Король Франции был неоспоримым центром власти, хотя Ришелье и его сторонники сеяли повсюду страх и ужас. Только подпись Людовика утверждала смертные приговоры, заключение мятежников в тюрьму и разорение семей. Слово короля было законом, которому все обязаны повиноваться. Что бы ни ожидало семью Камара — смерть, изгнание или помилование — все может исходить только от короля. Других путей нет.

Она подняла голову и поправила юбки, затем подозвала Диану.

— Мы готовы…

Паулина поглядела им вслед. Высокой гордой амазонке с развевающимися волосами и робкой блондинке. Тронет ли Людовика Французского их внешность, или жажда мести мятежникам столь велика, что он вынесет приговор невиновным женщинам? Невиновным? Даже старая служанка должна была признать, что к Ниниане это слово не подходит. Тех событий, о которых она знала или догадывалась, вполне достаточно, чтобы окончательно разозлить короля. К тому же, по слухам, милосердие не относится к числу достоинств Людовика Французского.

Паулина вспомнила о четках, висевших у нее на поясе. Перебирая пальцами скромные деревянные костяшки, она опустилась посреди комнаты на колени и начала молиться. Может быть, Святая Дева Мария помилует женщин, находящихся в опасности?

Волнение Нинианы, вошедшей в громадный зал, где проходила аудиенция короля, было незаметно. Краешком глаза она видела, что все придворные дамы и господа уже собрались. Королева Анна со своими фрейлинами тоже стояла недалеко от трона. Добрый или недобрый признак? Недалеко от королевы и достаточно близко от короля заметила она худого мужчину в кардинальской мантии. Если Ришелье прошлой ночью действительно Лил болен, то теперь от болезни не осталось и следа. На молодую женщину он произвел такое же пугающее впечатление, как и при первой встрече.

Она ощутила, что Диана плотнее прижалась к ней, и одновременно определила, что любопытные придворные при виде их начали оживленно перешептываться. Возбуждение окрасило румянцем щеки младшей сестры, и свет от горевших свечей придал золотистый оттенок ее светлым волосам. По красоте и грациозности она вполне могла сравниться с мадемуазель де Отфор, которой так восторгался король. Повлияет ли ее привлекательность положительно на приговор Его Величества?

Подойдя к ступеням трона, сестры низко поклонились. Король, наморщив лоб, посмотрел на пергамент, который держал в руках, а затем быстро взглянул на королеву. Анна Австрийская, воспитанная в строгих правилах испанского королевского двора, не выказывала никаких эмоций. Спокойное красивое лицо под высокой прической белокурых волос выглядело, как всегда, равнодушным. Даже его Высокопреосвященство признавал, что ее, как противника, нельзя недооценивать.

В установившейся тишине биение собственного сердца казалось Ниниане слишком громким. Будто издалека, сквозь шум стучавшей в висках крови донесся приказ короля подняться. Плавным и одновременно гордым движением подняла Ниниана голову и выпрямилась. В отличие от робкой Дианы, она открыто посмотрела на короля. Ниниана не чувствовала за собой вины, ибо не выступала против короны и не предавала ее. Все, что она сделала, было результатом стремления обеспечить своим родным нормальные условия существования. Этого нечего стыдиться. Упрекнуть себя она могла только в неспособности разгадать заранее интриги власть имущих.

Король начал говорить ледяным тоном:

— Я получил довольно большой доклад об активной деятельности вашей семьи, мадемуазель Ниниана. Я не хочу говорить о предательстве вашего отца, за которое он ответил по всей строгости закона. Однако вы использовали доброе сердце королевы, чтобы обойти детали приговора, касавшиеся вашей семьи.

Ниниана, чувствуя нарастающее в ней возмущение, отважно выступила в свою защиту.

— Прошу прощения, Ваше Величество, но никто и свое время не потрудился сообщить оставшимся членам семьи Камара дословный текст вынесенного приговора. Если обращение к королеве в память о ее дружбе с моей матерью явилось ошибкой, я готова понести за это наказание. Но только за это!

— Ниниана!

Диана поспешно дернула сестру за рукав, чтобы остановить ее, но было уже поздно.

Темные, слегка навыкате глаза короля еще более застыли, а усы сердито зашевелились.

— Вы обладаете необыкновенной смелостью, мадемуазель Ниниана, если отваживаетесь упрекать своего короля. Вы хотите сказать, что вам не было известно распоряжение, по которому члены семей, где были осужденные мятежники, обязаны покинуть двор? Что оставленным в живых в порядке помилования надлежало поселиться на родине в провинции и что они лишались всех почетных должностей и наград? Королева тоже должна читать эдикт!

Ниниана ощутила, как у нее выступил холодный пот.

О Боже, неужели она сошла с ума? Она не имела никакого права критиковать короля! Ниниана нервно облизала губы. Ей стало ясно, что сердитая речь Его Величества содержала откровенный упрек и в адрес Анны Австрийской.

Глубоко вздохнув, Ниниана приготовилась выдержать гнев раздраженного монарха. Что ей было теперь терять?

— Я сожалею, что невольно вызвала недовольство Вашего Величества, — ответила она голосом, показавшимся ей чужим. — Однако я смею просить вас о снисхождении.

— Снисхождении? Вы очень требовательны, юная дама. Оказывать снисхождение не является функцией короля. Функцией короля является установить справедливость. А теперь выслушайте мой приговор, чтобы у вас не было оснований вновь упрекнуть меня, будто никто не сообщил вам дословный текст…

Ниниана почувствовала, как, дрожа, прижалась к ней сестра, и все поплыло у нее перед глазами. Повелитель и роскошной одежде и грозный кардинал рядом с ним. Бледная высокомерная королева в кругу своих дам и придворных, чье напряженное любопытство, казалось бы, можно потрогать руками. Что делать? Упасть к ногам короля и просить у него милости? Ее разум подсказывал ей, что такой смиренный жест понравится Людовику, но Ниниана была не в состоянии так поступить. Раз она вызвала гнев короля, то встретит его приговор достойно, без проявления слабости.

— С учетом того, что Люсьен, граф де Камара, постарался оказать услугу короне, рискуя собственной жизнью, смертный приговор ему отменяется, — начал король, и Ниниана с трудом подавила вздох облегчения.

— Однако до конца жизни он не может появляться при дворе и не имеет права покидать свои владения без личного разрешения короля. Часть конфискованного имущества возвращается ему, другая часть переходит к короне. Против его брака с Мери Энн д’Этанже мы не возражаем, так как юная дама принадлежит к семье, сохранившей верность королю. Обе сестры графа, согласно королевскому приказу, выдаются замуж за дворян, обязанных впредь отвечать за своих жен перед королем и Францией.

Холодная маленькая рука Дианы сжала пальцы Нинианы. Она ощутила страх младшей сестры, но не смогла успокоить ее ответным пожатием. Замужество? Для нее тоже? Смесь гнева, яростного протеста и благоразумного смирения, казалось, разрывала ей грудь. Как в тумане, слушала она подробности королевского приказа, на которых с трудом могла сосредоточиться.

— Мы приказываем Диане де Камара немедленно заключить брак с Франсуа де Мариво, чьи права на баронство Мариво подтверждаются нами. Далее мы повелеваем Ниниане де Камара вступить в брак с нашим верным подданным — графом де ла Шез. Он кажется нам наиболее способным укротить своенравный темперамент этой дамы. Его Высокопреосвященство кардинал выразил готовность уже сегодня обвенчать обе пары. Обеим дамам запрещается до конца жизни занимать почетную должность фрейлин королевы Франции. Принято в Париже в апреле 1633 года…

— Пойдемте! Пойдемте же! У нас мало времени, чтобы хоть как-то привести вас в порядок перед венчанием…

Как лунатик, поднялась Ниниана из реверанса и посмотрела на Мери Энн д’Этанже, у которой от волнения появился на щеках яркий румянец. Шуршание юбок удаляющейся королевы и ее дам еще было слышно.

— Я не понимаю… — пробормотала Ниниана потрясенно.