— Все действительно так и было? — конструктор аккуратно сложил газету по складочкам. — Ничего не преувеличили ради красного словца?

— Скорее пригладил, ради приличия.

— «Провокация!» — вопил тощий чекист, похожий на раблезианского Панурга», — Петр Николаевич процитировал слово в слово. — И это не выдумали?

— Чистый факт.

— Что ж, поздравляю… А от меня вы чего ждете?

— Ваше мнение. Я имею в виду не репортаж, а ядерный чемоданчик.

— Ваш Панург абсолютно прав: провокация. И вы сами это отлично понимаете, но почему-то упорно подталкиваете читателя к мысли, что нет дыма без огня, даже запугиваете. Зачем вам это?

Лазо отдал должное своему критику, мысленно отметив его высокий с залысинами лоб и умные, с затаенной насмешкой глаза, хотя не собирался описывать внешность. По крайней мере в этой статье.

— Видите ли, Петр Николаевич, не все так однозначно, как кажется с первого взгляда. Наше милое правительство преподнесло нам столько сюрпризов, что волосы встают дыбом. Поэтому всякое может случиться. Вы понимаете? Я не хочу, чтобы в один прекрасный день все мы стали заложниками очередного политического негодяя или террориста… Представьте себе, например, что ядерный пульт попал в руки, скажем, думского депутата, одного из наиболее одиозных — на ваш выбор…

— Ну и?

— Вас это не пугает?

— Ничуть. Еще один скандал, свара в парламенте, и статья вроде вашей. На том и закончится.

— Вы шутите?

— Ничуть. Что он станет делать с чемоданом, Муссолини турецкий? Развяжет атомную войну?

— По крайней мере сможет этим шантажировать.

— Вам бы следовало помнить, как сразу после Фороса один умный человек сказал, что этим чемоданом можно гвозди забивать. Он всего лишь деталь в сложной и разветвленной схеме, созданной на случай внезапного ядерного нападения. Именно внезапного, когда для ответа остаются буквально минуты. Только в этом случае сигнал в конечном счете подается на чемодан.

— Как понимать: в конечном счете?

— Я же говорю, что чемодан является только частью огромной и мощной системы. Маковкой айсберга, если угодно. Он постоянно находится на связи, но ввести его в боевой режим можно только в том случае, если получен сигнал о нападении.

— Значит ли это, что без этого сигнала никто не сможет отдать приказ о пуске? Ни террорист, ни министр обороны?

— Ни сам Президент, — досказал Петр Николаевич. — Это я и пытался вам втолковать. Все завязано на систему предупреждения.

— А превентивный или, как раньше говорили, упреждающий удар?

— Если войну готовят загодя, то нет нужды в переносном пульте. Так называемую кнопку сподручней нажать из подземного бункера или вообще из любого места, где в данный момент находится первое лицо.

— Кремлевский кабинет? Дача?

— Кабинеты, — как бы вскользь уточнил конструктор. — Квартиры и дачи.

— Выходит, он не так уж и нужен, чемоданчик? Отчего же тогда такой ажиотаж? Помните последние дни нашего Союза? Горбачев многозначительно напоминает, что чемодан пока у него, а Ельцин…

— «Чемодан я заберу», — усмехнулся Петр Николаевич. — Я-то помню, но об этом вам лучше у них спросить.

— Почему?

— Да потому, что вы, журналисты, распространяете мифы, внедряете их в общественное сознание. Главам государств поэтому ничего другого не остается, как, простите, играть на публику… Но я вам ничего не говорил, лучше сотрите…

Лазо незамедлительно нажал кнопку и, отмотав пленку назад, включил на прослушивание.

— Порядок, — одобрил Петр Николаевич.

— Хорошо бы немного развить эту тему… Без записи. Кто кого мистифицирует? Правительство — народ или народ — правительство?

— Я бы не ставил так вопрос. Мистический элемент вносят телевидение, пресса. Отсюда и ажиотаж. Совершенно ясно, что система предупреждения должна в конечном счете замыкаться на главу государства. Для этого вовсе не нужен чемодан или еще какой-то особый пульт. Приказ можно отдать и по телефону правительственной связи. Но так уж повелось с легкой руки американцев. Думаю, это было верное решение. Чемодан в глазах людей стал не только символом высшей власти, но и своего рода гарантией безопасности.

— Все видят, что Президент денно и нощно пребывает на страже?

— Так оно и есть. Не понимаю вашей иронии. Боевой режим может быть установлен в считанные секунды. Для этого и существует оператор, который всюду сопровождает верховного главнокомандующего.

— И в туалет?

— Не надо утрировать.

— В старину это называли «куда царь пешком ходит»… Оператор действительно спит рядом с президентом?

— Смею заверить, что все обставлено надлежащим образом, то есть разумно и без излишних неудобств.

— Но он по крайней мере едет с ним в одной машине?

— Я бы сказал так: летит в одном самолете. Лимузин, в котором находится офицер-оператор, оборудован специальным устройством.

— Офицер?

— Не ниже полковника.

— Наши ракеты действительно никуда не нацелены?

— Об этом я знаю не больше вашего. Полагаю, что так.

— Какой же смысл в ядерной кнопке?

— Ввести зашифрованные координаты можно за несколько секунд. Для этого и существует пульт. Офицер-оператор — не просто бессловесный носильщик. Помимо прочего, он единственный, кто должен помочь хозяину мгновенно сориентироваться в хозяйстве. Ведь в критическую минуту легко растеряться, забыть… Вы только представьте себе, какая тяжкая ноша обрушивается на человека, какой стресс он должен испытывать!

— А оператор — не человек? Часть машины?

— Понимаю, на что намекаете… Как и у нас с вами, его организм отвечает на стрессовую ситуацию адреналином, но это натренированный организм. До автоматизма, если хотите. Сбоя быть не должно.

— Представляю себе Леонида Ильича в последние годы. Прелестная картинка: он и оператор… Тогда, если не ошибаюсь, резерв времени составлял всего семь минут?

— В этом не ошибаетесь.

— В чем же тогда?

— Во-первых, вы неверно написали, что система начала разрабатываться еще при Хрущеве.

— Досадно. Учту на будущее. Выходит, при Брежневе?

— Брежнев так и не дожил до завершения. Окончательно она вошла в строй при Андропове, но Юрий Владимирович уже был прикован к искусственной почке. Не до чемодана… Про Черненко и говорить не приходится.

— Получается, что первым полноправным хозяином стал Михаил Сергеевич?.. Тогда вернемся к инциденту в Форосе. Вы полагаете, что чемодан никуда не исчезал?

— Его просто отключили от системы. Не понимаю только, зачем. Чтобы лишить связи с войсками, внешним миром вообще? Но чемодан для этого и не предназначен. Выходит, одно из двух: либо хотели ударить по самолюбию Президента, либо вообще не ведали, что творят. Некомпетентность — профессиональная болезнь нашей номенклатуры.

— Вас не смущает резкость оценок? Номенклатура никуда не ушла. Между прочим, лефортовские сидельцы тоже перекочевали в депутатские кресла.

— Мне ли бояться при моей-то зарплате? Найду себе занятие.

— Где вы работали до того, как сделались генеральным?

— В Главкосмосе.

— Космос тоже на ладан дышит.

— Справится. Куда нам без него?

— Лично у меня создалось впечатление, что номенклатура может обойтись без всего: без науки, искусства, литературы, даже без народа.

— Последнее как раз не выйдет, а посему рано или поздно наладится.

— Если фашисты не придут. Наш чиновник ко всему приспособится: и к церковной свечке, и к свастике… У меня такой к вам вопрос, Петр Николаевич. — Лазо мельком заглянул в блокнот. — Даже в современных бытовых приборах предусмотрена защита от дурака. Разве нельзя было снабдить чемодан какой-нибудь блокировкой на тот случай, если он попадет в чужие руки?

— Кто вам сказал, что нельзя?

— Значит, есть такая штуковина?

— Все предусмотрено.

— А самопроизвольно ничего сработать не может?

— Ни в коем случае.

— Превосходно! Давайте тогда подытожим… Если все обстоит так, как вы говорите, кому и зачем могла понадобиться скандальная инсценировка в метро?