Как только мы вышли из экипажа и пошли по широкой аллее, ведущей к купальням, как увидали бегущую нам навстречу толпу этих животных. Когда же мы поравнялись с ними, они, вставая на задние ноги и скаля зубы, смело подходили к нам, почти вырывая у нас руками бананы. Тут находились обезьяны всех возрастов и величин: были самки с грудными детьми, державшимися руками за шею матерей, которые с этою ношею прыгали с ветки на ветку или свешивались на землю, были молодые, небольшого роста, весьма боявшиеся взрослых, которые изо всех отличались нахальством. Один из последних, большого роста старик, не отходивший от нас ни на шаг, особенно яростно кидался на своих собратьев, когда те осмеливались приблизиться к нам, иногда даже гоняясь за маленькими и, когда ему удавалось кого из них поймать, теребя немилосердно за длинные хвосты. Все они были до того ручны, что не только выхватывали у нас из рук лакомые для них плоды, но одна даже вскочила на плечи туземного мальчика, несшего бананы, и, несмотря на то, что я на нее замахнулась зонтиком, а мальчик старался стряхнуть, она не отошла, пока ей не удалось похитить один из плодов.

Осмотрев ключи, мы сели на веранде пасанграхана и долго забавлялись выходками двуногих животных, которые, точно балованные дети, крадучись пробирались к столу, где лежали принесенные им яства, стараясь украдкой стащить что-либо и, добившись цели, с необыкновенной быстротой исчезали за углом дома, стараясь быть не замеченными товарищами. Некоторые свешивались за хвосты с крыши и зорко следили за всеми нашими движениями, другие сидели напротив на стене купальни и ловко на лету ловили бросаемые им фрукты. Иной раз начиналась погоня какой-нибудь взрослой за маленькой, получившей банан; в таких случаях обе с удивительною ловкостью прыгали по ветвям, спускались на землю, бежали к другому дереву и снова вскарабкивались наверх; преследование продолжалось до тех пор, пока одной или удавалось проглотить свой банан, или другой отнять его силой. Старик никого не подпускал к нам близко и всех обижал, так что, наконец, я его прогнала палкой. Я сняла несколько удачных фотографий, а затем, раздав все привезенные бананы, мы вернулись к экипажу, сопровождаемые всем населением обезьян.

Серафима сообщила мне, что в нашей гостинице живут трое больных злокачественной яванской лихорадкой, приехавших сюда, чтобы лечиться; их завертывают ежедневно часа на три в мокрые простыни и запрещают после четырех часов выходить из дому, где они сидят с запертыми наглухо дверьми и окнами.

Воскресенье 28 февраля, Сурабая. — Пройдясь утром, каждый врозь, в последний раз по симпатичному Малангу, мы в двенадцать часов дня выехали в Сурабаю, куда приехали в пятом часу дня. Перемена в температуре между двумя городами очень чувствительна: в горах, хотя погода и бывала жаркая, но зато воздух всегда отличался легкостью, здесь же жара как-то особенно тяжело и утомительно действует на организм. К нам приходил сегодня фотограф, которого мы встретили в Тосари, — армянин, уроженец Эрзерума, он долго жил в Тифлисе и потому свободно изъяснялся по-русски. Пробыв в Сурабае семь лет, он говорил, что его профессия весьма выгодна тут, но жаловался на чрезмерную жару Явы, в сравнении с которой климат Тифлиса и Кавказа, по его словам, более чем умеренный. Он собирался года через полтора переехать совсем на жительство в Москву.

Понедельник 1 марта, пароход «Ван Димен», Яванское море. — В семь с половиною часов утра мы отправились на голландский пароход «Ван Димен», на котором нами заняты каюты в Батавию и оттуда в Сингапур. «Ван Димен» по устройству и величине совершенно сходен с «Де Карпентиером», доставившим нас на Яву; он стоял довольно далеко от набережной на рейде, так как небольшая глубина моря около берегов не позволяет судам подходить близко.

В девять часов мы подняли якорь и пошли проливом', отделяющим остров Мадуру от Явы; проход весьма узкий, местами имеет не более пяти-шести верст в ширину. По обеим сторонам его тянулась низменная, по-видимому, болотистая местность, поросшая пальмовыми лесами. Выйдя затем в Яванское море и завернув к западу, мы весь день держались на незначительном расстоянии от прибрежья, ясно видневшегося с его деревнями и горами. В открытом море было значительно свежее, чем в Сурабае, и на палубе, где дул легкий встречный ветерок, жара даже совсем не давала себя чувствовать, но зато в каютах было нестерпимо душно.

За завтраком С. старался завести разговор с капитаном-голландцем, но все его попытки долго оставались тщетными; повторенный им раз десять на разные лады какой-то пустяшный вопрос о том, на какое судно мы спустили пассажира, никак не мог быть понятым нашим командиром, ломаным французским языком только повторявшим за С. слова: «Пассажир?.. Судно?..» Весь стол, за которым, кроме нас, сидело еще семеро наших спутников, молча внимал сему интересному диалогу. Только когда С., наконец, обратился к своему собеседнику по-английски, разговор несколько оживился, хотя даже и на этом языке его лингвистические познания были весьма слабые.

Deshabille[235] едущих на «Ван Димене» голландцев и голландок достиг крайних пределов, так что в сравнении с ними утренние костюмы англичан на пароходах «П. и О. К°» кажутся верхом нарядности. Все мужчины и дамы ходят до обеда босиком в одних туфлях, легких полотняных кофточках, и одни — в саронгах, а другие в пиджамах; мужчины, кроме того, большую часть дня спят на палубе, вскинув кверху босые ноги.

Вторник 2 марта, пароход «Ван Димен». — В два часа ночи мы бросили якорь напротив Семаранга — одного из трех главных коммерческих центров Явы и средоточия вывозной торговли нескольких наиболее населенных и плодоносных провинций острова. Предметы вывоза составляют преимущественно чай, сахар, кофе, индиго и табак. Большое неудобство этого города — полное отсутствие всякого порта, вследствие чего суда принуждены останавливаться в полутора верстах от берега, а во время западного муссона даже и то бывает часто невозможно. Посредством канала Банджар одни лишь баржи и паровые катера имеют возможность проникнуть до самого Семаранга. Последний, кроме каналов, обильно снабжен различными другими путями сообщений: железными дорогами, паровыми трамваями, береговыми пароходами и др., посредством которых он соединен с важнейшими пунктами внутри страны. Вблизи его выстроена крепость, занятая сильным голландским гарнизоном.

После чая мы спустились на берег и гуляли часа полтора пешком по китайскому кампонгу и европейскому кварталу, напоминавшему Батавию своими тенистыми аллеями и красивыми виллами. Сильная жара — 26° R. в тени — принудила нас вернуться на пароход, где дышалось немного легче, хотя и там не было особенно прохладно. Общество наше увеличилось еще семью новыми пассажирами, едущими в Батавию.

«Ван Димен» грузился весь день, так что мы вышли в море только в шесть часов вечера, а в девять прибыли в Пекалонган. Продолжавшаяся и здесь до поздней ночи нагрузка сопровождалась таким шумом и сотрясением всего корпуса нашего маленького судна (2,072 тонны), что не давала нам заснуть, вдобавок духота в каютах достигала крайних пределов во время стоянок. Даже на палубе вечером термометр показывал 24° R., а потому легко себе представить, какова была температура внизу.

Среда 3 марта, пароход «Ван Димен». — Вышедши из Пекалонгана после полуночи, мы до Батавии останавливались еще два раза, а именно: в Тегале от 7 до 10 часов утра и в Черибоне от часу дня до восьми вечера. В обоих городах возобновлялась нагрузка с неизменным шумом и суетою.

В каждом порту к нам садилось множество пассажиров третьего класса всевозможных национальностей: яванцев, малайцев, китайцев, арабов и пр., причем все они отличались между собою крайним разнообразием типов и костюмов. Так, жители Явы, одетые в саронги и с цветными платками на головах, были небольшого роста, коренастые, широкоскулые и плосконосые; рослые, красивые арабы носили длинный белый халат, подпоясанный кушаком, и большие белые или оранжевые чалмы; сигно или метисы, хотя имели одинаковые с яванцами саронги и кабайи, но разнились от них в цвете кожи и общем телосложении; особенно же выделялись своею своеобразностью желтолицые китайцы: непокрытые их головы ничем не защищались от солнца, а длинные косы у одних висели сзади, у других припрятывались в боковом кармане, одеянием им служили широчайшие синие или белые шаровары и белые полотняные кофточки. Малайцев тоже нетрудно было узнать по их шиньонам с черепаховыми гребнями и по белым юбкам. Вместе взятые, все эти люди составляли замечательно живописные группы и были, кроме того, интересны по различию нравов и обычаев.