Бабушка с мамой носились по дому и открывали настежь окна – они где-то слышали, что это спасет дом от разрушения, если налетит смерч. Потом обе вбежали в ванную и присели на пол. Детям Уиллади сказала, что папа сейчас молится за них, так что бояться нечего.
Сван стащила с головы подушку: раз нечего бояться, зачем сидеть в ванне? Не успела Уиллади открыть рот и попросить Сван закрыть свой, как донесся грохот, точно прямо на них летел товарный поезд. Дети успели подумать: странно, ведь поблизости нет железной дороги.
Глава 14
Сэмюэль ехал по шоссе Македония к дому Берди Бердуэлл, дочери недавно умершего Т. X. Бердуэлла. По словам мистера Линдейла Страуда, который узнал это от мистера Эвери Овербека, чей четвероюродный брат Фрэнк приходился дядей соседу Берди, Т. X. сидел в уборной и разглядывал каталог женского белья, когда его хватил удар.
Сэмюэль не вникал в подробности. Его дело – утешить (эта часть работы ему по душе) и попытаться продать Берди памятник (не самая приятная часть работы). Он уже видел себя стервятником, что охотится за смертью и надеется поживиться на чужом несчастье. С той лишь разницей, что стервятники кормятся падалью, ему же – если он не бросит эту работу – предстоит кормиться за счет живых.
Но если разобраться, отчего не продавать памятники? Главное – быть честным с возможными заказчиками.
Итак, если он сейчас заключит сделку, то привезет в компанию «Вечная память» не один чек, а два. И получит проценты сразу с двух продаж, и вернется домой с деньгами. Мало того, на будущей неделе он заедет к заказчикам и соберет взносы. По идее, его доходы должны расти, и в конце концов он сможет жить одной лишь прибылью с прежних продаж.
Сэмюэль не был наивен и сразу понял, что на деле далеко не все так радужно. Как только памятники будут установлены, заказчики станут воспринимать еженедельные взносы сначала как неудобство, затем – как обузу, и наконец – как вопиющую несправедливость, поскольку проценты грабительские. Но Сэмюэль уладит все вопросы. А пока что он высматривал почтовый ящик Бердуэллов.
Погода портилась на глазах.
Сэмюэль колебался, ехать дальше или поворачивать домой, – и тут небеса разверзлись. Хлынул свирепый ливень, встал непроглядной стеной. Налетел порыв ветра, машина закачалась взад-вперед. Теперь уже никуда не уедешь, разве что машина оторвется от земли, что не исключено. Что бы ни творилось дома, спешить на помощь поздно. И Сэмюэль избрал лучший выход.
Он заглушил мотор, достал с пассажирского сиденья Библию, прижал к сердцу и спокойно начал молиться. Точно таким же голосом он попросил бы у лучшего друга стакан воды.
– Господи, – говорил он, – об одном прошу Тебя, лишь об одном. Если смерч идет на дом Каллы, пусть обойдет его стороной.
Спустя два часа, когда природа уже сказала свое слово и небо на западе окрасилось багрянцем и золотом, Сэмюэль въехал на холм за полмили до дома Каллы. С верхушки холма виднелся дом Мозесов, участок – все как на ладони. Сэмюэль был спокоен за родных. Он ни на секунду не усомнился, что молитва услышана. Но он не был готов к тому, что предстало перед глазами.
На миг показалось, будто ферму разнесло в щепки по всему Южному Арканзасу. Пришлось выбраться из машины; несколько минут он стоял и смотрел. По лесу будто бульдозер прошелся – скосил деревья, как траву, и двинулся дальше, напрямик к дому. На пути стояла заброшенная силосная башня – разнес в щепки. На пути попалась будка – сровнял с землей. На пути был курятник Каллы, но смерч пощадил его – круто повернул, обогнул дом Мозесов и близлежащие постройки и вновь двинулся прежним курсом, сметая все подряд.
Сэмюэль упал на колени посреди размокшей дороги и поднял взгляд к небу. Слезы застлали глаза.
– Проси у меня все, что хочешь. Бог, – сказал он искренне. – Все, что хочешь.
Весь остаток дня Сэмюэль помогал Тою собирать сломанные сучья, доски, куски сорванной кровли.
– Долго придется восстанавливать, – сказал он, когда решили передохнуть.
– Да не придется, – махнул рукой Той. И указал на разрушения: – Зачем нам туалет на улице? – ведь есть канализация. На что нам силосная башня? – мы скот не держим. А вон тот забор я и так собирался снести, он совсем развалился. А все эти сараи – рассадники крыс и змей. Ничего полезного ураган не тронул. Чудеса, да и только!
Уже лежа в постели, Сэмюэль рассказал Уиллади, что Господь, видимо, решил преподать ему урок веры.
– Но веры тебе и так не занимать, – удивилась Уиллади.
– Так-то оно так. Но вера давалась мне легко, ведь все само шло в руки.
– За твою веру.
– Раньше я сам так думал, – сказал Сэмюэль. – Думал, мне все легко дается за мою веру. Но невелика штука верить, пока все идет гладко. Посуди сама. Мне не пришлось хоронить никого из близких, кроме родителей, но они прожили долгую жизнь, и рано или поздно каждый теряет родителей. Я не знаю, что такое несчастная любовь, если не считать, что Бернис меня бросила, но это самое большое счастье в моей жизни. Не считая того, что я сейчас без места, я всегда, всю жизнь получал то, что хотел.
– Сэмюэль, – улыбнулась Уиллади, – добрее тебя я никого на свете не знаю. Бог тебя благословляет за твою доброту.
– Бог меня благословляет, потому что Он добр, – поправил Сэмюэль.
Уиллади хотела напомнить, что, несмотря на Божью доброту, многие люди страдают от колыбели до могилы. Но Сэмюэль пытался сказать о чем-то важном, и она не стала сбивать его с мысли.
– Тут есть чему удивляться, – продолжал Сэмюэль. – Я попросил Бога, чтобы ураган обошел дом стороной, и Он исполнил мою просьбу слово в слово. Смерч не остановился перед домом. Не сменил направление. Он обошел дом стороной. Вот так. Близко-близко.
Он прочертил путь смерча на голом животе Уиллади.
– Вот так, – повторил он. – Шел прямо на дом, обогнул его и опять двинулся прямо. Вот так. Поедем со мной на холм, сама увидишь. Отсюда трудно представить, как это было.
Уиллади села на постели и уставилась на мужа сквозь темноту.
– К чему ты клонишь, Сэм Лейк?
– А вот к чему – Господь сегодня подал мне знак.
– Какой знак?
– Такой, чтобы к Нему возвращаться мыслями и черпать силы. – Сэмюэль умолк, потом продолжал с глубоким чувством: – Все было так ярко, Уиллади. Чтобы я никогда не забыл.
Глава 15
В первую пятницу июля Оделл Притчетт позвонил Расу Белинджеру и спросил, как успехи Снеговика, и Рас ответил, что в жизни не видел более покладистого животного. Оделл несказанно обрадовался, ведь Сэнди, его дочка-подросток, в Снеговике души не чает. Она видела, как он появился на свет, и сразу же объявила его своим, а теперь ужасно скучает. Вот бы привести ее – пускай посмотрит, как Рас работает со Снеговиком, и наверняка Рас ей что-нибудь дельное подскажет на будущее.
У Раса было не меньше десятка причин отказать Оделлу; для начала, все бока Снеговика исполосованы кнутом. Неделя-другая, и раны затянутся, тогда он как-нибудь объяснит, откуда рубцы, но пока что вид ужасный.
– Знаете ли, мистер Притчетт, – сказал он, – я не допускаю хозяев туда, где работаю с лошадьми. Иначе вся тренировка насмарку. Лошадь обрадуется, а о работе забудет. Мы потеряем половину того, чему научились, а вы потеряете деньги, на которые могли бы купить дочке хорошее седло или что-нибудь еще.
Оделл предложил: может, им с Сэнди посмотреть издали? Снеговик их и не увидит.
– Вы не представляете, какой он умный, – ответил Рас. Он говорил так про каждую лошадь – именно это мечтали услышать хозяева. – Меня он за милю чует. Мысли мои читает, ей-богу. С полуслова понимает, чего я хочу.
Оделл Притчетт прямо-таки расцвел.
Рас продолжал:
– Знаете ли, я не любитель преувеличивать, но мне со многими лошадьми довелось поработать, и ваша не перестает меня удивлять.