. Нагнувшись, поднял и второй кирпич, после чего подошел к краю крыши — парапет возвышался сантиметров на шестьдесят. Он чуть наклонился над краем, мозг его при этом работал, как компьютер.

— Недотепы, — пробормотал он. — Глупые малолетки!

— Он знал, что попасть можно, и даже интуитивно чувствовал это, но просто для того, чтобы убедиться, снова прикинул скорость падения и угол наклона. Сердце его бешено колотилось. Двое людей внизу. И два кирпича. Двойной бросок ему еще делать не приходилось.

Но и если он не попадет, все равно их нетрудно выследить. Это уж точно, проще простого. Например, на платформе метро — резкий толчок, несущийся поезд, и все кончено — останется лишь круглолицый семилетний мальчуган. Да, это определенно сработает, даже если кирпичи подведут. И все же сейчас перед ним была такая соблазнительная цель.

Мальчик подождал, пока близнецы выйдут из подъезда дома. «Вот она, польза от интеллекта, — думал он своим оцениваемым в 195 баллов мозгом, — безбрежная и чудесная польза от ума». Он задержал дыхание, когда они остановились и какое-то мгновение стояли неподвижно шестнадцатью этажами ниже его. Потом окинул взглядом всю стену снизу вверх и, нежно держа кирпичи кончиками пальцев, занес их за парапет и отпустил.

— «Сбросить бомбы», — сказал, он про себя.

Джон Кольер

De mortuis…[12]

Доктор Рэнкин обладал такой фигурой, что любой, даже самый новый его костюм сразу же начинал выглядеть безнадежно старомодным, как на фотографии двадцатилетней давности. А все дело заключалось в том, что туловище доктора Рэнкина было почти квадратным и очень плоским, словно над ним изрядно потрудился мастер по производству упаковочных ящиков. Лицо доктора тоже казалось сделанным из дерева, причем довольно грубо обработанного, а волосы скорее походили на парик, никогда не знавший расчески. Ко всему прочему, у него были громадные, неуклюжие ладони, которые, впрочем, вполне могли принадлежать доктору в маленьком заштатном городишке, население которого продолжает сохранять провинциальное почтение ко всякого рода парадоксам и полагает, что чем больше рука похожа на обезьянью лапу, тем точнее будут ее движения в столь деликатном деле как удаление миндалин.

Подобное утверждение в полной мере относилось и к доктору Рэнкину. В данное же прекрасное утро он был поглощен весьма незатейливым занятием — цементировал пол подвала собственного дома, — однако и здесь его крупные и внешне неловкие руки действовали с безмятежной уверенностью, достойной хирурга, который никогда не оставит во внутренностях пациента ватный тампон и не сделает неосторожного надреза.

Доктор придирчиво обследовал результаты своих усилий. Пригладил тут, подровнял там и наконец полностью удовлетворился достигнутым уровнем профессионального мастерства. Потом подобрал последние крупицы земли и швырнул их в печь. Он не спешил отставлять в сторону кирку и лопату, находя им все новое и новое применение, подчищая и разравнивая цементную заплату на полу. Когда сосредоточенность его достигла предела, где-то вверху вдруг хлопнула входная дверь, издав при этом звук, сравнимый с выстрелом артиллерийского орудия малого калибра, отчего доктор Рэнкин — что вполне объяснимо — подскочил на, месте, словно его самого подстрелили.