Сам «Дедушка» упоминает о нем на страницах «Пионерской правды» 31 декабря 1943 года: «Не могу не вспомнить о нашем фокуснике, Борисе Константиновиче Аркадьеве, цирковом артисте, агитаторе и связисте партизанского отряда, о маленьком разведчике Жене, о всех тех, вместе с кем мы сражались за освобождение Смоленска».

В. Ильин в очерке «Главный калибр» (журн. «Москва», 1967, № 6) пишет об иллюзионисте Кировской филармонии, восемнадцатидетнем комсомольце Илье Зернове. В 1942 году он воевал в одном из партизанских отрядов под Минском. Два года спустя его, тяжело раненного, вывезли на самолете в московский госпиталь.

Это отнюдь не единственные примеры. Немало артистов-иллюзионистов проявили в годы Великой Отечественной войны высокую боевую доблесть. А в репертуаре тех, кто продолжал работать в тылу, появился целый ряд номеров патетического и сатиричаского характера, в своеобразном преломлении отразивших современные события.

Продолжая опыты сюжетного использования иллюзионных трюков, Кио показал миниатюру «Фриц идет на Восточный фронт». По манежу бодро маршировал гитлеровский молодчик. Его неожиданно накрывал спускавшийся сверху балдахин. Через мгновение балдахин поднимали, и вместо гитлеровца на манеже оказывалась могила с березовым крестом.

Артист-трансформатор Николай Иванович Березовский (род. 1900) выпустил в 1941–1943 годах две сюжетные вечеровые программы. В программе «Герои, обойденные песней» Петр I, Кутузов, профессор Полежаев, Василий Теркин и другие персонажи из популярных кинофильмов и литературных произведений обращались к фронтовикам с агитационными призывами. В программе «Я да я» артист показывал целую галерею сатирических персонажей.

По окончании войны, когда вся страна была охвачена трудовым подъемом, стремлением быстрее восстановить разрушенное, Березовский показал своеобразную трансформационную пьесу. Ее действие происходило в проходной будке производственного предприятия. Один за другим шли на работу различные характерные персонажи. Одних вахтер пропускал, а других — тех, кто норовил примазаться к чужим трудовым успехам, — задерживал. Всех действующих лиц, появлявшихся в проходной будке, играл один-единственный актер — мгновенно преображавшийся Березовский. Примечательно, что здесь впервые действовали реалистически изображаемые современные жизненные типы. Артист выступал и с эстрадными сатирическими фельетонами, построенными на трансформации и иллюзионных трюках; он изобрел немало новых выразительных художественных приемов.

Большое сюжетное представление для юных зрителей — феерию «Волшебный магазин» — выпустил вместе с режиссером М. Местечкиным артист Марчес (М. Мюллер). Герой — школьник — попадал в удивительный универмаг, торгующий иллюзионной аппаратурой, где добрый «маг-завмаг» выручал его из всякого рода затруднительных положений.

Теме борьбы за мир посвятил иллюзионный номер Алли-Вад. Действие происходило в некой капиталистической стране. Иллюзионист выходил с плакатом, призывающим к миру и осуждающим войну. Полицейский, которого играл клоун М. Калядин, выхватывал из рук Алли-Вада плакат и рвал на клочки. Однако плакат оказывался целым. Полицейский сжигал его, но из пламени вылетал белый голубь с ленточкой в клюве и садился на плечо иллюзиониста. Артист разворачивая ленточку — она превращалась в тот же плакат.

В другом номере инсценировалась карикатура из «Правды»: «Заморский дядюшка» закладывает доллары в машинку, которая превращает их в бумажки с надписями: «ложь», «клевета», «шпионаж».

В этой серии политических миниатюр был и номер «Буржуазная тюрьма». За решетку прячут гангстера. Но на поверку оказывается, что гангстер — на свободе, а под замком — Свобода (воспроизводилась известная статуя Свободы).

Тем временем Кио вместе с Н. П. Смирновым-Сокольским и режиссером А. Г. Арнольдом тоже подготовил несколько сатирических миниатюр с диалогами. Голову «некого культурного джентльмена» вывозили на манеж. Она была пуста. В нее входили герои комиксов, злодеи из гангстерских фильмов, «звезды» мюзик-холла, туда же вкладывали несколько псевдонаучных книг. Но голова по-прежнему оставалась пустой. Получалась, так сказать, «неисчерпаемая шляпа» навыворот — не появление, а исчезновение предметов и людей.

Вместе с писателями В. Бахновым и Я. Костюковским Кио создал целую программу иллюзионных миниатюр — современных политических памфлетов. Среди них — пантомима «Домик на окраине Парижа», настоящая маленькая пьеса, где полицейские, преодолевая неожиданные трюковые препятствия, охотятся за безработным, собирающим подписи под Стокгольмским воззванием. В «Речи поджигателя войны» артист Б. Шехтман выдыхал изо рта пламя. В «Ангеле мира» на манеж вывозили большой ящик с надписью: «Сделано в США». Зрители хорошо видели, что ящик пуст. Через микрофон объявляли, что передача идет с аэродрома, где «мистер Уолл-стрит» сажал в ящик лилипута, одетого «ангелом мира», и уходил. Ящик закрывали.

— Что это такое? — спрашивал коверный клоун.

— Сейчас я вам покажу, — отвечал Кио, — какого «ангела мира» они посылают на Средний Восток.

Бумажные стенки и крышка ящика с треском прорывались, и оттуда показывалась добрая дюжина молодцов бандитского вида, в военной форме.

В дальнейшем Кио больше не возвращался к таким сюжетным представлениям. Его программы строились из аппаратурных иллюзионных номеров, объединенных иными художественными средствами. Выступление Кио занимало в цирке полное отделение и отличалось постановочным размахом.

Более полусотни ассистентов, множество крупных аппаратов, богатое декоративное оформление, танцы, акробатика, клоунады — все это позволяло Кио называть свои программы «ревю».

Трюк Кио

Первым важным его достижением на этом пути было превращение «загадочного индуса», творившего «устрашающие» и «таинственные» чудеса, в иронического современника, демонстрирующего жизнерадостное комедийное зрелище. Сменив восточный халат и чалму на фрак и очки, Кио всем своим поведением на манеже стремился показать, что его фокусы не более чем шутка, веселая головоломка, которую он предлагал разгадать. И старинные трюки приобрели новый облик. О какой мистической таинственности может быть речь, когда зрители хохочут видя в роли «летающей дамы» клоуна Константина Бермана!

Не менее важным оказалось и то, что Кио не подчеркивал концовкой каждый отдельный трюк, а связывал их друг с другом. Легкая нить сюжетного действия, вытекающего из сценического конфликта иллюзиониста с клоунам или инспектором манежа, позволяла Кио создавать логические переходы от трюка к трюку. Об этом рассказывает режиссер нескольких программ Кио заслуженный деятель искусств РСФСР А. Г. Арнольд: «Фокус с маленьким кубиком, который исчезает в шкатулке, очень тонко обыгран при участии коверного, и зритель почти до конца трюка думает, что фокус не выходит и что Кио „попался“. Но фокус вышел — шкатулка пуста, а кубик уже „переселился“ в другое место. Тогда коверный, надеясь „уличить“ Кио, предлагает ему большой кубик, и действие органично переходит к новому трюку…

Выезд коляски с тремя „таинственными“ пассажирами в то же время вводит на манеж трех персонажей, которые начинают обыгрывать последующую сцену в телефонных будках. Эта сцена в свою очередь заканчивается последующим трюком с автомашиной, в которой Кио уезжает с манежа, чтобы тотчас же вновь появиться в одной из телефонных будок. Непрерывность действия, его внутренняя связь, органическое развитие конфликта с коверным определяют отличительный характер последней программы»^[74].

Очень быстрый темп представления, безукоризненная чистота исполнения трюков достигались благодаря великолепно слаженной работе большого коллектива помощников и ассистентов. Среди них настоящие мастера — И. Брюханов, И. Татаринский. Успех представления во многом зависел от них.

Кио обладал незаурядными административными способностями. Он великолепно управлял своим большим коллективом, руководил изготовлением сложной аппаратуры, занимающей несколько вагонов.