В Царской окружной грамоте 1648 года белгородскому воеводе Тимофею Федоровичу Бутурлину, между прочим, указывается: «…а иные прелестники мужского и женского пола в городах и уездах бывают со многим чародейством и волхованием; и многих людей там своим чародейством и волхованием прельщают и портят, а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерзких баб, вдов к себе призывают и к малым детям, и те волхвы над большими и над младенцами чинят всякое бесовское волхование». Воеводе повелевалось принять самые широкие меры к оповещению населения относительно указа, воспрещающего «бесчинства и чародейства». При этом ослушника должны были в первый и во второй раз подвергнуть битию батогами, а ослушавшегося в третий и четвертый раз сослать в украинские города. Но, очевидно, ссылка в украинские города не искореняла зла, а лишь переносила его в другие места. Поэтому в феврале и апреле 1653 года опять последовали грозные указы на имя воевод в Карпове и Осколе. В первом повелевалось оповестить население, что «в польских и украинских и в уездах многие незнающие люди, забыв страх Божий и не памятуя смертного часа, и не чая себе за то вечные муки, держат отреченные и гадательные книги, и письма, и заговоры, и коренья, и отравы, и ходят к колдунам и ворожеям, и на гадальных книгах костьми ворожат, и теми кореньями, и отравы, и еретическими наговоры многих людей на смерть портят, и от той их порчи многие люди мучатся разными болезнями и помирают». Ввиду этого повелевалось, чтобы «впредь никаких богомерзких дел не держались и те бы отреченные и еретические книги, и письма, и заговоры, и гадательные книжки, и коренья, и отравы пожгли, и к ведунам и ворожеям не ходили и никакого ведовства не держались, и костьми и иным ничем не ворожили и людей не портили». Относительно тех, кто «от таких злых и богомерзких дел не отстанут», «…велено в струбах сжечь без всякой пощады и домы их велено разорить до основания, чтобы впредь такие злые люди и враги Божии и злые их дела николи нигде не воспоминулись».
Нередко кровавые процессы о ведовстве начинались по пустякам, по оговору, из личной мести или зависти. Так, в 1636 году кабацкий откупщик Сенька Иванов заявил на другого кабацкого откупщика Петрушку Митрофанова: «привез де тот Петрушка с поля коренье, неведомо какое, и сказал де тот Петрушка, от того де коренья будет у меня много пьяных людей». Немедленно коренье было принесено в съезжую избу, а «кабацкий откупщик Петрушка Митрофанов посажен в тюрьму». (Сахаров И., с. 14—15).
Также случалось, что гости, не в меру воспользовавшись гостеприимством хозяев, заболевали и считали в порядке вещей «клепать» на хозяев в порче. В 1653 году поп Василий бил челом, что «были де дети его Васильева Филька да Ивашка на монастыре… и игуменов де сын Аничка да успенский дьячок Ивашко поднесли детям его браги, и в браге де смешано неведомо какое отравленное зелье, и они, испивши той травы, стали вне ума».
Ведовство считалось общеопасным преступлением, поэтому дело, начатое по частной челобитной, уже не прекращалось, даже если заинтересованное лицо подавало заявление о его прекращении. Правительство в каждом отдельном случае брало в свои руки ведовской процесс не потому, что хотело прийти на помощь частному лицу, а в расчете раскрыть целую организацию, бросить в костер всех колдунов данной местности. И неудивительно, что к делу привлекалось множество людей. Так, в 1630 году по делу ворожейки–татарки было привлечено 36 человек, а по делу Умая Шамордина в 1664 году было допрошено 1452 жителя города Сумы.
Суровые наказания, которыми сопровождалась вера в колдовство, начали ослабевать после реформ Петра I.
Тем не менее судебные процессы о колдовстве не прекращались и в XVIII веке. Правда, отношение к колдовству было уже иное;
это обычно иски отдельных лиц. Трагические последствия таких процессов становятся реже.
Преследование колдунов прекратилось только при Екатерине II (1729—1796), которая повелела судить чародеев в совестном суде как несовершеннолетних и слабоумных.
И все–таки в чародейство продолжали верить.
Даже в XIX веке вера в волшебство продолжала жить.
Совершенно очевидно, что в исторических документах зафиксированы далеко не все случаи судебной и административной расправы над колдунами и ведьмами.
Но что примечательно: боязнь магии была распространена гораздо больше, чем исполнение ритуалов этой магии.
СУДЕБНЫЕ ПРОЦЕССЫ ПО ВЕДОВСКИМ ДЕЛАМ
Старые архивы богаты актами по части ведовских дел. По всеобщему убеждению, с помощью колдовства можно было нанести весьма ощутимый урон в самых разных областях. Поводы, по которым проводились судебные разбирательства, в настоящее время кажутся нелепыми, однако еще в XVIII веке к ним относились весьма серьезно.
Так, в 1714 году магистратом города Летичева было получено письмо от мельника Ивана Боровского с поручением прочитать его при полном присутствии членов магистрата. В письме Боровской требовал от города уплаты ему долга, угрожая в противном случае прибегнуть к таинственному, одному ему ведомому средству. Он утверждал также, что в его власти уничтожить городские плотины и мельницы, сверх того, похваляясь своим могуществом, он писал, что мещане Летичева должны молить Господа за него и приносить вклады в церковь за то, что он, находясь в городской мельнице, не прикоснулся рукой к жернову, отчего могли бы выйти дурные последствия для города. Магистрат был очень встревожен этим письмом.
Так, например, в 1716 году в магистрате города Каменец разбиралось дело по поводу обвинения мещанки Солтовской мещанкой Фурикевичевою в том, что обвиняемая пыталась причинить вред здоровью обвинительницы, собирая во дворе последней щепки и сор. Обвинительница спаслась от последствий чародейства только тем, что немедленно окропила двор святой водой.
Колдовство считалось могущественным средством для влияния на сердечные влечения.
Если начиналась продолжительная засуха, это бедствие приписывали злому умыслу женщины, занимавшейся чародейством. Обычно в таких случаях виновных разыскивали посредством так называемого плавания ведьм. Однако насылание засухи было не единственным средством навредить хлебным посевам посредством колдовства. Не менее сильный вред посевам, по всеобщему мнению, причиняли так называемые завитки — клочки злаков среди нивы, скрученные в узел.
Так, в 1718 году в городской суд Овруча поступила жалоба дворян Невмержицких на их соседей: дворян Верновских и Ярмолинских, которые «очаровали и завили яровую пшеницу истцов».
Согласно бытовавшим воззрениям, вред чародейством можно было нанести и другим отраслям хозяйства.
Так, в 1711 году в магистраторских книгах города Выжвы записано дело по обвинению мещанином Данилою Олефировичем жены мещанина Никиты Веремейчика в том, что она владеет секретом задерживать рост огородных овощей. Олефирович приписывал неурожай капусты на своем огороде тому обстоятельству, что мимо этого огорода часто проходила обвиняемая. Суд признал обвинение несправедливым.
В 1711 году в городской суд Каменца жаловались дворяне Стебловские на крестьянина Ивана Короваша. Согласно заявлению, вследствие каких–то произнесенных им заклинаний лошадь истцов околела.
Однако, по общему убеждению, колдовство могло употребляться и на пользу хозяйству. Например, ремесленники использовали колдовство для увеличения своих доходов и приобретения заказов. Средства были весьма разнообразны. Самое важное место занимал кусок веревки, которая служила для звона в колокол на колокольне.
Кроме прибыли в хозяйстве и ремесле считалось, что чародейство может способствовать в разного рода предприятиях, а также помочь снискать расположение лиц, в милости которых нуждались прибегавшие к чарам.
Так, в 1733 году суд Подольского воеводства приговорил 8 человек к смертной казни за разбой. При разбирательстве дела оказалось, между прочим, что обвиняемые, отправляясь на промысел, пытались обеспечить успех своего предприятия чародейством — чтением заклинаний.