— Такое во все времена говорят о великих провидцах, — проинформировала ее Кэми, спеша по коридору, стараясь идти в ногу с длинноногой широкошагающей Анджелой.

— А знаешь, кто еще так говорит? — требовательно спросила Анджела. — Все сумасшедшие. — Она одарила Кэми, взглядом, который говорил, чтобы Кэми перестала ей докучать.

При обычных обстоятельствах, это бы не обеспокоило ее. Анджела всегда смотрела на людей с таким выражением, но Кэми обычно, все равно, удавалось уговорить ее, сделать то, что хотелось Кэми. Но Кэми никогда и ничего так не сильно не хотелось.

— Прошлым летом, когда мы добровольно отправились в качестве помощниц в крикетный лагерь…

— Когда ты нас записала добровольцами, не спросив меня, да, — сказала Анджела.

Кэми не стала заострять внимание на этой мелочи.

— Помнишь, как я предложила детям вести дневники, которые превратились в разоблачение изнаночной стороны крикетного лагеря?

— Считаю, что такое невозможно забыть, — сказала ей Анджела.

— А помнишь, как в прошлом году, когда я начала ходатайствовать, чтобы мисс Маккензи уволили, а она гонялась за мной по полю, размахивая хоккейной клюшкой, и мы должны были выступить перед Советом школы?

— И такое не забудешь, — сказала Анджела.

— Я хочу сказать, что у нас есть возможность докопаться до правды, и это не касается спорта, — настаивала Кэми. — Это шаг на моем пути к становлению величайшей журналисткой нашего времени. Анджела, ты должна мне помочь, потому что мисс Доллард считает, что я нарушитель спокойствия, и она только-только, наконец-то, разрешила мне открыть школьную газету и то, потому что я сказала, что ты в деле.

Анджела повернулась к Кэми, ее темные глаза сверкали.

— Что ты сделала?

— Я знала, что как только объясню тебе ситуацию, ты поймешь, — сказала Кэми, стоя на своем, несмотря на то, что Анджела нависла над ней, рассерженная и чрезмерно высокая. Она продолжала говорить скороговоркой, на случай, если Анджела надумает избить ее школьной сумкой. — Я надеялась, что ты согласишься не из-за реального увлечения проектом, а просто потому, что ты — настоящая подруга, но если настаиваешь на том, чтобы оставаться в неведении…

— Настаиваю, — решительно сказала Анджела. — Ох, как настаиваю.

— Есть еще одна причина, — сказала Кэми. — В офисе, в котором мы собираемся издавать школьную газету, имеется диван. — Она сделала паузу для пущего эффекта. — И нам разрешено приходить в офис в любую свободную минуту, чтобы неустанно добиваться правды и справедливости. Или, скажем…

— Вздремнуть, — закончила Анджела, благоговейным тоном рыцаря, который, наконец, узрел Святой Грааль. Она застыла в задумчивости, постукивая пальцами по ремню своего школьного портфеля. Ее идеальные губы изогнулись в улыбке. — Думаю, у меня есть парочка идей для статей.

Они вошли в класс, пребывая в полном согласии друг с другом, а Кэми светилась от счастья, благодаря одержанной победе.

— У меня гораздо больше, чем парочка. Я уже начала писать статью.

Анджела опустилась на стул рядом с окном, а Кэми заняла место рядом с ней.

— Так о чем они?

Кэми наклонилась через стол, и сказала, понизив голос:

— Вчера я была в кондитерской и разговаривала с миссис Томпсон о возвращении Линбернов.

Она выглянула из окна классной комнаты. Поля зеленым покрывалом тянулись к югу. На севере возвышался холм, достаточно крутой, чтобы сойти за скалу. На краю которого стоял Ауример Хауз, а под ним лес, словно полк мрачных солдат во главе со светлым генералом.

Она снова посмотрела на свою подругу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Анджела приподняла брови.

— Итак, попросту говоря, ты пытала бедняжку миссис Томпсон, которой, скорее всего, лет сто двадцать?

— Я обзавелась информацией, — спокойно сообщила Кэми. — А также лакрицей.

— У тебя ни стыда, ни совести, — подытожила Анджела. — Надеюсь, ты правильно расставила свои жизненные приоритеты.

Кэми вновь взглянула на долину. Там были загадки, которые хотели, чтобы их разгадали, и она собиралась явить их миру.

— Знаю, — сказала она. — И на самом деле так и есть.

Их прервала своим появлением мисс Маккензи, которая заставила их обеих, улыбающуюся Кэми и качающую головой Анджелу, уткнуться в свои книги.

Только к концу дня у Кэми с Анджелой нашлось время, чтобы подняться вверх по лестнице на второй этаж и заценить свой офис, отведенный под редакцию газеты. Зданию школы Разочарованного дола (городок был невелик, а потому ему и не требовалось больше одной школы) было больше ста лет. Она вмещала всех детей Дола, возрастом от пяти до восемнадцати лет, и при этом в школе еще оставались кабинеты, которые простаивали без дела. Кэми не могла дождаться, когда же она сможет уже занять один из них.

— Итак, давай рассказывай о статьях, которые у тебя на уме, — сказала Кэми Анджеле, как только занесла ногу в редакцию.

— Я подумала, что могла бы написать несколько подсказок людям, которые слишком заняты, чтобы заниматься спортом, но хотят оставаться в форме, — сказала Анджела. — Таким, как я.

Кэми кивнула.

— Ты всегда только и занята тем, что ищешь как бы где прикорнуть.

— Именно, — сказала ей Анджела. — Я не могу отвлекаться в своих поисках на пилатес или типа того. Так что вот тебе мой совет: всегда шагай через две ступеньки.

Что она и продемонстрировала.

— Мне кажется, ты это сделала, чтобы лишний раз поиздеваться над моими коренастыми ногами.

— Не без этого, — согласилась Анджела. — Но главное заключается в том, что перешагивание через две ступеньки сродни тренировкам на шведской лестнице. И каков результат? Стальная попка. — Анжела, в подтверждение своей правоты, небрежно хлопнула себя по ягодицам.

У Анджелы было идеальное тело. И лицо у нее было идеальным, но, честно говоря, она прикладывала кое-какие усилия, чтобы макияж всегда был безупречен, а ее способности в подводке глаз были просто неестественно хороши. Кэми же больше была сосредоточена на одежде, чем на макияже. Она всегда забывала, прежде чем вылететь из дома, нанести блеск на губы, но совершить подобное упущение с одеждой и забыть что-нибудь надеть, для Кэми было менее вероятным.

Кэми, ради эксперимента, ударила себя по заднице и поморщилась.

— Не задница, а гофрированная жестянка, — сказала она. — И то, по хорошим дням.

«Что с тобой происходит?» — спросил Джаред, как гром среди ясного неба. Кэми почувствовала, как его разум тянется к ней, сбегая от собственной жизни. Это было сродни тому, когда в середине разговора в переполненной комнате твое внимание привлекает кто-то, ведущий совершенно другую беседу в совершенно другой группе людей. Помноженное на тысячу, потому что вместо глаз, это были сознания.

«Начало новой эры в журналистке, — сказала ему Кэми, посылая свое хорошее настроение через их связь. — Хотя, если уж быть до конца честной, мы с Анджелой хлопаем себя по задницам».

«Ничего выдающегося», — сказал Джаред.

«А ты что делаешь?»

Возникло такое чувство, будто ее коснулась тень, давая понять, что Джаред был вовсе не рад, но, тем не менее, он ответил: «Просто читаю. Начинаю новую эру, чтобы стать бесполезным бездельником». Он впитывал ее веселость с благодарностью, и она могла сказать, что он был рад за нее.

Кэми улыбнулась Анджеле, которая в ответ одарила ее снисходительным взглядом. Кэми поняла, что слишком долго простояла, пялясь в никуда.

— Пришествие? — спросила Анджела, чуть улыбаясь. Она знала о Джареде, хотя Кэми старалась болтать о нем поменьше, чтобы не потерять свою подругу, как это случилось с Николой Прендергаст.

— А я тебя поблагодарила за все это? — спросила Кэми.

Анджела перекинула руку Кэми через плечо, когда они поднимались по лестнице.

— Твоя душа, как души тысячи обезумевших обезьянок, — сказала она Кэми. — Но хватит о тебе. Покажи мне скорее мой дремотный диванчик.

Поднявшись наверх, они подошли к синей двери. В дверь было вставлено дымчатое стекло, а поверх натянута проволочная сетка. Кэми достала коротенький серебряный ключик, который мисс Доллард с большой неохотой вручила ей, и повернула его в замке. И когда дверь настежь распахнулась, она сказала: