Джеремия Уолтон спросил:

— Ну и что дальше?

— Ничего, — сказал я. — Просто делимся с вами своими новостями. Кстати, Томас в тысяча девятьсот пятидесятом году закончил государственный университет. Нам с шерифом почему-то взбрело в голову забежать ненадолго в библиотеку. У них все полки забиты университетскими ежегодниками. Том за тысяча девятьсот пятидесятый год содержал очень много интересного и неожиданного.

Эдгар Фаррис напрягся. Лицо его побледнело. Он медленно приподнялся со стула.

Я закурил сигарету.

— Очень странно, Эдгар, что вы не помните Томаса. Это тем более непонятно, если учесть, что вы учились с ним в одной группе и жили в одной комнате.

Уолтон издал сдавленный возглас. Он хотел что-то сказать, но Фаррис сделал ему знак помолчать и сказал:

— Видите ли, людям свойственно забывать.

— Вы правы, — сказал Карсон. — Это самое обыкновенное совпадение. Джеймс Томас ехал сюда, чтобы устроить какое-то очередное дельце. Его бывший однокашник и сосед по комнате вот-вот займет место прокурора округа. Если на следующей неделе его выберут прокурором, он окажется в состоянии повернуть дело таким образом, чтобы не обделить компанию, в которой работает Томас. Да, без сомнения, это простое совпадение.

На какое-то время все замолчали. Потом Джеремия Уолтон устало вздохнул. Сейчас он выглядел на десяток лет старше, чем десять минут назад. Он снял с рычага телефонную трубку и нажал на кнопку.

— Джек? Остановите машины. Уберите с первой полосы тот материал, что я дал вам, и подготовьте ему замену.

Через несколько секунд грохот станков за окном внезапно оборвался.

— Вы тупицы, — сказал Эдгар Фаррис. — Вы и Гейтс. Оба. Кретины и ослы.

Он открыл дверцу и вышел в коридор. Его шаги громко раздавались в тишине.

— Я ничего не знал, — промямлил Уолтон. — Можете поверить мне на слово.

Я повернулся в своем кресле так, чтобы видеть Фарриса. Он продолжал измерять своими шагами узкое пространство коридора. Его никто не останавливал. У нас с Карсоном не было неопровержимых доказательств, что это он убил Джеймса Томаса. Наконец он нова подошел к дверце, открыл ее и медленно вошел к нам.

— Не вижу никакого смысла, — произнес он.

Уолтон сказал:

— Эдгар, я бы посоветовал вам…

— Держите при себе свои советы. Я сыт ими по горло. — Фаррис криво усмехнулся. — Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь снова возникло желание заняться политикой. Это обходится очень дорого.

— Это вы убили Джеймса Томаса? — спросил я.

— Да. Он вынудил меня к этому.

— Позвольте, его же убили позже полудня, — оторопело пробормотал Уолтон. — Все это время до того момента, как Дорс Пендер нашел нас, вы были у меня на виду.

— Позвольте мне рассказать все самому, — прервал его Фаррис. — Томас вцепился в меня мертвой хваткой. Когда мы учились в университете, мы жили в одной комнате и были хорошими друзьями. В то время я был близок с одной девушкой. Джимми уже тогда знал ответ на любой вопрос. Когда у нее случилась неприятность, он пообещал устроить ей хирургическую операцию. Операция прошла успешно, но пациент не выжил.

Фаррис замолчал и закрыл лицо руками. Потом он все-таки продолжил:

— После того как я получил диплом, я приехал сюда, где меня никто не знал, и принял адвокатуру. Прошло достаточно много лет, чтобы я забыл все неприятности. Тяжело помнить о своей вине в убийстве глупой девушки. Разумеется, по вполне понятным причинам я держался подальше от Джимми Томаса. До тех пор, пока не выставил свою кандидатуру на выборах окружного прокурора. Тогда я снова услышал о Джимми. Письма, звонки, тысячедолларовые подарки от его компании.

— Потом Томас закрутил гайку покрепче? — понимающе спросил Карсон.

— Да. Он позвонил мне вчера ночью, сказал, что он уже в городе и хочет поговорить со мной. Я знал, чего он добивается. Но я назначил ему встречу на сегодня в его номере. Я поднялся по пожарной лестнице. Постучал к нему в номер и, как только он открыл дверь, ударил его ножом. Он зашатался и упал на постель. Я забрал у него бумажник, чтобы было похоже на ограбление. Знаете, сколько у него было денег? Всего четыре доллара.

— Что было потом? — спросил я.

— Я взял деньги — все четыре доллара, спрятал бумажник за унитазом в уборной в конце коридора и спустился опять по пожарной лестнице. Было около десяти минут первого. Оттуда я прошел прямо в редакцию. Остальное вы знаете. Кроме…

— Кроме чего?

Фаррис посмотрел на меня. Он нетерпеливо повысил голос.

— Неужели вы не понимаете? Этот подонок шантажировал меня, добиваясь крупных заказов на цемент для компании, если я стану окружным прокурором.

— Я все понимаю, — сказал я.

Фаррис яростно тряхнул головой:

— Черт побери, теперь вы видите, что я должен был убить его?

— Почему?

Фаррис с достоинством выпрямился.

— Потому что я честный человек!

Чарльз Гилфорд

С мыслью об убийстве

Черил Ройс вспоминала как все начиналось: салонная забава, чуточку опасная игра, имевшая отношение к чему-то темному и непознанному, но именно ощущение опасности, соприкосновение с непознанным и придавали ей своеобразие.

Гипноз.

— Разумеется, я могу гипнотизировать, — заявил Арнольд Форбс.

Собравшиеся, за исключением хозяев вечеринки — Каннингэмов Форбса не знали и, естественно, принялись, упрашивать его продемонстрировать свои способности, при этом несколько сомневаясь в них, пока наконец в разговор не вступила очаровательная Лиз Каннингэм:

— Арнольд выступал с этим в ночном клубе. Арнольд, милый, пожалуйста, покажи им.

Форбс согласился. Он был невысокого роста, круглолицый, очень подвижный, веселый, а своим острым, приказующим взглядом он мог буквально пронзить насквозь любого. То ли она показалась ему хорошенькой, то ли Форбс распознал в ней недоверчивую насмешницу, но выбор его пал именно на Черил Ройс.

Под взглядом его голубых глаз, устремленных ей прямо в переносицу, Черил заснула уже через тридцать секунд. Правда, это был не настоящий сон. Веки ее сомкнулись, но до полного забытья было далеко. Она ясно слышала голос Форбса. — Ваши веки налиты тяжестью… руки тяжелели… все тело стало тяжелым… расслабленным… вы опускаетесь… ниже… ниже… погружаетесь в глубокий сон…

«Ничуть не бывало, — безмолвно возразила она ему. — Я не засыпаю, потому что слышу вас. Кроме того, я знаю, что не сплю. Я сижу в кресле, а вокруг собрались люди и…»

Тем не менее Черил пришлось признать, что состояние, в котором она пребывала, действительно оказалось необычным. Собственное тело казалось ей очень грузным, и в тоже время почти невесомым. Ей не хотелось закрывать глаза, и все-таки она закрыла их. Потом попыталась открыть, но не смогла.

Черил была целиком во власти гипнотизера. Он отдавал ей приказы — прочитать книгу, отпечатать письмо, выпить воды — и она подчинялась, выполняя все, как в пантомиме, изо всех сил стараясь ослушаться приказа, не делать этих глупых движений. Форбс провел пальцами по ее запястьям, как бы привязывая ее к подлокотникам кресла, — и Черил не могла даже пошевелить руками, хотя прекрасно осознавала, что на самом деле никаких веревок нет. А игра все продолжалась, продолжалась, и все это время она чувствовала себя обманутой и совершенно беспомощной.

Тем не менее, когда Арнольд Форбс наконец разбудил ее щелчком пальцев, Черил весело рассмеялась и постаралась перевести все в шутку, словно происходившее с ней минуту назад было приятной забавой. Форбс отыскал себе новую жертву, и Черил отошла в сторону, довольная тем, что перестала быть в центре всеобщего внимания.

К ней приблизился Уинт Мэррон, красивый темноволосый мужчина лет тридцати пяти, женатый на очаровательной блондинке. Черил встречалась с ним раза три-четыре на вечеринках.

— Скажите, что вы чувствовали под гипнозом? — обратился он к Черил.