Вот тогда Красс, по всей видимости, и понял, что погорячился. В серой и безликой массе сенаторов, как в пуховой перине, глохли честолюбивые начинания мало-мальски заметной личности, а политическим тяжеловесам прошлых лет вообще не давали дышать. Впрочем, тяжеловесов тоже почти не осталось. Умер Катул, Цезарь был в далекой Испании, Цицерон запутался в семейных дела, тоже связанных с Клодием, и то, что этот хлыщ, который становится личным врагом великого оратора, правил бал в Риме, тоже дурно свидетельствовало о временах и нравах.

Отсутствие Цезаря, как ни странно, не влияло на его популярность. Скорее, напротив, его удаленность от мелких склок вокруг Помпея и прочих дрязг создавало ореол серьезного политика. А то, что он был в курсе всех событий в Риме и внимательно следил за ними, не подлежит сомнению. Его поразительные способности в эпистолярном жанре поражали современников, он переписывался со своими друзьями и союзниками, не только находясь вдали от них, но и пребывая в Риме. И будто бы он умел диктовать несколько писем одновременно.

Цезарю исполнилось сорок лет в 60 году до P. X., и он уже мог претендовать на пост консула, выборы которого должны были проходить в следующем году. Не теряя времени, Цезарь возвращается в Рим. Возможно, кто-то поторопил его с возвращением, и не исключено, что это был Красс.

Если верить Плутарху, именно Цезарь стал вдохновителем союза, который вошел в историю под названием «первый триумвират».

«Цезарь же, едва возвратившись из провинции, стал готовиться к соисканию консульской должности. Он видел, что Красс и Помпей снова не ладят друг с другом, и не хотел просьбами, обращенными к одному, сделать себя врагом другого, а вместе с тем не надеялся на успех без поддержки обоих. Тогда он занялся их примирением, постоянно внушая им, что, вредя друг другу, они лишь усиливают Цицеронов, Кату лов и Катонов, влияние которых обратится в ничто, если они, Красс и Помпей, соединившись в дружеский союз, будут править совместными силами и по единому плану. Убедив и примирив их, Цезарь составил и слил из всех троих непреоборимую силу, лишившую власти и сенат и народ, причем повел дело так, что те двое не стали сильнее один через другого, но сам он через них приобрел силу и вскоре при поддержке того и другого блистательно прошел в консулы».[68]

Триумвират, использующий такие ресурсы, как ветераны Помпея, всадники Красса и популярность Цезаря, был непобедим. До поры триумвират действовал скрытно, не афишируя себя.

По другим версиям, инициатором составления тройственного союза был Помпей, которому окончательно надоели интриги сенаторов и собственное бессилие. Но, судя по согласованности и, главное, своевременности действий, у того, кто их координировал, был холодный и расчетливый ум финансиста. Второе примирение Красса и Помпея, в отличие от первого, имевшего место благодаря сну, в котором Юпитер велел им жить в дружбе, давало им шанс не только на политическое выживание, но и на реванш.

Впрочем, любая версия не умаляет достоинств Цезаря: он использовал все возможности для достижения своей цели.

А целью этой было, естественно, консульство.

Выборы, выборы…

Подготовку к выборам Цезарь начал еще в Испании. Он вел переговоры о совместных действиях во время выборов с неким Луцием Лукцеем, весьма состоятельным римлянином. Денежные дела Цезаря пока еще оставляли желать лучшего, поэтому тандем с богатым, но не пользующимся сколь-либо значительной популярностью кандидатом был ему выгоден.

И вот он получает известие о сроках, в которые кандидаты должны заявить о своих притязаниях на консульство. Сроки поджимают, и Цезарь стремительно оставляет пост наместника и, как мы знаем, не дождавшись «сменщика», быстро движется к Риму и успевает добраться до границ города буквально за день до окончания приема заявок.

Но перед ним встает нелегкий на первый взгляд выбор. День триумфа, который несомненно добавил бы ему славы и гарантированной победы на выборах, назначался Сенатом. Не так давно Сенат уже отказал не какому-то наместнику Дальней Испании, а самому Помпею Великому в небольшой отсрочке. Цезарь прекрасно понимал, что, пока будет дожидаться решения, все положенные сроки пройдут. Он был в курсе интриг, которые плел Катон, принципиальность которого не мешала продвигать на консульский пост своего зятя, сенатора Марка Кальпурния Бибула.

«Лицам, домогающимся триумфа, надлежало оставаться вне Рима, а ищущим консульской должности — присутствовать в городе. Цезарь, который вернулся как раз во время консульских выборов, не знал, что ему предпочесть, и поэтому обратился в сенат с просьбой разрешить ему домогаться консульской должности заочно, через друзей. Катон первым выступил против этого требования, настаивая на соблюдении закона. Когда же он увидел, что Цезарь успел многих расположить в свою пользу, то, чтобы затянуть разрешение вопроса, произнес речь, которая продолжалась целый день. Тогда Цезарь решил отказаться от триумфа и добиваться должности консула».[69]

Можно смело предположить, что Цезарь, выбирая между почестями и властью, недолго колебался. Он трезво понимал, что слава и почести, даже высшие почести, преходящи и хотя триумф станет большим достижением его рода, с кредиторами рассчитаться он не поможет. К тому же потерянный год, если он не успеет выставить свою кандидатуру, может привести к банкротству — испанских денег хватило, чтобы погасить лишь малую часть долгов. Тогда как власть высшая утихомирит заимодавцев, а в будущем даст возможность обогатиться. И шансы на новый триумф возрастут, хотя до сих пор, как правило, римлянину предоставлялся один триумф в жизни. Но вряд ли Цезарь считал себя заурядным римлянином, да и пример Помпея, трижды триумфатора, стоял перед глазами.

Выборная кампания велась, как водится, грязно, стороны подкупали влиятельных избирателей направо и налево. Строгий в вопросах взяточничества Катон вел себя на редкость тихо.

Как свидетельствует Светоний, «соискателей консульства было двое: Марк Бибул и Луций Лукцей; Цезарь соединился с последним. Так как тот был менее влиятелен, но очень богат, они договорились, что Лукцей будет обещать центуриям собственные деньги от имени обоих. Оптиматы, узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания и многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что это совершается подкуп в интересах государства».[70]

Победа Цезаря была сокрушительной, но Лукцей не прошел. Вторым консулом стал Бибул, честолюбие которого еще в бытность эдилом было ущемлено, поскольку он оставался в тени Цезаря.

Катон, понимая, что Бибул не является серьезным конкурентом, заранее готовит Цезарю западню с дальним прицелом. Консулам после окончания годового срока предстояло служить наместниками в провинции. А по закону, введенному еще Гаем Гракхом, распределение их по месту службы производилось до того, как становились известными имена победителей на выборах. Наместник в богатой провинции — такое доходное и перспективное будущее для Цезаря — было совершенно невыносимо для Катона.

Его красноречие, как всегда, убедительно. Катон, несмотря на весь свой консерватизм и приверженность старым римским добродетелям, готов во имя Республики слегка поступиться принципами. Он предлагает консулов, которых выберут на 59 год до P. X., отправить после завершения срока консульства не в провинции, а ради общего блага оставить в Италии, наводить порядок в тех местах страны, где распоясались разбойники. Иными словами, в лице Катона, по свидетельству Светония, «оптиматы позаботились, чтобы будущим консулам были назначены самые незначительные провинции — одни леса да пастбища».