Подавленная его очевидной некомпетентностью Ханна расстается с Герингом. Какая разница между страдающим манией величия Герингом и фон Граймом! Фон Грайм — это воистину рыцарь без страха и упрека, которого очень уважают как его солдаты, так и офицеры. Он объединяет в своем лице смелость и ясность мысли. Он никогда не требует от своих солдат такого, что он не готов делать сам. Он никогда никого не посылал на бессмысленную смерть.
В ноябре 1943 года Ханна попадает в штаб фон Грайма вблизи от Орши. Положение на фронте в высшей степени серьезно. Фон Грайм надеется, что посещение женщины, которая награждена почетной солдатской наградой, укрепит мораль его фронтовых войск.
Первой ночью Ханна долго лежит без сна под впечатлением беспрерывного грома орудий с близкого фронта. На рассвете следующего дня она с фон Граймом летит на его самолете «Storch» к стоящим на самой передней линии батареям зенитных пушек. Предстоит наступление советских войск. В ледяном холоде Ханна испытывает войну непосредственно с точки зрения немецкого солдата, воюющего в России. В броневике они едут от места посадки прямо до главного командования ВВС. Как только они достигли цели, начинается ураганный огонь Советов. Гремят попадания русских снарядов, немецкая зенитная пушка вмешивается в оглушительный шум. Советские летчики-штурмовики подавляют немецкие траншеи бомбами и бортовыми пушками. Повсюду слышны крики раненых. Ханне кажется, что здесь никто не может остаться в живых. Страх душит их. Все же, мысль о солдатах, которые должны испытывать все это почти ежедневно, позволяет ей предолеть свой страх.
Наступление Советов отбито. Во время последующего затишья на фронте Ханна помогает ухаживать за ранеными. К соседним огневым позициям зенитной артиллерии Ханну больше не хотят брать с собой. Все же, она читает в глазах мужчин, что дало им ее присутствие. Она настаивает на поездке на позиции вопреки опасностям. Человек может привыкнуть ко всему. И таким образом она, проинструктированная одним унтер-офицером, скоро может различать по шуму вид артиллерийского огня, выстрелы, вой приближающихся снарядов, затем ближние и удаленные попадания, и вести себя в соответствии с этим.
Неизгладимым останется для нее совместное пребывание с ее «фронтовыми товарищами», которые рассказывают ей о своих заботах и надеждах. Как охотно дала бы она им хоть проблеск надежды! Но ей противно повторять пропагандистские лозунги с родины, которые все больше и больше расходятся с действительностью. Она пытается найти правильные слова о смысле стойкости. Также английский народ не отчаялся после Дюнкерка (и еще меньше — Сталин после тяжелых поражений летом 1941 года), а боролся дальше с еще большей решимостью.
«Я три недели почти ежедневно посещала сражающиеся части на Физелер Шторьх. Всюду, куда я прибывала, я испытывала радость внутренней тесной связи, которая возникает при общей беде. Полеты под серым небом над широкими, занятыми партизанами территориями, беседы и совместное пребывание в самых примитивных жилищах и ямах, рукопожатие, которое я получила от солдата — это все день ото дня переходило к неповторимому переживанию, исключительность которого я чувствовала именно как женщина».
Часть 8: План самопожертвования
Еще до ее посещения России у Ханны после ее выздоровления была беседа с двумя старыми друзьями в Доме летчиков в Берлине. Причиной разговора всех троих была тревога о будущем Германии. Они знали, что время было не на стороне немцев. Так как фронты постоянно отступали, и немецкие города один за другим превращались в руины и пепел, должно было произойти что-то, чтобы предотвратить угрозу уничтожения империи. План Моргентау был широко известен. Эти и многочисленные другие молодые люди хотели сделать все, что было в их силах, чтобы предотвратить эту ужасную для всех патриотов судьбу. Но что они могли сделать?
Ханна занялась этим вопросом уже в те месяцы, когда лежала на больничной койке. Удивительно, что ее товарищи пришли примерно к тому же выводу, что и она.
«Германию, по нашему тогдашнему мнению, можно было спасти из безвыходной ситуации, если бы удалось создать благоприятную основу для переговоров о быстром окончании войны с помощью того, что самые важные ключевые позиции противника и центры его сопротивления были бы разрушены быстро следующими друг за другом ударами при бережном обращении с гражданским населением противника [в отличие от методов наших врагов! прим. Scriptorium]. К таким целям относились, кроме всего прочего, большие электростанции, гидроэлектростанции, самые важные предприятия и, в случае вторжения, военные корабли.
Наши соображения говорили нам, что этого можно было достигнуть, если бы нашлись люди, готовые технически подходящими средствами ударить по цели, чтобы поразить ее в самое сердце и сделать тем самым любой ремонт и восстановление невозможным. При таком использовании не было бы шанса для спасения собственной жизни.
…Такое использование самопожертвования требовало от людей, которые были готовы жертвовать собой, твердого убеждения, что никакие другие средства уже не могут принести спасение.
Это убеждение не имело ничего общего с неверно понимаемым идеализмом; так как оно было вопросом не только внутренней готовности, но также и самого трезвого расчета. Эта идея могла быть осуществлена только… если бы наверняка имелось такое оружие, которое гарантировало бы успех. Идее этого использования противоречило бы, если бы хоть одну человеческую жизнь поставили на карту необдуманно и бессмысленно».
Немцы в то время еще ничего не знали о японских летчиках-камикадзе.
К удивлению Ханны в Германии между тем было уже много людей, которых волновали подобные мысли. И это были отнюдь не безмозглые фанатики, а полностью счастливые, совершенно здоровые люди, которые убеждены, тем не менее, в том, что только через их жертву можно спасти страну, женщин и детей. Они убеждены, что такое самопожертвование, даже если бы оно потребовало бы жизни сотен людей, могло бы спасти сотни тысяч, если не миллионы наших солдат и жизнь гражданского населения, обреченного на террор бомбардировщиков союзников и Красной армии.
После основательного обсуждения с учеными и техниками Академии исследования авиации этот план был признан принципиально выполнимым с хорошими шансами на успех. «Управляемой бомбой» должна была служить пилотируемая планирующая бомба, а именно Me 328, уже существующая конструкция. Как альтернатива предусматривалась V-l («Фау-1»).
Чтобы получить заказ на разработку этого оружия, необходимо было дойти до наивысших руководителей и даже убедить Гитлера в их плане. Никому из ее товарищей не повезло с этим проектом. Случай приходит им на помощь. В конце февраля 1944 года Ханну вызывают в Бергхоф, чтобы дополнительно получить из рук Гитлера специальный документ для предоставления Железным крестом первой степени.
Только адъютант Гитлера по вопросам ВВС, полковник фон Белов, присутствует при их беседе. Она принимает драматический оборот. Сначала Гитлер категорически отказывается от идеи самопожертвования. К своему недоумению Ханна слышит, что он видит военное и политическое положение Германии в слишком розовом свете. Многие исторические параллели, которые он приводит в длинном монологе по этой теме, кажутся ей совершенно не обоснованными. Она возражает, что современное положение Германии несравнимо с этими примерами. Теперь Гитлер пытается производить впечатление на нее своими планами крупномасштабного использования специальных реактивных бомбардировщиков. Ханна испуганно выслушивает его сокровенные мечты. Забывая об авторитете Гитлера, она вдруг прерывает его громким замечанием: «Мой фюрер, вы говорите о внуке эмбриона!» Лицо полковника фон Белова застыло. Насколько он знал, пока еще никто не решался так резко возражать Гитлеру. С точным знанием этих еще находящихся в разработке машин Ханна разрушила его иллюзии.
Гитлер рассержен, но остается вежливым. Вопреки возбужденному настроению Ханна мужественно возвращается к своей просьбе. Наконец, Гитлер дает ей понять, что он должен подумать над ее планом, но в настоящий момент он еще не может принять решение.