Изменить стиль страницы

Она ненавидела себя за унизительный вопрос, вырвавшийся против ее воли.

— Доверия, Ниниана де Камара! Доверия!

— Доверия? Нет, вы смеетесь надо мной…

Ее слабый голос выдавал сильную усталость, с которой она пыталась бороться.

— Нет другой минуты, менее подходящей для шуток. Не будем тратить попусту время, любимая. Если вы хотите сохранить на плечах свою упрямую головку, то у вас нет иного выбора, как целиком положиться на меня, Ниниана! Прошу вас, если не ради меня, то сделайте это ради самой себя!

— Я не вижу причины вам верить. Куда вы меня везете?

— В Лувр. Полагаю, вас там заждались!

— Что… куда…

— Когда прекратятся наконец ваши вопросы, несносное любимое создание?

Только одно слово восприняла Ниниана. Она схватила его, как голодная рыба наживку с крючка. Любимая? Потому что отдалась ему, не думая о последствиях?

— Когда получу понятный мне ответ, — прошептала она хрипло. — Вы сказали, что везете меня в Лувр. Значит, я уже не под арестом? Как же его Высокопреосвященство даровал мне свободу? Ведь меня арестовали его гвардейцы…

— Ему посоветовал это сделать отец Жозеф.

— Капуцин? Не могу поверить. Почему кардинал принял к сведению слова простого монаха? Ведь он стал церковным владыкой из-за своего тщеславия, а не из-за религиозного призвания!

— И все-таки принял совет к сведению. Потому что простой монах — Франсуа Леклерк де Трамбле, важнейший соратник, доверенное лицо и друг Ришелье. Его начинают также серым кардиналом. Неужели вы никогда не слыхали о нем? Мне трудно это себе представить. Он суровый, но справедливый человек. Нашим единственным шансом было довериться ему!

Ниниане было нелегко отнести услышанное о сером кардинале к невзрачному человеку, с таким искусством обработавшему ее раны. Именно ему она доверилась! Только бы это не оказалось наибольшей глупостью из совершенных ею в Париже! Именно он позаботился о ее освобождении? Почему? Потому что Люсьен показался ему более ценной жертвой? Не спасал ли ее Мариво за счет брата?

Карета остановилась, и стук по ее передней стенке оказался сигналом, которого ожидал барон де Мариво.

— Пойдем, Ниниана, мы приехали…

Послушно вышла она на негнущихся ногах наружу и осмотрелась. Ночь становилась светлей. Серебристо-серые контуры строений вырисовывались в темноте, а непрерывное журчание воды подсказывало ей, что она находится недалеко от реки. Справа скорее угадывались, чем виднелись кроны высоких деревьев. Карета остановилась на краю садов Тюильри, которые создала для парижан Екатерина Медичи, давно скончавшаяся супруга Генриха II.

Карета сразу уехала, а барон де Мариво увлек свою спутницу за угол павильона де Флоре.

— Идем быстрее. С восходом солнца во дворце становится оживленно. В таком виде вам не следует никому попадаться на глаза…

Колючий ветер проходящей ночи не утратил своей силы и почти сдувал слова с губ барона. Ниниана с трудом удерживала накидку обеими руками, наклонясь вперед против ветра. Наконец они попали под защиту внутренней прибрежной галереи, которая в это время суток казалась таинственным безлюдным местом. Тем не менее здесь можно было перевести дух. Вой ветра уменьшился. Ниниана шаталась от утомления. Барон обнял ее, чтобы поддержать.

— Бедное мое сердечко, вы совсем измучены. Но я клянусь, что это будет вашим последним злоключением. Теперь вы сможете вести жизнь, достойную вас.

То, что не сумели сделать все страхи и угрозы прошедших часов, сделала его внезапная нежность. У Нинианы потекли слезы. Бессильно уткнулась она лбом в его грудь и уже не сопротивлялась, когда он с тихим проклятьем увел ее в одно из помещений. В нем имелись стол, табуретка, остывший камин и скамья у стены. Видимо, здесь обычно ожидали приема просители. В этот утренний час в помещении не было никого.

— Оставьте меня… — прошептала она, но не устранилась от нежных губ, ласкавших ее виски, а потом добравшихся до губ. Они обменялись жадным поцелуем. С закрытыми глазами уступила Ниниана своему желанию почувствовать этого мужчину всем своим телом. После часов ужаса и неосознанной паники поцелуй помог ей понять, что вопреки всем ожиданиям она пока жива. И еще как жива!

— Я люблю тебя, Ниниана де Камара! Ты только моя и ничья больше!

Ниниана упивалась его словами и отвечала молчаливыми лихорадочными ласками на поцелуи, которыми эти слова сопровождались. На его верхней губе и щеках она почувствовала колючую щетину. Увидела морщины, которые появились за бессонную ночь в уголках его рта и глаз. Она целовала его, но молчала.

— Ты не отвечаешь?

Мариво прижал ее к себе так, что у нее перехватило дыхание. Его руки ощупывали ее тело, касались грудей, которые реагировали на его ласки и под тугими бинтами, скрывавшими округлости. Ниниана ощущала, как твердели соски и тянущее напряжение в глубине лона вызывало податливую слабость во всем теле.

— Все еще не доверяешь мне?

Боль, отразившаяся в его голосе, развязала ей язык.

— Нам нужно расстаться: у нас нет никаких шансов. Ты забываешь, что дал слово Диане. Слово дворянина, — сказала Ниниана, приложив палец к его губам.

— Доверься мне! — повторил он настойчиво. — Все будет хорошо. Только потерпи еще немного.

Сейчас он напоминал маленького мальчика, наивно мерящего в счастливый конец сказки. Кроме собственной боли, она теперь испытывала жалость к нему. Почему он упрямо отказывался видеть вещи такими, какие они есть ил самом деле? До сих пор он казался ей сильным и непреклонным. То, что за гордой внешностью скрывалась чувствительная незащищенная душа, не делало расставание более легким. Как вынести эту боль?

— Люби меня! Люби меня много раз! — прошептала она горячо и еще крепче обняла его за шею. В эти мгновения она жила только сердцем, которое, подобно жадному ростовщику, копило минуты, проводимые вдвоем.

Это был приказ, которому Мариво подчинился нехотя, ибо внутренне чувствовал, сколь мало в действительности она верила его обещаниям. Но мог ли он сказать ей больше, не подвергая намеченные планы опасности?

Да и не знал он заранее, чем закончится то рискованное дело, которому он собственноручно дал ход. Имел ли он в данный момент право связывать свою судьбу с женщиной, которой, возможно, потом будет гораздо лучше без него? На каждый вопрос он должен ответить решительным «нет». Хотя ничего не жаждал так сильно, как овладеть ею прямо здесь, на этой скамье.

Но поступки противоречили его логичным рассуждениям. Ниниана прижалась к нему так, что не оставалось сомнений в ее неудержимом желании. Она безоглядно стремилась принадлежать ему, почувствовать его по крайней мере хоть еще один раз. Ее руки скользнули под его мундир, ища возможности быть к нему еще ближе.

Это было уже чересчур. Как мог он сохранять благоразумие, если ее соблазнительный язык прошелся по его губам и проник в рот. Барон снял с нее накидку, а Ниниана с готовностью помогла ему расстегнуть куртку и вскоре осталась в одной мужской рубашке. Завязки на рубашке были ослаблены настолько, что он мог гладить ее грудь, прелестные округлости которой решительно освободил, разрезав ножом широкие полотняные бинты.

Ниниану бросило в жар. Она почти сходила с ума от страсти и жаждала его так же, как он ее. Не считаясь ни с местом, ни со временем, без колебаний и лишних слов. Но где? Прямо на земле? Даже на это Ниниана была готова.

Однако ее возлюбленный решил проблему иначе. Он расстегнул штаны и опустился на табурет, посадив юную даму к себе на колени. Инстинктивно поняла она, чего он от нее ждал, и быстро справилась с первоначальным смущением от непривычного положения. На ее щеках появился жаркий румянец, когда он нежно раздвинул ее ноги и поставил перед собой. Она подавила страстный вздох, когда его пальцы проникли в тайну ее лона, полностью подчинившегося ему.

Мягкое влажное тепло выдавало ее страсть, и он больше не медлил. Его руки потянули ее за бедра, и, повинуясь, она с дрожью в коленях опустилась на его затвердевшую мужскую плоть. Невольный звук блаженства сорвался одновременно с ее и с его губ. Ее веки закрылись, словно в обморочном состоянии. Однако это было лишь началом страстного бурного слияния, захватившего обоих, подобно вихрю, и погрузившего их в пучину бесконечного блаженства.