В тоне лорда Генри не было рисовки или хвастовства. Клер подумала, насколько в этом отношении, как, впрочем, и во многом другом, он выглядел привлекательнее того же Меттерниха. И не удержалась:

— С господином австрийским канцлером вы, наверное, говорили сразу на всех языках, — сказала она, стараясь, чтобы эти слова услышал Меттерних.

— Господин канцлер отлично говорит по-английски и гораздо лучше меня по-голландски.

— Если бы мы все говорили на одном языке! — вздохнула Клер.

— Вы правы, мисс Глостер, — откликнулся Меттерних, — это способствовало бы созданию той самой мирной Европы, которую я бы хотел увидеть.

— И мы все, ваше превосходительство! — подключился к разговору хозяин дома — лорд Эштон, который хотя и не говорил на разных языках так же свободно, как австрийский канцлер, но был столь же решительным противником французской революции и насилия. Оба они всеми доступными путями боролись против распространения революционных идей по всему континенту. И победили...

Лорд Эштон продолжил обходить гостей. После его ухода беседа продолжалась уже за столом. В основном речь шла о послевоенной Европе, ее будущем устройстве. Графиня Рекстон вскоре потеряла интерес к дипломатическим дискуссиям и присоединилась к компании своих сверстниц.

Постепенно разговоры начали стихать, гости стали все чаще поглядывать на позолоченные каминные часы, и лорд Генри выразил готовность проводить графиню и Клер домой. Они попрощались и вышли на улицу. Стилтон помог дамам сесть в экипаж.

— Милорд, я должна вас поблагодарить за предоставленную возможность столько узнать и услышать, — сказала Клер. — Боже мой, как жаль, что я не родилась мужчиной! Непременно стала бы политиком!

— А я, мисс Глостер, — тихо ответил Стилтон, — благодарю бога за то, что он не создал вас мужчиной!

— Вы, милорд, не имеете никакого представления о нашей женской доле. Вот я, например, получила хорошее образование, помимо того, что выучила несколько языков. И что же? Зачем мне все это? Вы, мужчины, считаете, что наше предназначение в этой жизни заключается в ведении домашнего хозяйства и исполнении материнского долга. А я бы лично хотела делать и еще что-нибудь, помимо этого. Но кто мне позволит?

— Многие женщины, которые выходят замуж, рожают и воспитывают детей, ведут домашнее хозяйство, тоже оказывают немалое воздействие на политику, мисс Глостер, — чуть слышно ответил лорд Генри. — Взять, хотя бы, мадам де Шталь.

— Зачем вы приводите в пример жену голландского посла?

— Хорошо, пусть так. Ну, а графиня Ливен? Немка по происхождению, она докладывает в министерстве иностранных дел русского царя Александра обо всем, что слышит и видит.

— Опять же, не забывайте, она замужем за русским послом в Лондоне! Женщины, о которых вы говорите, милорд, это всего лишь счастливые исключения из общего числа!

— Возможно. Но если вы действительно захотите заняться чем-нибудь еще, кроме семейной жизни, то уверен: у вас, именно у вас, мисс Глостер, это непременно получится. Но, простите, мы заставляем вашу тетушку ждать. Всего хорошего!

6

— Клянусь, Клер, я не знала, что в Париже бывает так жарко, — ворчала графиня. — В Лондоне мы давно бы уже уехали за город на природу!

— Вы хотите вернуться в Англию, тетушка?

Клер с трудом заставляла себя говорить спокойно. Меньше всего она сейчас хотела уезжать из Парижа. Хотя действительно погода здесь стояла ужасная.

— Вернуться в Англию? — переспросила тетушка с заметным раздражением. — Уехать, оставив Эдварда на растерзание этой женщине?! Нет, милая! Я останусь в Париже до тех пор, пока Эми Уилтшир не покинет эти места! А она не уедет, пока не побывает на всех званых обедах и балах, запланированных на лето.

— И я тоже! — улыбнулась Клер, облегченно вздохнув. — Это замечательно, тетушка, что вы решили остаться в Париже! Если мой открытый экипаж вас устроит, мы могли бы после завтрака поехать за город. Утром мне пришлось отказаться от верховой прогулки из-за дождя. Но сейчас погода, похоже, наладилась, а в пригородных парках после ливня воздух особенно свеж. Может быть, леди Уилтшир разрешит Эдварду поехать с нами? В экипаже места хватит.

— Сомневаюсь!

— Давайте, тетушка, попытаемся уговорить эту даму. Пошлем ей записку!

И к Эми Уилтшир направился посыльный с письмом, содержавшим вежливую просьбу двух дам разрешить юному графу поехать с ними за город. К общему удовлетворению, разрешение было получено. Но при условии, что Эдварда будут сопровождать Гримс и слуга.

Первой упряжкой правила Клер. Рядом с ней сидел Эдвард, сзади — тетушка Рэкстон. На козлах второй пролетки, в которой ехали Гримс и Парминтер, восседал Джеральд.

Лошади весело цокали копытами, колеса быстро крутились, и вскоре шумный центр Парижа остался позади. Вдоль дороги тянулись зеленые рощицы, залитые солнцем луга, живописные загородные усадьбы. Эдвард громко восхищался искусством, с которым Клер правила лошадьми.

Примерно через час они въехали в дубовую рощу, через которую весело бежал ручей с кристально чистой водой. Клер, решив, что лучшего места для небольшой трапезы не найти, придержала лошадей.

— Как вы относитесь к тому, чтобы перекусить, тетушка? Здесь так красиво и прохладно!

— Действительно прекрасное место! Давайте остановимся.

Коляски свернули с дороги на солнечную поляну. Пока Парминтер и Джеральд поили и мыли лошадей, Клер попросила Гримса принести корзинку с едой и расстелить прямо на траве скатерть. Графиня, Клер и Эдвард расположились на подушках вокруг этого импровизированного стола и принялись за сандвичи, поджаренные куриные ножки и салаты. Гримс и слуги расположились поодаль. После памятной прогулки в Булонском лесу Клер чувствовала растущую антипатию к этому человеку и решительно пресекала всякие попытки с его стороны к сближению.

Свежий воздух, прекрасная погода в значительной мере способствовали хорошему аппетиту, и корзина с продуктами очень скоро опустела. Пора было двигаться дальше.

— Разрешите мне править лошадьми, Клер? — сказал Эдвард, в голосе которого слышалась почти мольба. — Пожалуйста, я так хочу!

— Вы когда-нибудь держали в руках вожжи?

— Мне приходилось управлять коляской, запряженной пони, И еще папа несколько раз позволял мне править упряжкой своего экипажа. Правда, сам сидел рядом. Он говорил, что учиться никогда не рано. А сейчас мне уже тринадцать лет!

— Тогда садитесь рядом со мной, берите вожжи и — с богом! Только очень осторожно! Не забывайте, что нам будут попадаться встречные экипажи, коляски, крестьянские телеги. Боже вас упаси с ними столкнуться!

Клер улыбнулась мальчику и передала ему вожжи. Эдвард почти с благоговением взял их, и коляска тронулась. Прошло совсем немного времени, и стало ясно, что юный граф освоился с упряжкой и безупречно правит лошадьми.

— Настанет день, Эдвард, и вы превзойдете мастерством самого лучшего кучера, — похвалила его Клер.

На лице мальчика заиграл румянец от столь лестных слов. Графиня же смотрела на внука с немым обожанием.

— Папа прекрасно правил лошадьми, — вновь заговорил Эдвард. — И хотел научить меня. А вот мама... — Тут голос мальчика стал грустным, и улыбка исчезла с лица. — Мама никак не хочет согласиться, чтобы у меня был свой экипаж.

— А почему бы вам не обратиться к бабушке? — моментально подхватила тему графиня Рэкстон. — Ведь она, как-никак, ваша опекунша. Думаю, ей без особого труда удастся уломать вашу матушку!

— Великолепная мысль! — воскликнул Эдвард, повеселев. — Непременно ею воспользуюсь, причем в самое ближайшее время!

— Вот и хорошо, — заключила разговор Клер. — А сейчас дайте-ка мне вожжи: мы подъезжаем к городу.

Эдвард с явной неохотой отдал вожжи девушке и недовольно проворчал:

— Если бы у меня был свой экипаж, то я мог бы съездить в Ватерлоо. Правда, мама об этом и слышать не хочет!