— Купите мне пианино, — прошу я, снова проваливаясь в сон.

Я сижу за рулем стремительно мчащейся машины и тщетно пытаюсь крутить баранку — она не поддается. Правой ногой стараюсь нащупать педаль тормоза, но в этой машине тормозов нет. Через ветровое стекло вижу, как навстречу устремляется чудовищный фонарный столб. Он растет, увеличивается в размерах, грозя заслонить собою весь окружающий мир, и с оглушительным грохотом наваливается на машину. Меня подбрасывает на сиденье, я лечу головой вперед и натыкаюсь на ветровое стекло. Перед глазами слепящий дождь осколков, потом все меркнет, остается лишь боль — глубокая, бездонная, как колодец.

И тут я просыпаюсь. На сей раз возле кровати сидит Дональд. Лицо у Дональда усталое, осунувшееся, но, когда я поднимаю на него глаза, он улыбается и гладит меня по голове.

— Вот умница, а я уж думал, придется торчать здесь до утра.

— Готов твой роман?

— Мог бы писать, вместо того чтобы тут рассиживаться. Но ты ни на минуту не даешь расслабиться, и вдохновение шарахается от меня, как черт от ладана.

— Прости, пожалуйста. — Я пытаюсь сесть, и Дональд помогает мне, подложив подушки под спину. В таком положении мне вроде чуть полегче.

— У Марион крупные неприятности, — сообщает мой друг.

— Представляю себе.

— Нет, ты даже представить не можешь. Разразился такой скандал, что ей, вероятно, придется уйти из полиции. Она намерена податься в фотомодели.

— Это ее давняя мечта. Там не соскучишься, не то что в полиции. Дай попить, а? Как ты думаешь, когда я смогу отсюда выбраться?

— Куда спешить? — Дональд протягивает мне стакан с водой. — Кстати, объявился очередной маньяк, и отлавливать его, по всей вероятности, придется тебе.

— Даже слушать не желаю! С этим амплуа я завязала.

— Тут кое-какие новые детали. Этот тип останавливает на шоссе машины с одинокими женщинами и ножом кромсает их на куски.

— Не пугай, а то кошмары будут сниться.

— Дело поручили Лацо, но Шеф подумывает дать ему в подмогу тебя.

— Мне кажется, — высказываю я свои подозрения, — Шеф здорово раскаивается, что подключил меня к делу Джилланов.

— По-моему, ты и сама раскаиваешься.

— Ничего подобного. Просто захотелось отоспаться, вот и взяла на денек увольнительную.

Дональд встает, собираясь уходить. Едва успевает угаснуть его ободряющая улыбка, как в дверях появляется Хмурый.

— Ну, что у тебя опять? — грубо спрашиваю я.

Даниэль с улыбкой берет в свои лапищи мои руки, на миг приникает губами к моим растрескавшимся губам и усаживается рядом.

— Все пути ведут к тебе, Дениза. Говорят, тебе полегчало.

— Причем настолько, что хочу задать тебе вопрос.

Хмурый молча смотрит на меня серьезным взглядом, а я изучаю его глаза, прячущиеся под густыми, кустистыми бровями. У них чуть косой разрез, сверху — почти правильный полукруг, снизу — прямая линия, ресницы бросают густую тень на эти темные глаза, но в данный момент я способна прочесть в них целые романы. Чтобы не расчувствоваться вконец, отворачиваюсь к окну и требовательно вопрошаю:

— Ты знал, что Хон у меня?

— Я ждал этого вопроса. Когда я сел на хвост своему знакомцу, то понятия не имел, куда он меня приведет. Оказалось, что прямиком к твоему дому, где он пересел в желтый «моррис». Пока я раздумывал, не плюнуть ли на него и не подняться ли к тебе, взглянуть, чем вы там занимаетесь, как тут вы с Хоном и появились.

— Ловко ты умеешь выкручиваться.

— В этом нет нужды, но ты постоянно держишь меня под подозрением. Отчего такая недоверчивость, Дениза? Ведь единственное, о чем я просил тебя, — не стремиться узнать все от «а» до «я». Опасность и без того неизмеримо велика. Пойми, я боюсь за тебя! У меня и в мыслях нет оспаривать у тебя славу, поверь!.. Так что же было нужно Хону?

— Прежде всего накачаться спиртным. Затем ему хотелось услышать из первых уст, не мучилась ли перед смертью его любимая сестрица. Вот и все.

Он по-прежнему держит мои руки в своих ладонях и ласково улыбается мне.

— Сочиняешь, Дениза. Ты любишь приврать?

— Говорю чистую правду.

— Возможно, ты позабыла, что когда впервые очнулась и услышала от меня краткую сводку новостей и под конец весть о похищении маленького Хольдена, то пробормотала: «Хон».

Я недоверчиво изучаю Хмурого. Интересно, блефует или я в самом деле проговорилась? Все мои старания не встречаться с ним взглядом напрасны, созерцание его прямого носа, резко очерченного широкого рта и прочих деталей вызывает во мне тот же самый эффект. Я нежно прижимаюсь щекой к его руке.

— Джилланы, как я поняла со слов Олимпии и Хона, пытались шантажировать Йона Хольдена. Девица категорически требовала, чтобы в обмен на Мартина я похитила мальчика, Хон отделывался туманными намеками, вроде того что ребенок, мол, самая надежная гарантия безопасности. Кстати, Хон, случаем, не наркоман?

— Нет.

— У меня сложилось впечатление, что он пользуется каким-то средством, которое способно на один-два часа превратить хлюпика-мальчишку в крутого парня. Это превращение происходило у меня на Глазах под воздействием нескольких рюмок джина. Ребенку находиться рядом с ним небезопасно.

— Ты все рассказала?

— Нет. Олимпия и этот долговязый, склоняя меня к соучастию, пытались убедить, будто им кое-что известно про Хольдена, и в доказательство упомянули про убийство некой Беатриссы Холл. К сожалению, так и не выяснилось, какой именно информацией располагала Атри и из-за чего, собственно, ей пришлось умереть, но мне кажется, что это каким-то образом связано с угрозой похитить ребенка. Возможно, Джилланы анонимно запугивали Хольдена, а когда подозрения пали на них, долговязый телохранитель подставил свою бывшую любовницу. Ведь Атри когда-то была с ним близка.

— Остается только один вопрос, — заявляет Даниэль.

— Спрашивай. Я сегодня добрая.

— Почему ты не рассказала все это раньше?

— Я не знала, как себя вести с тобой, довериться или все же помалкивать. А сейчас, когда меня огрели по башке, мозги встали на место… Я хочу поговорить с Марион.

— Успеется. В данный момент ей не до разговоров. Из дома Хольденов, по ее утверждению, она отбыла в десять вечера, никого не поставив в известность. Тебя она ждала и не дождалась, поэтому покинула спящего ребенка, села в машину и в карнавальной суматохе беспрепятственно выехала за ворота.

— Как по-твоему, если бы здесь не была замешана Марион, узнали бы мы, что мальчик похищен?

— Да уж наверняка Хольдены не стали бы звонить в полицию, а бросили на поиски своих людей. Странно, что заявление сделал сам Йон Хольден.

— Что же тут странного? — безразличным тоном произношу я, а сама краешком глаза поглядываю на Хмурого. — В конце концов, Нелл — его родной сын.

Наклонясь вперед, Даниэль пристально вглядывается в мое лицо и наконец разражается смехом.

— Ты растешь в моих глазах. Молодец, даром время не теряла! И много еще у тебя тайн в запасе?

— Только одна.

— Какая же?

— Скажу, если заберешь меня отсюда. Сейчас, немедленно!

— Ты твердо решила?

— Твердо. Но хочу, чтобы ты знал: эта тайна не связана ни с кем из Хольденов.

— Все равно интересно, — улыбается Даниэль и встает. Он делает мне знак подняться.

Я пробую, и мне удается.

Из сражения с врачами мы выходим победителями. После того как я даю расписку, меня снабжают кучей советов и отпускают под личную ответственность. В зеркальце «мазды» я впервые после аварии разглядываю свое лицо. Осколки лобового стекла основательно пропахали мою физиономию, но порезы, похоже, затянутся, да и вообще сейчас это меня мало волнует. Круг моих интересов резко сузился, плевать я хотела на всяких там Хольденов и Джилланов.

Именно это я и заявляю Даниэлю чуть позже, когда он, в ответ на мои нетерпеливые подстегивания, соглашается обнять меня, но держит в объятиях так, словно я с минуты на минуту могу испустить дух. Должно быть, поэтому обращается он со мной на редкость бережно и нежно, пропуская мимо ушей все мои насмешки и подкалывания. Я уверяю его, что занятие любовью привело меня в полный порядок и это единственное эффективное средство реабилитации после аварии. Даниэль склонен мне верить, но предостерегает от передозировки. Он откидывается на спину, а я склоняюсь над ним и разглядываю его лицо.